Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 60



Черт-те что лезло в голову. Ведь если поверить, то должен быть кто-то слишком всезнающий и всевидящий, занимающийся этим? И, стало быть, поездка Сереги Новикова в Германию не так уж безопасна?

Он покосился на Кондратьева и увидел, что тот тоже с интересом наблюдает за ним.

— Что-то беспокоит?

— Я вот думаю, стоит ли встречаться с Новиковым на вокзале?

Кондратьев сбросил скорость, скатил машину на обочину, остановил.

— Подышим?

— Давайте.

Они вылезли из машины, перепрыгнули кювет, по мокрой траве отошли несколько шагов.

Запахи влажного леса, ароматы умытой хвои были ощутимо густы. Чистый сосновый лес подступал к самой дороге. Высокий умиротворяющий шорох наполнял пространство. Время от времени по дороге с обвальным шумом проносились машины, и опять обволакивал монотонный шелест сосен, в который хотелось вслушиваться.

— Я ведь должен буду что-то передать Новикову?

— Небольшой пакет.

— Больше ничего?

Кондратьев засмеялся.

— Интересуетесь, что в пакете? Обычный подарок. Шарфик, всякая бытовая мелочишка.

— Будет письмо?

— Обычные приветы. Ни шифров, ни симпатических чернил. Любому можно читать. А вот адрес надо будет запомнить… Для вашего друга риск, я думаю, минимален. Приехать, передать, взять ответный подарок, привезти в Москву. Ответное, правда, может быть посолидней, чемодан или что-то такое.

— Давайте вернемся. Я договорюсь с Новиковым, чтобы притормозил где-нибудь по дороге? Там и передам.

— Ну, что ж, — сразу согласился Кондратьев. — Тогда уж вам и провожать не надо. На Белорусском я посмотрю, что и как.

— Но ведь вы Новикова не знаете.

— Знаю, — с обезоруживающей уверенностью сказал Кондратьев.

— Откуда? — машинально спросил Мурзин, и смутился наивности вопроса.

Кондратьев сделал вид, что не заметил его смущения, спросил:

— Что вы потом намерены делать?

Мурзин понял, о чем речь. Но он сам не знал, куда теперь ехать и как себя вести, и потому неопределенно пожал плечами.

— В райцентр пока не ездите. Отправляйтесь домой и ведите себя так, будто ничего не случилось.

— А сигареты под подушкой?

— Они подумают, что «пачка» не сработала, и попытаются ее выкрасть. А мы попытаемся за ними понаблюдать.

— Мы — это кто?

— Я, вы и другие.

— Может, пожить пока не дома? Вдруг они еще какие-нибудь «сигареты» подложат?

— Не думаю. У них была такая возможность, когда взяли вас в «Москвиче». Но вы живы, и это значит, что вы нужны им живой.

— Зачем?

— Вот это нам и предстоит выяснить. Поехали.

Они вышли из леса, сели в машину и, круто развернувшись, помчались обратно, во Фрязино.

13



Печально, когда приезжающего не встречают. Но не менее грустно, когда тебя, отъезжающего, никто не провожает. Сергей всматривался в лица на перроне, надеясь увидеть хоть кого-нибудь знакомого. Но все были чужие. Прохаживались важные дамы и господа, то ли дипломаты, то ли раздобревшие на узаконенном воровстве "новые русские", которые чаще всего вовсе и не русские. Сгружали с тележек бесчисленные узлы и коробки картинные типажи международных барахольщиков негроидно-монголоидно-кавказского вида. Вагоны, похоже, набивались добром по самые крыши. Оказывается, было что вывозить из разграбленной России. Несмотря на истошный визг демократов, что-де пусто на российских просторах без западно-товарной мишуры.

Жена провожать не поехала, заявив, что он не маленький, а ей надо на работу. И Ленку не пустила: "В электричках полно хулиганья". Мурзин тоже сказал, что не приедет на вокзал, поскольку, де-так надо. Все было понятно и объяснимо. Однако же тошно было Сергею, тошно и одиноко. Согревал лишь маленький лучик — мысль о том, что уже послезавтра он увидит Эмку. Что-то странное творилось с ним, когда он вспоминал о ней. Девчонка каким-то образом умудрилась завладеть если не сердцем — больно громко звучало бы! а думами — точно.

Его место в вагоне оказалось в узком, как шкаф, купе на двоих, полки одна над другой. Был в купе игрушечный столик и даже умывальник, столь же крохотный. Посидев в одиночестве, Сергей выглянул в коридор. Пассажиры топтались возле своих купе, устраивались. А к нему никто не входил. Поколебавшись, он достал бутылку коньяка, из тех, что вез с собой. Требовалось все же отметить такое важное событие — благополучный отъезд. Разложил на столике закусь, налил пластмассовый стаканчик.

— Ну, Господи благослови! — сказал со вздохом. — Почнем. За то, что было, что будет, ну и, как положено, третью — на чем сердце успокоится.

Выпил и задумался. Что было? Много чего было, и давно, и недавно. Вспомнилась Эмка. Как она в тот раз, сидя перед ним, основательно набравшимся по случаю радостной встречи, составляла его словесный портрет: "Нос так себе, немножко картошкой, уши обыкновенные, глаза карие, насмешливые, но очень добрые, красивые, а губы… губы потрогать хочется". «Потрогай», — сказал он тогда и потянулся через стол. И поцеловал мягкие подушечки пальцев, пахнувших конфетами, и цапнул зубами, и тут же отпустил, испугался…

— Ладно, — одернул он себя. — Выпьем вторую. За то, что будет.

Опять налил стаканчик, проглотил содержимое, сжевал домашний пирожок. И снова подумал, что жена не так уж и не права была, намекая на Эмку. Эта тихая девчонка с большими задумчивыми глазами и в самом деле, как наваждение, привязалась к нему. Что же будет, когда увидит ее? Обнимет, ну, поцелует, не без этого. И на том что — сердце успокоится? Вряд ли…

Дверь внезапно резко отъехала в сторону, и на пороге возникло нечто ослепительное. Золотые волосы по плечам, какие показывают по телику, когда рекламируют шампуни, ноги, открытые по самое некуда, как на рекламе колготок. А посередине нечто туго обтянутое, готовое порвать блузку.

И голос у неожиданного видения оказался выдающимся.

— Проводник, так вот же свободное место.

— Но здесь же мужчина, — послышалось из коридора.

— Ну и что?

— Вам будет неудобно. И пассажиру тоже…В одном купе…

— Да? — Она бесцеремонно оглядела Сергея. — Вам что, обязательно нужен мужчина?

Вопрос был явно двусмысленный, и Сергей смутился.

— Разве я возражаю? Наоборот…

Из-за плеча нахальной пассажирки высунулась форменная фуражка проводника и показались глаза, недоуменные и восторженные.

— Слышите? Пассажир предпочитает наоборот. — И резко повернулась к проводнику. — Этот поезд куда идет? В Европу? А вы консервативны, как азиат.

— Да я что? Мне бы только не жаловались.

— Пассажир не будет жаловаться.

Она решительно втащила в купе чемодан и три разномастные коробки.

— Ложитесь внизу, — галантно предложил Сергей.

— А вам обязательно, чтобы женщина была внизу?

И опять откровенная двусмысленность вопроса заставила смутиться.

— О, да вы пируете! — воскликнула дама, будто только сейчас увидела бутылку на столе. — Охотно присоединяюсь.

Дверь отодвинулась, в щель просунулась восторженная физиономия проводника.

— Помощь требуется?

Дама расхохоталась.

— Нет, нам помощь не требуется.

Она с треском оторвала скотч от коробки, выкинула на сиденье несколько книжек в одинаковых черных переплетах, вытянула за горлышко длинную бутылку, принялась выкладывать на стол магазинные упаковки закусок.

— Закусывайте, не церемоньтесь. Мне нравятся бесцеремонные мужчины.

Сергей взял одну из книжек, погладил атласно нежную кожу обложки. Это была и не книжка вовсе, а большой блокнот-справочник с названием, оттиснутым золотом, «Adjutant». На рекламные надписи, на множество справочных наименований и цифр он не обратил внимания, а вот обложку, твердую и в то же время мягкую, как девичья кожа, хотелось гладить и гладить.

— Нравится? Дарю.

Наклоняясь к столу, она то и дело прижималась к Сергею плечом, коленкой, а то и грудью, податливой, как полуспущенный воздушный шарик. Он отстранялся, тщетно пытаясь собрать расползающуюся свою волю.