Верная возможность

До стены было метров сорок, но бежать прямо к ней было бы самоубийственно - отслеживать наиболее тщательно будут именно здесь, и я помчался влево от себя, по ходу продвижения постепенно забирая вбок.

Метров через сто я приблизился к стене, точнее - трехметровому решетчатому забору с угрожающе торчащими наверху пиками. Я полез. С той стороны, откуда я прибежал, доносились голоса и беспорядочные выстрелы.

Что же, если они все там друг друга перестреляют, то это будет достойным завершением сегодняшнего вечера, - решил я.

В этот момент я как раз добрался до верха, и одна из пик попала прямо в дырку, которую я самолично проделал в своих штанах. От полученных неожиданных ощущений я заорал благим матом и полетел вниз. Пика задержала мое падение, распоров штанину и больно расцарапав ногу. Но благодаря ей, я, по крайней мере, не расшибся, падая с трехметровой высоты, а только еще раз пребольно ударился своей многострадальной головой.

Поднявшись с земли, я поморщился от боли, положил правую руку себе на черепок, чтобы гудящие мозги не выпрыгнули из него, и побежал через дорогу - в сторону темного городского парка. Далеко убежать, однако, мне не удалось, - когда я уже добрался до тротуара на противоположной стороне улицы, кто-то выскочил из подъехавшей с выключенными огнями машины и сбил меня с ног.

Единственное, что я успел сделать - это заехать этому типу левой рукой в лицо, за каковой поступок и был наказан еще одним малоприятным соприкосновением своей головы с каким-то твердым предметом.

Если вам в лицо дышит субъект с гнилыми зубами и хроническим тиком левой щеки, вы вряд ли сочтете это за удовольствие. Даже если вы не знаете, что субъект этот - Гоша Длинный.

Город наш поделен на две части - западную и восточную - рекой Сторожкой и двумя мафиозно-рэкетирскими группировками. Восточной группировкой командовал Леня Башль, а западной - Гоша Длинный. Если первый был достаточно цивилизованным для своего круга человеком и никаких диких выходок себе обычно не позволял, то второй был законченным убийцей и садистом.

Трупы его жертв никогда не находили, а у него самого всегда было железное алиби - вплоть до пребывания в момент пропажи какого-либо человека в другом городе. Однако слухи о его извращенной жестокости до меня доходили.

Имевших несчастье чем-то досадить ему Гоша всегда мучил сам и такими методами, что и в дурном сне не могли привидеться ни инквизиторам средних веков, ни палачам гестапо, ни мордоворотам НКВД. Кроме того, в отличие от всех вышеперечисленных, Гоша в живых не оставлял абсолютно никого.

Я думаю, что теперь вы понимаете, почему настроение в тот момент у меня было совсем не такое, как при простановке автографа для нашей симпатичной бухгалтерши Лидочки - на бланке ведомости на зарплату.

- Значит, говоришь, тебе мокруху шьют, - оскалился Гоша. - И двух мусоров ты уделал, да, фрайер?

- Да, - согласился я. Я рассказал Гоше все, что произошло со мной до нашей с ним встречи. Запираться было бесполезно.

- Похоже на то, - он посмотрел на типа с распухшим носом, стоявшего рядом с ним. - А вот Червь не любит, когда с ним так обращаются - правда, Червь?

Червь больше походил на слона, но я решил не надоедать Гоше со своими соображениями по поводу логических принципов образования кличек.

- Не люблю, - согласился тот.

- Ну расплатись, - криво усмехнулся его шеф.

Я напряг брюшной пресс, но это не помогло, так как Червь ударил в область сердца. Мне показалось, что оно остановилось, так вдруг стало плохо. Лежа на земле я сквозь какой-то туман, обволакивающий все мое тело, чувствовал, что меня обыскивают.

- Нет, больше пока не надо, - вдруг неожиданно услышал я гошин голос. Я понял, что Червь собирался продолжить, но почему-то отнесся к этой мысли очень равнодушно.

- Посади его, - приказал Гоша.

Меня прислонили к дереву. Действие происходило в самой дальней и темной части парка, куда и днем-то никто не заглядывал, не говоря уже о первом часу ночи.

Сквозь туман я увидел подергивающееся лицо рэкетирского главаря, совавшего мне под нос зажигалку.

- Откуда это у тебя?

Я стал медленно и мучительно соображать. Своей зажигалки я на столе почему-то не нашел. Теперь я вспомнил, что от нее прикуривал Овчинников, когда вернулся вместе со следователем. Видимо, после этого он автоматически сунул ее к себе в карман. Я взял чью-то другую - скорее всего, из вещдоков. Значит, она принадлежала либо Платонову, либо его телохранителю. Об этом я и сказал Гоше.

- Мать твою... - выругался он и, схватив меня за волосы, ткнул носом в землю. - Говори, что здесь еще не твое, дешевка.

Я принялся рассматривать вещи, разложенные на траве. Червь подсвечивал фонариком. Я с удивлением обнаружил не принадлежавшую мне связку ключей и какой-то странный металлический прямоугольник. Я указал на них.

- Все? - Гоша больно потянул меня за волосы. Его тик участился.

- Все, все, - заверил я бандита.

Он взял прямоугольник в руки и принялся внимательно рассматривать. К этому времени я уже почти пришел в себя и тоже заинтересовался этим куском металла. Он оказался ни чем иным, как жетоном от вокзальной камеры хранения - не автоматической, а обслуживаемой людьми-приемщиками.

Дело в том, что вокзал наш был построен по личному указу Николая Второго. Вспомнили об этом наши власти лишь недавно, когда такие вещи вошли в моду. Постарались, насколько это было возможно, придать зданию первоначальный вид, поразвесили везде портреты царской семьи и даже вновь открыли ручную камеру хранения, в которой за каждое место багажа выдавали красивый жетон с вычеканенным портретом государя-императора и номером ячейки.

Однако бюрократическая система требовала квитанций, которые, естественно, тоже выписывали. В результате получить кладь обратно можно было только предъявив и жетон и квитанцию. Система, конечно, совершенно идиотская, но зато, по мнению ее создателей, "в старинном русском духе".

До меня начало доходить, что сгребая свои вещи со стола в карманы, я впопыхах захватил и кое-что из соседних кучек. Вероятно, в процессе избиения госмладенцев я задел стол, и предметы частично перемешались.

Гоша Длинный тем временем высыпал содержимое моего бумажника на траву и начал рыться в нем. Не найдя, как я полагал, квитанции, он свирепо взглянул на меня и снова схватил за шевелюру.

- Это все, тварь? Больше ничего чужого не взял? - его слюна брызгала мне прямо в лицо.

- Нет, - скрывая отвращение, ответил я. - Больше ничего.

- Упакуй его и под арбу, - велел он Червю и собрался уходить.

- Под арбу? - удивился тот. - Какую арбу?

- Аварию сооруди, хромосома ты волосатая, - обозлился Гоша.

Тут уж настала моя очередь удивляться. Что-то на Длинного это было не похоже. По всем правилам он сейчас должен был начинать кормить меня моими собственными кишками, но вместо этого почему-то решил устроить мне такую гуманную акцию, как авария. Может, мать Тереза назначила его своим правопреемником?

- Сбили его, бельмондо, - Гоша зашагал по направлению к выходу из парка. Метров через пять, появившись из темноты, к нему присоединилась другая фигура - еще один телохранитель.

Червь проводил хозяина удивленным взглядом. Видимо, такое поведение последнего ему также было в новинку.

- Собирай свои вещички, падло, - обратился он ко мне, когда Гоша исчез из виду. - Не могу понять, чего пахан с тобой так церемонится. Ты бы сейчас здесь на коленях ползал и молил бы, чтоб тебя кончили поскорее, если бы он за тебя взялся. Конечно, если бы он тебе перед этим не отрезал язык и не заставил бы сожрать его.

Я молча собирал вещи и рассовывал их по карманам, думая при этом о том, что вот на Бельмондо-то как раз бандюга и не похож.

- Вставай, сопля. И без фокусов. Со мной эти штучки не проходят. Я в своей жизни столько всяких "афганцев" и "спецназовцев" уродами горбатыми сделал, что даже и не пытайся.