Страница 27 из 68
— О, здесь пришлось выкапывать действительно уникальный способ… — садовник хихикнул в смущении от похвалы. — Казалось, зацепиться не за что. Я был в отчаянии, пока не обратил внимание на одну, незначительную вроде бы, деталь. Всегда и везде, со всеми нарядами франт Доброхлюп носит одни и те же грубые желтые башмаки. Более того, выяснилось, что на протяжении последних шестисот семнадцати лет он…
Розарио, необыкновенно чувствительный к запахам, вдруг резко поднял голову, принюхиваясь. История желтых ботинок Доброхлюпа так и осталась недосказанной. Вслед за облачком горьковатых тревожащих духов в маленькой гостиной Заморочкина у двери, запертой на три засова, в струении матовых шелков возникла Фуриана.
— Муза! — прохрипел литератор, воздев ладони к небу. — Ко мне, простому смертному, вы нисходите, как само вдохновение! Делаете гением, творцом!..
— Богиня! — Сморчков-Заморочкин пал на колени. — Сколь вы пленительны этой ночью! Сердце мое тает, немеют уста…
Розарио с достоинством и симпатией поклонился коллеге по нелегкой подпольной работе. Отдавая должное энергии Фурианы и ее безусловному таланту агитатора-пропагандиста, Главный садовник справедливо считал себя основным конструктором переворота.
— Господа! — произнесла колдунья с неуютной улыбкой. — Наш заговор провалился еще до начала. Великий Маг исчез. Замыслы нарушены. Некто, чье имя, очевидно, готово сорваться и с моих и с ваших уст, сумел дотянуться к нам издалека своей рыжей дьявольской лапой. Счет лишь открыт — и он не в нашу пользу.
— Это ничего! — Розарио излучал прежнее спокойствие и благожелательность. — Предусмотрен и такой вариант. Не волнуйтесь. Великого Мага заменит Флюгерон, а он без хозяина во всем послушен милейшему князю Заморочкину.
— Развитие событий должны определять мы сами, — жестко отчеканила Фуриана. — Нельзя плестись в рыжем хвосте у противника.
— И какое же направление вы предполагаете избрать? — полюбопытствовал Розарио не без ехидства. — По компасу? Обнажив мечи? В сторону Печенюшкина?
— Нет, — ответила колдунья. Оттенок неуюта в ее улыбке, теперь казавшейся оскалом, покрыл инеем стены гостиной. — Мы пойдем другим путем!
Глава вторая
ПЕЧЕНЮШКИН СТРОИТ БЛИНОМЕТ
— Тыщенция Кувырк? — Лиза фыркнула, не удержавшись. — Смешное имя. Подходит для клоунессы в цирке.
— И верно! — подхватил Федя, счастливый потому, что бремя ответственности разом свалилось с него. Домовой внезапно почувствовал себя школьником на каникулах. — Кувырк! На это и мы способны. — Он неожиданно и ловко прошелся колесом меж статуй.
— Мне бы ваши заботы, господин правитель! — Печенюшкин ничуть не разделял веселья друзей. — За все четыре столетия, что живу на свете, такого врага я еще не встречал. Ваша Фуриана в сравнении с ней безвредна, как талое мороженое.
— Ну и как ты про нее узнал? — Алена была серьезна. — Кстати, имя противное. Невкусное на языке, когда говоришь… От смешных слюны больше. И что с Федей стряслось, расскажите, наконец! Где Мануэла?! Кто такая Фуриана?
— Мануэла невредима, — очень серьезно ответил Аленке Пиччи. — Здоровье душевное мы ей вернем попозже. Пока, может, и лучше бедняжке в таком виде находиться. Дети ее подросли, со своими проблемами без мамы управляются… А Фуриана — журналистка. Самая, пожалуй, известная в стране. Золотое перо Фантазильи. Я ее прекрасно знаю. Как-то близ Тики-Дага, в Форелевке — это селение рыбацкое горное — случился камнепад. Она как раз там отдыхала, рыбу удила… Кинулась в самое пекло, детей спасала, чуть не погибла. Покалечилась — думали, не выживет. Хотя в Волшебной стране медицина, понятно, эффективней. С того света вытащили Фуриану… Вот тебе и злая колдунья, Федор Пафнутьевич.
Впрочем, была другая история. Опять с трагедийным привкусом. У Эскобара, нашего великого танцора, во время спектакля случился инфаркт. Третий по счету. Действие он доработал на одной самоотверженности. Зрители встревожились, лишь когда не вышел кумир на овации. А его, как занавес упал, на носилках унесли со сцены.
Госпиталь, реанимация, приборы — жизнь на волоске. И тут Фуриана. Ей предстояло дать интервью с Эскобаром в завтрашний номер. Представьте, загипнотизировала врачей, проникла в палату — «Умоляю, несколько слов для „Волшебного фонаря!“» Эскобар, бледный как смерть, седые виски, но — сама элегантность, приподнялся на подушках — «Даже в последние минуты я не могу отказать даме.» Наговорили пленку, а еще через час он скончался… Конечно, газету потом из рук рвали…
Медики позже установили, что Эскобара все равно бы не удалось спасти, — продолжал Печенюшкин. — Однако вот вам еще штрихи к облику репортерши…
— Я же говорю — злодейка! — Федя взволновался. — Ну как перед такой устоять, Пиччи, брат ты мой?!
— Злодейка, героиня, жертва… — загадочно пробормотал Печенюшкин. — Хотелось бы жизнь сделать проще, а надо ли, чтоб стала она предсказуемой… Вы, Федор Пафнутьевич, расскажите пока сестренкам о своих приключениях, а я тут займусь делом. И заодно послушаю.
Федя повествовал неспешно, по-актерски, говорил о себе то в третьем лице, то в первом. Следует заметить, что собственную роль домовой не приукрашивал, предпочитая ласковой лжи беспощадную правду. Лиза с Аленкой охали и вскрикивали, сопереживая. Постепенно Федя начал вскакивать с места, то и дело изменять голос, раскачивался в невидимом кресле, описывая даму в черном, пел, подражая Мануэле… но вот его долгий рассказ подошел к концу.
Печенюшкин тем временем крутился в мастерской, не исчезая из поля зрения, и постепенно натаскал к скамейке целую груду разнообразного добра. Многих предметов сестры Зайкины в студии даже не видели, хотя совсем недавно в поисках изгнанника прочесывали ее очень внимательно.
Тут были несколько мощных стальных колес, поддон желтого кирпича, мешки с мукой, сахаром, алебастром и цементом, кусок выделанной кожи, непонятные девочкам железяки и электронные приборы без корпусов. Приличные вещи перемежались с хламом: кусками грязной просмоленной пакли, неровными обрезками жести и фанеры, мятыми рваными холстами-шедеврами, отброшенными взыскательным художником в стремлении к недостижимому абсолюту.
— Все!.. — объявил Печенюшкин, подтащив к куче тяжелую трубу диаметром с тарелку для супа, и устало плюхнулся на скамью.
— Пиччи! — Аленка, дав мальчугану чуть-чуть отдышаться, вернулась к занимавшей ее теме. Вообще, сбить с курса младшую сестренку было крайне сложно. По кругу, по спирали, через час, сутки, неделю, она все равно дожимала свое. — Так ты продолжай! Как ты узнал про Тыщенцию Кувырк? Может быть, это она вселилась в Фуриану?
— Сейчас… — герой протянул руку к мраморному столбику, на котором перед этим сидел эльф Лампусик. Вершина столбика обратилась в поднос с раскрытой коробкой конфет на нем и четырьмя высокими стаканами пенной бело-розовой жидкости. — Дай подкрепиться, Алена! Ты и сама наверняка проголодалась. Коктейль молочно-земляничный, а конфеты — шоколадное ассорти и твои любимые кокосовые. Молоко в коктейле от Цецилии, не тяп тебе ляп! Для Феди, если захочет, найдем и берендеевских рыжиков.
— Нет уж, — пробурчал домовой, — наелся досыта. Да мы и сами кой-чего могем, благодарствуйте.
В руке его появился увесистый ломоть ржаного хлеба с неменьшей толщины шматом копченого мяса на нем. Уловив заинтересованный взгляд Аленки, Федя тут же сотворил и ей половинную порцию. Все надолго замолчали…
— Ну вот! — Печенюшкин поставил пустой стакан на поднос и с сожалением отвернулся от коробки, где еще оставались конфеты. — Опять не избежать истории. По официальной версии перед изгнанием я отправился в прошлое — в древний Китай…
— На самом деле все было немного иначе. В Китай я уже ездил, раньше. Вывез оттуда уйму впечатлений, но для дела почти ничего полезного. Потом в старинных летописях (удалось восстановить несколько листков, почти разрушенных сыростью) выкопал одно любопытное, но невнятное упоминание. О сивилле — предсказательнице судьбы и будущего — знаменитой Трепангии из Чурменяполиса.