На колесах

- Папа, не уезжай! Я хочу с тобой!

- Василий, мне же надо на работу, - сказал Никифоров, беря сына на руки. - Пошли.

Никифоров оставил Василия в раздевалке младшей группы, и нянечка, еще совсем не старая женщина с приятным лицом, которой, как он знал, было принято дарить подарки, взяла мальчика за руку и дружелюбно произнесла:

- Отпустим папу?

Никифоров понуро вышел, слыша плач сына.

У ворот он встретил старшего следователя городской прокуратуры Михаила Викторовича Подмогильного с дочкой, рослой, костлявой девочкой в синем платье. Поздоровались и, справившись о делах друг друга, разошлись.

Никифоров сел за руль; на обочине, в подорожниках и лютиках, еще сверкала роса. Он подождал, когда капот накрыла тень, и тронулся, догоняя ее. Не догнал и улыбнулся.

V

Еще не было восьми часов, но на площадках перед мойкой и воротами уже стояло десятка полтора машин, а возле входа в диспетчерскую ждала очередь. На третьем этаже было сумеречно, тихо, пахло холодной сыростью нежилого помещения. В приемной секретарша Вера причесывалась.

- Доброе утро, - поздоровался Никифоров. - Журков пришел?

- Не знаю, я сама только пришла. Доброе утро. - Она опустила расческу на колени и, наверное, ждала, когда директор пройдет к себе.

- Позови Журкова и Иванченко, - велел Никифоров.

Они вошли скоро, он стоял у раскрытого окна и смотрел на низкие ветлы, растущие вдоль речки.

- Садитесь, мужики, - сказал Никифоров, не здороваясь, словно и не расставался с ними.

- Напрасно вчера ко мне не зашли, Александр Константинович, - пожалел Иванченко.

- Значит, о Губочеве. - Никифоров сел на свое место, перевернул листок календаря и написал две строчки. - Я пишу: Губочев, холодильники. Журков, объявишь Губочеву наше решение.

- Фу-ты! - вырвалось у Журкова.

- А ты, Иван Иванович, чтоб сегодня привез мастера. Холодильники сегодня должны работать.

- Они через три дня обещали прислать человека, - сказал Иванченко со своей лукавой улыбкой.

- Поэтому и поезжай! Если говорят - три дня, то дай бог через неделю его увидим.

- Попробую, - вяло согласился Иванченко и ушел.

- Ну, выкладывай, что тебя мучит, - кивнул Никифоров Журкову.

- С Губочевым сам разговаривай! - ответил Журков. - Мужик был хороший да, выходит, скурвился. С такими я разговаривать не умею. Ты психолог, ты и давай.

- Прошу тебя, - сказал Никифоров. - Тебя он поймет. Ты с ним работал, ты привел его к нам... Объясни ему, что он зарывается.

- Не буду. Что хочешь приказывай, а с ним говорить не буду. Еще натворю чего. - Журков отвернулся, стал смотреть на бег облаков, отражавшихся в стекле открытого окна.

Он впервые отказал Никифорову, и Никифоров догадался, что главный инженер, наверное, считает его трусом.

- Так, Журков, - сказал Никифоров. - Он снабженец, у них кривая дорожка короче прямой. Знаешь, как он заказал пробки под технологические отверстия для "тектиля"? Нужны были запчасти "Москвича", он нашел на одном заводе запчасти "Икаруса", обменял их на "москвичевские", теперь нам штампуют пробки.

- Что ж, профессионал, - кивнул Журков. - Да я не о том. Я о самом Губочеве. Когда-то в автопарке он отдал колхозу тонну бензина. В конце года были излишки, хотели бензин просто слить в канаву, чтоб потом не срезали фонды. А он взял да подарил колхозу. Нет, просто подарил. ОБХСС следствие вел. Хотя и без следователя было ясно: Губочев тогда не мог украсть.

- Тогда? - уточнил Никифоров.

- Тогда. Сейчас, будь уверен, он бы выменял тот бензин на какие-нибудь пробки и про себя бы не забыл.

- Почему?

- Черт его знает! Сам разбирайся.

- Придется разобраться.

- А чего разбираться? Сперва он улучшал хозяйственные порядки, потом пришлось ловчить, я - тебе, ты - мне, свидетелей нет, все глядят сквозь пальцы. Постепенно переродился.

- А ты жестокий, Вячеслав Петрович. - Никифорову стало досадно, он не хотел ссориться с Журковым.

- Лирика! Я не жестокий. Просто каждому бог отпустил разное терпение. Если бы я тебя не знал, я бы подумал, что ты испугался за карьеру.

- Ты и думаешь.

Журков улыбнулся, словно прощал Никифорова.

- Думаю, ты обрадуешься, когда я тебе назову, кто обдирает заказчиков. Надо избавиться от пятерых. Самое малое.

- У нас не хватает пятидесяти человек. И негде их взять Вот получим картинг, привлечем старшеклассников к автомобилю...

- Ну, меня это не касается, - отмахнулся Журков. - Мне бы с сегодняшними заботами расхлебаться. По-моему, меня доконает все это: некий мастер закончил-таки грузовик, да после его ремонта осталось ведро болтов и гаек. И так, видите ли, можно ездить! - Журков флегматично усмехнулся. - А ты говоришь "старшеклассники"! Никакого уважения к машине.

- Поэтому с детства надо приучать к автомобилю, - сказал Никифоров. Тебе карт самому понравится.

- С детства надо приучать к закону! - повысил голос Журков. - Тогда и технологическую дисциплину обеспечим и многое другое в масштабах государства. А то о детства приучаем ребенка плевать даже на правила дорожного движения и прем на красный свет.

Вера заглянула в кабинет и спросила:

- Телеграммы пришли. Давать?

- Давай, - ответил Никифоров.

Прочитав одну из телеграмм, Никифоров показал ее главному инженеру:

- Вот тебе и принципиальный Маслюк!

Журков вслух прочитал:

- "Возьмите под личный контроль автомашину МКЗ сорок пять - сорок четыре Иванова. Маслюк". Для него закон не писан, - презрительно вымолвил он.

- Ишь ты, под личный контроль! - выругался Никифоров.

- Но с Губочевым тебе никто не поможет, - сказал Журков. - У тебя есть право объявить ему приказом недоверие. Если побоишься - потеряешь новых людей!

- Почему же я не беру? - спросил Никифоров.

- Почему, почему! Большинство похожи на поддубских. Они вроде бы честные, чужого не берут. И молчат. Но они ждут, что кто-то начнет первым. Что толку, что ты не берешь? Берут твои работники.

Никифоров был в цехе, когда в динамик объявили:

- Всем мастерам и бригадирам собраться в девять ноль-ноль на планерку.

Его часы показывали пять минут десятого. "Как же они соберутся к девяти?" - удивился директор и поспешил к себе.

Стульев не хватило. Внесли из приемной. Тоже не хватило. Расселись кое-как: инженеры и мастера (серо-голубые халаты) на стульях вдоль стены и по-за столом, а бригадиры (зеленые ковбойки, темные штаны на помочах) - на широком подоконнике.

Можно начинать? Нету Верещагина. "Позвать?" Не надо. Начинайте. Наклонился к селектору:

- Валя, найди Верещагина!

Первый вопрос: подведение итогов соревнования за прошлый месяц. Четыре участка перевыполнили план. Обсуждайте, товарищи члены местного комитета. Кто победил? Решайте.

Решают. Выше процент перевыполнения у кузовного участка. Нарушения технологической дисциплины? Нет. Хорошо. Нарушения общественного порядка? Хорошо. Присуждаем первое место? Где Верещагин? Ладно. Что скажет бригадир? Давай, Николай Петрович.

- Вообще-то у человека рука так устроена, что к себе легче тянуть, чем от себя. Как участок работает, вы знаете. Но были внутренние нарушения, чего там...

Журков кивнул, сказал короче, чем собирался:

- Были.

Что ж, бригадир Филимонов, ты сам себе помешал занять первое место. Дальше - малярный участок. Не верится, что малярный? - Тоже не верится. Первое место - малярному. Второе - кузовному. Кому третье? Никому. На участке срочного ремонта грубое нарушение. А на участке технического обслуживания нарушение общественного порядка. Это не имеет значения, что в нерабочее время. Что он наделал? Рвался в женское общежитие. Нечего женатому там делать.

Поддубских кисло улыбается, смотрит в окно. Жалко его. Добрый, мягкий, интеллигентный. А пропадет. Мужчина должен идти до конца... Осенью, должно быть, уйдет. Как увидит, что здесь тихая окопная война, что это надолго, так и простимся. Честный парень, не жулик, не хам. И не боец. Жалко.