Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 99 из 253

— Сами мы не многому сможем научиться, — пробормотал Рон. — Можно, конечно, ходить в библиотеку и выискивать в книжках разные проклятия, можно даже, я думаю, попробовать их выполнить...

— Нет, к сожалению, время, когда мы могли обучаться по книжкам, миновало, — сказала Гермиона. — Нам нужен учитель, настоящий, который сможет показать, как пользоваться заклинаниями, и поправит, когда мы что-то сделаем неправильно.

— Если ты имеешь в виду Люпина... — начал Гарри.

— Нет, нет, не Люпина, — замотала головой Гермиона. — У него масса дел в Ордене, и потом, с ним мы сможем видеться только в Хогсмёде, а этого совершенно не достаточно.

— А кого же тогда? — недоумённо нахмурился Гарри.

Гермиона очень глубоко вздохнула.

— Неужели непонятно? — спросила она. — Я имею в виду тебя, Гарри.

Повисло молчание. Оконные стёкла за спиной у Рона чуть дребезжали от лёгкого ночного ветерка. В камине плясали языки пламени.

— Меня? Чтобы я что? — непонимающе спросил Гарри.

— Чтобы ты учил нас защите от сил зла.

Гарри в изумлении уставился на неё. А затем повернулся к Рону, рассчитывая обменяться с ним тем утомлённо-досадливым взглядом, каким они всегда обменивались, когда Гермиона придумывала что-нибудь невообразимое про П.У.К.Н.И. Но, к своему ужасу, Гарри не заметил на лице Рона ни досады, ни утомления. Рон, нахмурив лоб, напряжённо что-то обдумывал. А потом сказал:

— Идея.

— Какая идея? — спросил Гарри.

— Про тебя, — ответил Рон. — Чтобы ты нас учил.

— Но...

Тут Гарри заулыбался, думая, что друзья решили над ним подшутить.

— Я же не учитель, я не могу...

— Гарри, по защите от сил зла ты — лучший ученик во всей параллели, — сказала Гермиона.

— Я? — Гарри заулыбался ещё сильнее. — Ничего подобного, ты гораздо лучше меня. На всех экзаменах...

— На самом деле, не на всех, — невозмутимо отвечала Гермиона. — В третьем классе — а это единственный год, когда у нас был нормальный учитель, который действительно знал предмет, — ты оказался лучше меня. И вообще, Гарри, я говорю не об экзаменах. Вспомни о том, что ты сделал!

— В смысле?

— Знаешь что, такой тупой учитель нам не нужен, — чуть улыбнувшись, сказал Рон Гермионе и повернулся к Гарри.

— Дай-ка вспомнить, — он скорчил рожу, изобразив глубоко задумавшегося Гойла. — Так... В первом классе.... ты спас философский камень от Сам-Знаешь-Кого...

— Мне просто повезло, — возразил Гарри, — я вовсе ничего не умел...

— Во втором классе, — перебил Рон, — ты убил василиска и уничтожил Реддля.





— Да, но... если бы не Янгус, я бы...

— В третьем классе, — ещё повысив голос, продолжал Рон, — ты одним махом отогнал штук этак сто дементоров...

— Сам знаешь, это была счастливая случайность, если бы не времяворот...

— А в прошлом году, — Рон почти кричал, — ты снова победил Сам-Знаешь-Кого...

— Да послушайте же! — вскричал Гарри, начиная сердиться на Рона и Гермиону за их снисходительные улыбки. — Выслушайте меня, хорошо? В ваших устах всё это звучит замечательно, но тем не менее — мне просто везло. В половине случаев я вообще не понимал, что делаю, я ничего не обдумывал, а делал то, что приходило в голову, и потом, почти всегда мне кто-то помогал...

Рон с Гермионой продолжали ухмыляться, и Гарри разозлился — он в жизни не злился так сильно.

— Нечего тут улыбаться, как будто вы самые умные! Это было со мной, а не с вами! — закричал он. — И мне лучше знать, как это было, ясно? Мне удавалось выкручиваться не потому, что я лучше всех знаю защиту от сил зла, а потому... потому что вовремя приходила помощь или потому что я случайно делал то, что нужно... Но я всегда действовал вслепую, я понятия не имел, что делать... ХВАТИТ РЖАТЬ!

Миска с маринадом из-под щупальцев горегубки упала и разбилась. Гарри внезапно понял, что вскочил на ноги и стоит возле кресла, но не мог вспомнить, как это произошло. Косолапсус юркнул под диван. Рон и Гермиона перестали улыбаться.

— Вы не понимаете, каково это! Вы никогда не стояли с ним лицом к лицу! Думаете, это так просто: запомнил с десяток заклинаний и выпалил ему в морду? Как на уроке? Нет, глядя ему в глаза, помнишь лишь об одном: что от смерти тебя может спасти только собственная сообразительность или смелость или ... сам не знаю что! Нельзя мыслить трезво, когда ты понимаешь, что меньше чем через секунду тебя убьют или начнут пытать или на твоих глазах замучают твоих друзей! На уроках не учат, как действовать в такой ситуации! А вы тут сидите с таким видом, как будто я умный мальчик и поэтому остался жив, а Диггори был дурак и облажался... Вы не понимаете, что с тем же успехом мог погибнуть и я! Да так бы и было, просто я нужен Вольдеморту...

— Ты что, друг, мы ничего подобного не думаем, — на лице Рона отразился ужас. — Ничего плохого про Диггори мы не... Ты совсем не правильно всё...

Он беспомощно посмотрел на Гермиону. Та сидела неподвижно, с потрясённым видом.

— Гарри, — робко заговорила она, — как ты не понимаешь? Именно затем... Именно поэтому ты нам и нужен.... Мы должны знать, каково это... смотреть ему... смотреть В-вольдеморту в глаза.

Она впервые в жизни произнесла имя Вольдеморта, и это, как ничто другое, сразу успокоило Гарри. Тяжело дыша, он рухнул в кресло и почувствовал, что рука опять сильно заболела. Угораздило же его разбить маринад!

— В общем... подумай над этим, — тихо попросила Гермиона. — Пожалуйста.

Гарри не знал, что сказать. Ему уже было стыдно за свою вспышку. Он кивнул, не очень понимая, на что, собственно, соглашается.

Гермиона встала.

— Ну, я иду спать, — она явно старалась, чтобы её голос звучал как можно естественнее. — Э-м-м... спокойной ночи.

Рон тоже встал.

— Ты идёшь? — неловко спросил он Гарри.

— Да, — ответил Гарри. — Через... минутку. Только приберу здесь.

Он показал на пол, на разбитую миску. Рон кивнул и пошёл к лестнице.

— Репаро, — пробормотал Гарри, направив волшебную палочку на фарфоровые черепки. Те молниеносно соединились, и миска стала как новенькая, только пустая.

Гарри внезапно ощутил такую усталость, что у него возникло искушение остаться спать в кресле, но он заставил себя встать и пойти за Роном. Ночью ему, как всегда, снились длинные коридоры и запертые двери, а утром, когда он проснулся, в шраме опять неприятно покалывало.