Убить перевертыша

9

Взялись за него всерьез — это было ясно, как день. Кто? Зачем? Почему? Тут была сплошная темная ночь. Кому он наступил на хвост, сам того не заметив?

Нападение в лесу он еще не воспринял всерьез и чувствовал себя неловко, когда вспоминал о том, как испугался зонтика. Вдруг ничего такого не предполагалось? Но "пачка сигарет", подложенная под подушку, заставила задуматься. Сапер в звании старшего лейтенанта, приглашенный военкомом, быстро «распечатал» ее и показал Мурзину аккуратно упакованный чурбачок размером со спичечный коробок.

— Нажимного действия, — разъяснил старший лейтенант. — Стоило положить голову на подушку и…

— Голова долой, — продолжил военком.

— Насчет головы не знаю, но рельс перешибет, это точно.

Этаким любителем черного юмора оказался старший лейтенант. Сказал, даже не улыбнулся.

Два дня Мурзин просидел на конспиративной квартире, которая еще недавно была в его распоряжении, а теперь не заселялась только потому, что никто не знал о ней как о бесхозной. Два дня знакомые по старой работе «мальчики» наблюдали за его домом. Ничего заслуживающего внимания, как и предполагалось, не обнаружили. «Электрик» больше не появлялся, да и не мог появиться: тайные службы не любят повторяться — это Мурзин знал. Значит, надо было ждать с их стороны чего-то новенького, неординарного. А этого, сидя в схроне, не дождешься.

На третий день Мурзин вернулся домой усталый, как после дальней дороги. Долго осматривался, пока убедился: никто в квартиру не заходил. Он помылся, выпил для настроения рюмку коньяка и принялся бриться. И как раз в этот момент раздался звонок в дверь. Вытерев лицо полотенцем, Мурзин пошел открывать. За дверью стояла знакомая почтальонша тетя Нюра, и вид у нее был такой, что Мурзин испугался.

— Что случилось?

Тетя Нюра мотнула головой.

— Вам повестка… Из прокуратуры.

На серой, грязноватой на вид бумаге был стандартный текст, гласивший, что ему, гражданину Мурзину Александру Ивановичу, надлежит явиться в районную прокуратуру к следователю Овсянникову и что в случае неявки… Дальше он не читал, подумал, что, видно, редки в военном городке такие повестки, если почтальоны переполошились.

— Ну, и что такого?

— Да как же… Из прокуратуры.

— Ничего особенного. Вызывают, как свидетеля.

— А свидетелей тоже… в случае неявки?

— И свидетелей.

— А-а, — недоверчиво протянула тетя Нюра. — Распишитесь. Вот тут.

Он расписался в получении, снова глянул на повестку и вдруг увидел, что явиться к следователю надо было еще позавчера. Обычное дело при современном почтовом бизнесе. Два дня просрочки — эко дело, бывает и две недели.

— Э-э, нет, тетя Нюра. Напишите-ка на повестке сегодняшнюю дату и распишитесь.

— Я не виновата. Только что получили.

— Да кто вас винит? Виноватых сейчас вообще нигде нет. Отменены виноватые.

— Указом президента?

Он искренне и громко расхохотался.

— Это вы в самую точку, тетя Нюра.

Она растерянно похлопала глазами и попятилась за порог. Мурзин закрыл за ней дверь, еще раз посмотрел на повестку и разозлился: хоть бы написали, что вызывается в качестве свидетеля, хоть бы зачеркнули слова угрозы в случае неявки…

Добриваясь в душной ванной, он все накачивал себя злостью и, когда снова затрещал звонок, уже не вытираясь, шагнул к двери. И сообразил: звонит телефон.

— Да! — крикнул он в трубку.

— Ты чего такой злой?

Голос был далекий, еле слышный.

— Серега, ты, что ли? Чего звонишь?

— Вот тебе на! Разве у нас нет общего дела? Я тебе второй день дозваниваюсь.

— Что стряслось?

— Я в субботу уезжаю.

— Куда?

— Вот тебе на…

— В какую субботу?

— В эту. Послезавтра. Так что придется тебе оторвать задницу от дивана.

— А виза?

— Виза не проблема, если есть деньги.

— У тебя-то они откуда?

— Не задавай социалистических вопросов. Тут очень кстати одно дельце подвернулось, дорогу и все прочее оплачивают…

Мурзин помолчал, переваривая неожиданную информацию. Не любил он ничего, что подворачивается кстати.

— Не нравится мне…

— Не боись, старик, все — о, кей!

— Не нравится мне твоя уверенность.

— А что тебе нравится?

— Ладно, до встречи. Завтра я у тебя.

Положив трубку, Мурзин задумался. Всякие тутошние неотложки можно отложить. Но ведь надо еще доехать до Москвы, найти Кондратьева. А тому, может, понадобится еще кого-то найти, чтобы взять для Сергея нужную информацию…

Уезжал он ночным поездом с твердым намерением отоспаться в вагоне. Духота сонного купе после свежего воздуха была оглушающей. Но Мурзин знал: именно она-то и поможет поскорей отключиться. Говорят же, что избыток углекислоты способствует сну. Вон как кошки спят — уткнувшись носом себе в живот. А еще говорят: чем реже дышать, тем дольше жить…

Расстилая постель на верхней полке, он думал о том, что разных теорий потому и навыдумано много, что много жизненных ситуаций, к которым они подошли бы. Вот если бы требовалось не спать, он обязательно вспомнил бы другую медицинскую теорию — о пользе свежего воздуха.

А еще надо было перед сном прогуляться в туалет. Это тоже основа крепкого сна. Чтобы не снились всякие разные потребности, не будили.

У открытого купе вагонной проводницы, некрасивой и неопрятной толстушки, стоял парень лет двадцати пяти, в накинутом на плечи сером пиджаке, заговаривал ей зубы.

— Там свободно? — спросил его Мурзин, кивнув на дверь туалета.

Парень жуликовато отвел глаза даже вроде бы, сгорбился.

— Там свободно, а здесь занято, — сказал он и захохотал неестественно громко.

Заперевшись в тесном дергающемся туалете, Мурзин долго тер лицо теплой, с запахом железа водой из-под крана и все думал об этом парне. Чего, казалось бы, такого? Обычный флирт, кои на просторах великой родины в каждом поезде. Но что-то было в его поведении, заставляющее думать, что парень, всего скорей, пасет кого-то, едущего в этом вагоне.

Решил проверить. Выходя из туалета, тронул вдруг напрягшегося парня, спросил:

— Вагон спит, а служба идет?

Парень растерянно отвел глаза и промолчал.

А утром он увидел этого парня на перроне Павелецкого вокзала разговаривающим с каким-то человеком в легкой шляпке на голове.

Мурзин прошел мимо них, заметив скрытый интерес к своей персоне, и, как в воду, погрузился в вокзальную толчею. Обычно люди в толпе быстро теряются, но человек в шляпке теряться не хотел, то и дело попадался на глаза, как Мурзин ни крутился между киосков, лотков, узлов и баулов, горами громоздившихся посреди залов. Это означало только одно: пасут не кого-то, а именно его. Он не знал, кому это нужно и зачем, но по давней привычке никому не давать информации о себе, решил оторваться. Способов в его арсенале было немало, и ему удалось это уже через несколько минут.

Из первого же таксофона Мурзин позвонил Кондратьеву, но телефон у него молчал. Заливался долгими трелями и телефон Новикова во Фрязине. Не вешая трубку, Мурзин некоторое время стоял в кабине, соображая, что теперь делать. Решил сэкономить время и съездить пока в райцентр к следователю.

От вокзала до вокзала по кольцевому метро долго ли? Уже через полчаса Мурзин сидел в вагоне электрички, вполне довольный собой. Электричка оказалась последней перед обычным на подмосковных железных дорогах двухчасовым перерывом в движении поездов, и получалось, что разговор со следователем придется как раз на "мертвое время". Потом поезда пойдут один за другим и он успеет в Москву к обеденному времени. Нынче — не прежде, в кафе-ресторанах нормальные люди не обедают: кто может, бегут домой. А значит, и Новиков и Кондратьев всего скорей будут дома…

Однако следователя Овсянникова на месте не оказалось, и возникла дилемма: ждать или возвращаться в Москву и приехать сюда позднее? Он совсем уж собрался уходить, как пришел следователь, щеголеватый господин с бегающими глазами, раскрасневшийся, должно быть, после сытного обеда.