Персональное дело

Уважали Бунчука за основательность. У других прогулы случались или какая-то другая волынка, а он, пусть всю ночь глаз не сомкнет, утром, пусть с похмелья, заступит на смену. Никого не подводил Хорош парень, коль никого не подводил. Разве не хорош?.. Вот выпивал, правда, частенько и не в меру. А как шел на танцы с дружками, так и вовсе набирался основательно, до предела выносливости. Известное дело, для храбрости, для куража - знай судостроителей!

Опять же, прощали за молодость, за трудолюбие, за улыбку. К случаю припоминались поговорки: "Не пьет только телеграфный столб, у него чашечки вверх дном", или "Не пьет только сыч...", или "...Иисус Христос". Поговорки все были на один манер, изменялось одно объяснение: сыч, тот сухой оттого-то, Христос оттого-то. А Витька Бунчук живой человек, ему от рюмки особой беды не станется.

Значит, вот так и жил. Утром на заводе, вечером в оркестре, потом на танцах. По воскресеньям или в праздник приезжал к отцу в гости. Хотя всего-то восемнадцать лет было к той поре Бунчуку, выглядел он солидно, справил себе красивый костюм и носил под него белую сорочку В Васильевке он ходил степенно, видимо важничая, как бы показывая себя со всех сторон: широкоплечий, смугловатый, с сильными руками. Здесь он чувствовал себя не мальчишкой, а по меньшей мере ровней взрослым мужикам. Он останавливался, курил вместе с ними, говорил, что на заводе ему платят до двух сотен, а работа хоть и нелегкая, но зато после смены сам себе хозяин.

И все же дома ему нравилось. В Николаеве он был - будто бы в гостях. Но признаться в этом было невозможно! Признаешься - пропадет для других твоя необычность, твоя городская праздность в деревне. Здесь видели, что Витька упорный хлопец и добивается своего. А по сути, он и в Николаеве был в гостях, и дома не дома.

И в городе не городской, и в деревне не деревенский? Но пока он дома праздник. Пей, гуляй, заводи песню, - поддержат по-родственному, по-соседски.

Надо сказать, что Бунчук хоть и улыбчивый был, да если что не по нем, вдруг сверкнет темными глазами и своего не уступает. Не любил, когда его обгоняли в чем-то: в работе, в спорте. Тогда он готов был из себя все силы выпустить, а догнать. В общем, крепкий у Бунчука был характер еще с молодости. С характером ему повезло. Трудолюбивый, упорный, не трус.

Вот здесь, наверное, придется оговорить особо, что Бунчук о своем характере чуть ли не с детства слышал, что он тверд, и, конечно, даже гордился собой. Пока мальчик был маленький, то и спрос с него был невелик. Умел стоять за себя, охотно помогал отцу по хозяйству, не хулиганил, а даже хорошим делом занимался: музыкой и вольной борьбой, - чего же еще можно требовать от мальчишки? Бунчук вырос, как вырастают все, то есть обычным молодым человеком, который хоть и звезд с неба не хватает, но в большинстве случаев хорошо работает на заводе, в поле, на стройке своей выгоды не забывает и приносит обществу посильную пользу. А характер Бунчук, естественно, переменить не мог. Он у него так и оставался: волевым, целеупорнодостигающим, если можно так выразиться. Захотел уйти из деревни ушел. Захотел иметь высокий заработок - заимел. Захотел костюм - купил. Захотел... Однако здесь лучше остановить это перечисление, потому что раз за разом желания становились мельче, легче... Нет, дело не в том, что человек не должен заботиться о своем гардеробе, о своем досуге, о танцах, если они ему по вкусу, а дело в том, что как ни банально, не эти приятные вещи составляют основу жизни. Можно, обладая одинаково упорным характером, искать нефть в пустыне и бутылку водки после семи часов вечера в городе Николаеве. В обоих случаях потребуется проявить недюжинную настойчивость... Однако вернемся к Бунчуку, к его скромным желаниям. Почему они были скромны, он и сам не знал, как и не знал того, почему они должны быть выше. Город дал ему то, чего он хотел. Чего еще желать?

Да, цели у него теперь не стало никакой. Выплывали какие-то цели каждодневные, развлечения от скуки, - а скука посещала его иногда по вечерам, - но считалось, что со временем все образуется, найдется ему по силам характера цель сама собой. Отслужит действительную в армии остепенится.

Наверное, скорее всего дальше сталось бы так: демобилизовался бы парень, женился, и все образовалось бы не спеша. И выбор места жительства, и успокоение натуры.

Однако суждено ему было пройти через другие испытания и хлебнуть совсем не армейских щей.

В один из приездов домой, точнее - отъездов из дому в Николаев, когда стоял Бунчук на улице в своем темном костюме и белой рубахе и дожидался автобуса, к остановке подошли двое незнакомых парней. Он был хмелен, весел и спросил: кажется, вместе поедем? Добавил о погоде, о том, что в Николаев к вечеру будут и что ему завтра непременно надо рано вставать: первая смена. Но разговор дальше не продвинулся. Бунчуку сказали: "Пошел к черту!" Он удивленно посмотрел на двоих и, улыбнувшись, попросил их не грубить, он этого не любит. Незнакомцы стали его задирать. Но Бунчук наподдавал одному и другому. Крепко наподдавал.

Парни куда-то исчезли. Автобуса все не было. Хмель прошел. Бунчук оглядел себя: рубаха испачкана кровью. Своей или чужой, он не понял, а запахнул на груди пиджак и, сжимая отвороты рукой, зашагал прочь от остановки.

Наутро, работая в литейке, Бунчук почти не вспоминал вчерашнюю переделку. И не волновался, и не жалел незнакомцев. Он был спокоен, ничего не смущало его: подрался - с кем не бывает?

Но между тем прошло несколько дней, и вдруг Бунчук узнал, что те парни подали на него в суд, они откуда-то знали его, теперь идет следствие. Он не испугался, еще не знал, что ему грозит. Работал по-прежнему старательно и отгонял дурные мысли. "Они сами виноваты, - говорил он себе. - Загрызались и получили!"

Перед судом на заводе разбирали персональное дело Бунчука, его исключили из комсомола.

Потом его осудили на три года заключения в исправительно-трудовой колонии. Тогда ему было девятнадцать.

Он знал, что виноват: во время стычки в кармане случилась железная штуковина, и он зажал ее в кулаке. Но считал, что не пьяница он и никакой не хулиган. Все так сложилось глупо и нелепо. Могло выйти и по-другому. Он же мог быть трезвым в тот вечер, парни могли ему не встретиться. И еще он рассуждал по русскому обычаю: "Ну, выпил! Ну, с кем не бывает... Ничего страшного!"