Верная возможность

У выезда из гаража стояло несколько спецавтомобилей, готовых к отправке своим ходом в аэропорт, и потому, поразмыслив, я решил не эксплуатировать свои натруженные ноги. Выбрав небольшую машину для перевозки раствора, я выкинул из нее тело шофера и отправился в путь.

Вынырнув на поверхность, я повернул на пустырь, предназначенный под парк. Мне очень не хотелось встречаться с милицейскими автомобилями, чье уже близкое присутствие выдавали громкие завывания сирен.

Хорошенько потрясшись по ухабам, мой "MAN" выбрался на оживленную автостраду, ведущую вдоль набережной. Особого опыта вождения грузовиков у меня не было, поэтому я старался ехать помедленнее и кроме того, чтобы успокоиться, закурил сигарету, взятую из валявшейся в кабине пачки "Кэмела".

Добравшись до развязки под мостом, я повернул и въехал на него. Отсюда сверху прекрасно было видно огромное количество милицейских автомобилей, заполонивших все пространство перед отелем и весело переливающихся разноцветными огнями своих мигалок. Мне оставалось только порадоваться за Леночку.

В этот момент я заметил свалившуюся откуда-то сверху и болтающуюся теперь перед самым моим носом черную коробочку на витой веревочке. Присмотревшись, я обнаружил, что это микрофон с кнопкой. К чему он был присоединен, пока оставалось, однако, загадкой.

Чтобы разрешить ее, я взял его в руку, нажал кнопку и произнес очень короткое и очень неприличное слово. После непродолжительной паузы из коробочки донеслась какая-то фраза на турецком.

- А, кутельнга ским! - отозвался я, произнеся единственную фразу на таджикском языке, которую сумел изучить в армии. Ее смысл не очень сильно разнился с произнесенным мною ранее на родном наречии понятием, хотя и обозначал действие, правда, извращенное. А поскольку всякое действие, как учили меня великий Ньютон, школьный учитель физики и одна горячая подруга (причем последняя исключительно на голой практике), рождает противодействие, то ответ не заставил себя долго ждать.

Поток слов, понесшийся из рации, явно был сродни моим высказываниям, но, судя по интонации, заключал в себе описание гораздо более активных и значительно более неприличных действий. Дабы прекратить это безобразие, я включил в кабине свет и попытался рассмотреть саму рацию. Она оказалась закрепленной на потолке прямо перед ветровым стеклом. На ней располагалась уйма всяких кнопок, в том числе одна с надписью "Line". Ее-то я и нажал.

Турецкие ругательства, посылаемые, судя по всему, из аэропорта, тут же прекратились и в коробочке послышался непрерывный гудок. Я повеселел и кнопками рации с нарисованными на них цифрами, набрал телефон редакции.

Во мне теплилась надежда на то, что приемопередатчик подключен все-таки к нашему городскому телефону, а не к сети, скажем, города Анкары, и что я таким образом не попаду в публичный, например, дом, ибо одной-единственной моей фразы, которую там поймут, будет явно недостаточно. О том, что она вообще может быть воспринята как оскорбление сексуальных традиций ислама и моральных устоев шариата, я старался не думать совсем.

- Але, - донеслось из трубки. Язык пока что был непонятен, но голос явно мужской.

- Кутельнга ским, а? - осторожно предложил я на всякий случай своему собеседнику.

- Это ты, паяц? - раздался в ответ знакомый баритон Поддубного.

- Я, я! - радостно согласился я. Ну как это только все в редакции меня ухитряются так быстро распознавать, а? - Я тут катаюсь по городу, дай думаю позвоню, спрошу как здоровье, как на работе дела.

- М-да? - задумчиво промычал главный. - А мы вот тут на казарменном положении - завтрашний выпуск готовим. А что там за заваруха в гостинице, не в курсе? Потайчук с Тихоновым уже туда полетели, хотя там, конечно, Леночка, - его голос поплыл, - но, думаю, ей одной не справиться.

- Не справиться, - подтвердил я. - Там вот какое дело. Арабские террористы под руководством главного инженера Фаталиева и начальника стройки Керим-оглы слямзили с "потаскухи" ядерную боеголовку и привезли туда, чтобы на самолете перебросить к себе. Но кто-то на них напал, потравил газом и боеголовку умыкнул. Вот, собственно говоря, и все ничего такого особенного.

На другом конце провода молчали секунд десять.

- Гм... Ты знаешь, я верю, - наконец прохрипел Андрей Васильевич. То есть вообще-то я не верю, но я надеюсь, что я могу тебе доверять, и что ты не до конца растратил остатки своего разума и совести и не врешь, хотя по первому впечатлению, что у меня создалось... - он запнулся. - Не суть... К тому же Леночка уже звонила и передала эту твою... - он снова запнулся, - ...историю. А ты-то там с какого боку оказался?

- Долго рассказывать, - я свернул с проспекта Победы в боковую улицу и затормозил. - Я искал зама директора "потаскухи" Борисова, а наткнулся на все это. Мне, кстати, нужен номер его домашнего телефона и адрес. Не поищете?

- Поищу, - буркнул Поддубный. - А зачем?

- Он, по моему мнению, как-то связан с убийством Платонова, объяснил я. - У них у всех одинаковые зажигалки. Я тут его сегодня утром встретил... С бабой...

- С бабой это ты завсегда, - хмуро проговорил редактор. - Слушай, он продиктовал телефон и адрес, которые я и записал в блокнот, пристегнутый к приборному щитку.

- Спасибо, - поблагодарил я, закончив записывать. С бабой, кстати, не я, а он.

- Не оправдывайся, - мрачно усмехнулся шеф. - И заканчивай это дело, мой тебе совет. Ты и так накуролесил лет на пятнадцать тюрьмы. Кончай и сдавайся - я думаю, что Платонова на тебя теперь не повесят. А вот остальное...

Вместо ответа я нажал красную кнопку на рации. Ее лампочка погасла. Буду я еще всякие глупые советы от кого ни попадя выслушивать!

Трубку у Борисова никто не брал. Тем не менее я решил проверить обстановку лично. Подъехав к дому заместителя генерального, я, прихватив автомат, вылез из кабины и поднялся на нужный мне этаж.

Позвонив, я приложил ухо к двери. В квартире царила мертвая тишина. Я позвонил еще. В этот момент зашевелился глазок соседней двери. Я попытался спрятать оружие за спину, чтобы его не было видно.

- Э-э-э, простите, - громко прокричал я. - Я с завода, дежурный. У нас там авария, Льва Алексеевича требуют срочно. Что-то никак не дозвониться до него даже.

- На даче они, на даче, - донесся глухой голос. - Вся семья там, еще днем уехали, и он собирался после работы прямо туда. А что за авария? - в голосе появились любопытствующие интонации.

- Да трубу шестого цеха прорвало, - махнул я рукой. - Там такое дерьмо льется!

- Понятно... - протянул сосед. - На даче он, на даче.

- А дача-то где? - поинтересовался я.

- А, не знаю, где-то в Сарамышевке. На заводе же должны знать.

- Да я-то не знаю, а мне сейчас ехать, - разочарованно ответил я. Ну да ладно, поеду узнавать, спасибо за информацию, - я зашагал вниз, старательно пряча при этом автомат.

Усевшись в машину, я завел мотор и отъехал на пару кварталов, дабы милиция, которую мог вызвать любопытный сосед, если он обратил внимание на мое несколько необычное транспортное средство, искала меня подольше. Впрочем, я сомневался, что сейчас вообще кто-нибудь приедет на вызов - все силы несомненно были стянуты к отелю.

Последняя ниточка оборвалась. Где искать Борисова сейчас - звонить Поддубному и узнавать адрес дачи? А там ли он на самом деле? На всякий случай я все-таки позвонил, но нужной информации в редакции не оказалось. Андрей Васильевич, конечно, пообещал все выяснить, но предупредил, что раньше чем через час это вряд ли удастся сделать.

Часы показывали одиннадцать. Я вздохнул и решил попытать счастья еще в одном месте. Там я уже был, но по ряду причин был вынужден покинуть его досрочно. Место то называлось вокзал.

Остановившись на привокзальной площади, я натянул на голову турецкую шапочку с эмблемой фирмы, лежавшую в кабине, завернул автомат в пиджак и, закрыв свой "MAN", направился к месту назначения.