Убить перевертыша

— Пожалуй что нет.

— И я пожалуй что нет. И все же верю: кто-то нас пасет. Не могу отделаться от мысли, что планета Земля — это вселенский заповедник. Такой, каким был задуман изначально. Взять хотя бы расположение Земли в планетной системе. 150 миллионов километров от Солнца — оптимальное для жизни расстояние. На десять процентов ближе к светилу — и все бы сгорело, на десять процентов дальше — и все бы замерзло. А взять Луну? Ее видимый диаметр в точности совпадает с диаметром Солнца. Да много чего еще, говорящего об исключительности нашего бытия во вселенной. Как не поверить в высшее организующее начало?..

— Представьте себе, я думаю точно так же, но вижу это начало не в виде существа с седой бородой, сидящего на облаке, а как некую абстрактную силу, всеобщий закон.

— Конечно, закон, — согласился Бутнер. — Второй закон термодинамики. Всякая система, не имеющая свыше себя организующего начала, стремится к распаду.

— Доказательство — Советский Союз, — воскликнул Сергей. — Как только развалили организующее начало…

— Я имел в виду не компартию, а религию.

— Пусть религия или что-то другое — монархия, просто имперская власть, но обязательно — высший закон сохранения государства…

— А насилие? — заинтересованно спросил Бутнер.

— Увы, из распада не выйти без насилия.

— Если вы о вашей стране, то скажу: поздновато хватились.

— Да ничего наши московские господа не хватились. Ничего они не поняли, мать их!..

Он грубо выругался по-русски, спохватился, испуганно глянул на Бутнера. Тот сидел все такой же бесстрастный, но глаза его блестели насмешливо, и Сергей догадался: понимает по-русски.

— Вот мы и пришли к общему знаменателю. Нужно организующее начало. Раньше это касалось одного племени, затем союзов племен, государств, а теперь — во всепланетном масштабе. Вы согласны?

— Предположим, — неопределенно ответил Сергей, чувствуя за этими словами какой-то подвох.

— Если согласны, то почему вы, да, да, лично вы служите не общему, а частному?

— Что вы имеете в виду?

— Ваш визит в Штутгарт. Мне известно, зачем вы сюда приехали.

Сергей почувствовал, как вдруг похолодели пальцы рук — первый признак чрезмерного волнения, от которого, как ему всегда казалось, вот-вот остановится сердце. Он потянулся к бокалу, жадно выпил его почти до дна. Взял орешки с вазочки, принялся старательно жевать, не ощущая никакого вкуса. И вообще он ничего не ощущал в эту минуту: все силы уходили на то, чтобы не выдать себя, оставаться спокойным. Он тянул время, собирая разбегавшиеся мысли, и ждал, ждал, что еще сболтнет "гостеприимный хозяин".

— Итак, мы оба одинаково считаем, что человечество находится на переломном этапе своего развития. Я даже думаю: правы те, кто пугает нас смертельной болезнью цивилизации. Что ж, кризис есть кризис, кто-то должен пострадать, а кто-то взять на себя организующую роль.

— Роль Господа Бога? — ехидно спросил Сергей.

Он уже опомнился и размышлял над тем, что, как и подозревал, влип в очередную историю, да такую, из которой если удастся выбраться, то уж точно придется ставить свечку в храме.

— Да, если угодно, — спокойно продолжал Бутнер. — Только в роли Господа Бога будет не один человек. Это будет тот самый "золотой миллиард", о котором вы упомянули, миллиард наиболее способных и умных. Вы же не будете возражать, что именно умные и способные должны быть тем самым огранизующим началом?

— Не буду, — буркнул Сергей. И подумал о том, к каким бедам привело в Советском Союзе всевластие чужаков и дураков.

— И вы не будете возражать, что умных и способных не так много. Во всяком случае, не больше одного миллиарда?

Сергей открыто вызывающе усмехнулся.

— Это похоже на социал-дарвинизм. Искусственный отбор…

— Когда речь идет о такой громадной цифре, как миллиард, то, скорее, естественный…

Сергею вдруг стало скучно. Ясно было, что этот благополучный господин уже примерил на себя Божьи одежды. Умный мужик, ничего не скажешь, но все у него не по-русски. По-русски — это как Бог даст, так и правильно. На авось? Но, может быть, это как раз и вернее, чем придуманное кем-то смертным организующее начало…

— Вижу, что не убедил вас. Но я знаю: вы об этом будете думать. И рано или поздно вы согласитесь, что путь в будущее для неорганизованной толпы чреват куда большими жертвами. Да вы и сами об этом говорили. И мне кажется, что ваше место, при определенных, разумеется, условиях и действиях с вашей стороны, может оказаться не то что в золотом миллиарде, а, может быть, даже и в алмазном миллионе.

— Есть и такой?

— Нет, так будет. Людям некуда деться. И у вас для этого имеется все…

— Кроме миллионов.

— Каких миллионов?

— Долларов, разумеется. По рублям-то я давно уж миллионер.

— Способности не купишь, а деньги — дело наживное. Если пожелаете, будете их иметь.

— Каким образом?

— Об этом вам скажут. Прощайте.

Он резко поднялся, отступил от стола и сразу исчез за черной портьерой, висевшей позади него.

Плотный ворс паласа скрадывал шаги, и Бутнер совершенно бесшумно прошел в другую комнату, где его ждал Майк.

— Забирайте, — холодно бросил Бутнер.

Майк вскочил.

— А что архив?

— Архив надо взять. Любой ценой. Этот человек, несомненно, что-то знает о нем.

— А если не скажет?

— Любой ценой, — повторил Бутнер. В его голосе слышалось раздражение. — Что-то не ясно?

— А потом? Куда его? Если отдаст архив…

— Если отдаст, пусть уезжает. Мы за ним понаблюдаем. Экземпляр интересный, может быть, даже перспективный. Но нужен глаз да глаз.

24

И опять Сергею вспомнилась сказка про Кота в сапогах. Великан в сказке тоже внезапно появлялся и исчезал. И превращался в кого хотел. А Бутнер? Попросить бы его превратиться, скажем, в муху. Вдруг получилось бы. А потом — хоп! — и прихлопнуть…

Он засмеялся, допил вино и встал. Подумал, что великан-то в сказке был не просто добрый малый, а настоящий людоед. Про Бутнера такого не скажешь. Но вот посидели, выпили, поговорили вроде бы по-приятельски, а на душе муторно и тревожно.

Сергей ходил по лоснящимся черно-белым геометрическим фигурам паркета и ждал, что будет дальше. Дошел до раскрытого настеж окна в конце зала, выглянул и отшатнулся: за окном был провал. Скала обрывалась метров на сто, и там, внизу, начинался другой склон, заросший лесом. Снова выглянул, уже спокойнее. Дождь перестал. Воздух, настоянный на ароматах горных лесов, казался густым.

Кто-то вошел в залу, и, похоже, не один. Оглянувшись, Сергей увидел Пауля и Майка, усаживающихся за стол.

— Вы тут пировали, а мы слюной изошли, — по-русски сказал Пауль.

— Мы не пировали, мы беседовали, — по-немецки ответил Сергей.

— Ах да, конечно. Коллеги же… И до чего добеседовались?

Сергей пожал плечами.

— Видал? — повернулся Пауль к Майку. — Вот что значит общение с великим человеком. У нашего гостя сразу изменился тон.

— Если я вам больше не нужен, отвезите меня обратно, — сердито сказал Сергей.

— Очень даже нужен. Только… вы позволите и нам немного выпить?

Пауль паясничал, что было на него совсем не похоже.

А Майк угрюмо молчал. А Сергей, внимательно наблюдавший за обоими, старался унять нервную дрожь. Ясно было: они от него чего-то хотят. Получить архив? Но он сам не знает, где его искать. У Фогеля? Но не блефует ли Фогель?

Всего непонятней был Бутнер. Зачем ему понадобилась эта премудрая беседа? Кто он, Сергей, чтобы с ним цацкаться? Таких доморощенных мудрецов в России-матушке — пруд пруди…

Он все думал об этом, и когда шли к машине, и когда ехали по чисто промытам дорожкам.

День разгуливался. Небо теперь застилала лишь тонкая пелена, сквозь которую проглядывало солнце.

Майк гнал машину так, что порой было по-настоящему страшно. Но Сергей ничего не говорил ему. Ясно было, что теперь сохранность его персоны не гарантировалась. Он все ждал подтверждения этого своего вывода. И дождался. Когда въехали в буковый лес, Майк остановил машину.