Сломанная роза

— Он хотел, чтобы ты уехала вместе с ним?

— Да. Но без Хейвуда я для него не имею никакой ценности.

«Тогда зачем? Зачем было отдаваться человеку, так мало ценившему тебя? Или он лгал тебе? Но я думал, тебе невозможно солгать!»

— Ты сама хотела уехать?

Джеанна крепче прижала к груди ребенка.

— Я боялась оставаться, — прошептала она.

— Но ведь осталась.

— Я — твоя жена, и этот дом — мой дом, — со сдержанной силой произнесла Джеанна.

Галеран оглянулся на встревоженных женщин, желая выгадать минуту на размышление. Одно лицо показалось ему скорее сердитым, чем испуганным. То было лицо Алины, строптивой младшей двоюродной сестры Джеанны. Он и забыл, что она оставила монастырь Святой Радегунды, где жила, готовясь посвятить себя Христу, ради того, чтобы делить одиночество Джеанны, пока он не вернется. Что думала о случившемся эта полумонашка и почему она хмурится? Но, возможно, сердитое выражение ее лицу придавали густые брови?..

Груа, самая умная и самая любимая его сука, уловила общее настроение и, скуля, стала жаться к ногам. Машинально трепля ее по гладкой, точеной голове, Галеран думал, как хорошо было бы, если б Алина и Груа могли немедленно поведать ему все, что знали.

Отчего он возомнил, будто первые же минуты встречи с Джеанной помогут ему найти ответы на все его вопросы? Однако кое-что он услышал: Джеанна не отрицала своего желания уехать вместе с Лоуиком и не скрывала, что лишь чувство долга заставило ее остаться в Хейвуде.

Да, Джеанна никогда не пренебрегала долгом. Она хранила свою честь ревностнее иных мужчин.

Но отчего она предала мужа?

Оттого ли, что считала мужа погибшим? Но долг потребовал бы свидетельств более достоверных, чем простой слух, и более продолжительного траура.

И, если Джеанна действительно поверила в его смерть, отчего тогда она не вышла замуж за своего дружка?

Но тут Галеран услышал вдалеке шум и топот и понял, что во двор замка въезжает его отец, громогласно браня и распекая обитателей Хейвуда, восполняя то, чего предпочел не делать его мягкосердечный сын. Потом голоса стали громче: отец поднимался по ступеням в башню, по-прежнему честя каждого встречного и поперечного за попранную честь семьи.

Лорд Вильям, который шумно бушевал и ярился, но не мог выносить, когда в его присутствии били женщину. Галеран обернулся к Джеанне.

— Отдай ребенка няньке.

Джеанна испуганно взглянула на него, но, после заметных колебаний, все же повиновалась и передала кому-то из женщин спящего младенца.

— Падай, — тихо произнес Галеран и, выждав, чтобы появившийся в дверях отец хорошенько видел все, размахнулся и ударил жену.

Ударил он сильно, не шутя, но Джеанна спокойно могла бы устоять на ногах. На миг, повинуясь безотчетному порыву, она застыла, в ее глазах сверкнула ярость, но затем повалилась к ногам мужа, прижимая ладонь к побагровевшей щеке.

Собаки кинулись защищать свою хозяйку, но Галеран схватил ее за плечо, не подумав остеречься. Он был в кольчуге, и клыки были ему не страшны.

Возможно, именно поэтому Джеанна крикнула собакам:

— Сидеть!

Галеран рывком поднял ее, но тут ему на плечо легла, предотвращая дальнейшее насилие, железная длань лорда Вильяма.

— Эй, парень, опомнись! Что бы она ни натворила, убивать ее все-таки не стоит.

Он вырвал Джеанну из рук Галерана, а его отшвырнул в заботливо подставленные объятия Уилла и Гилберта. Затем помог грешной невестке подняться, неустанно браня ее, но одновременно давая понять, что отныне она находится под его защитой и покровительством.

— Что бы тебе не поколотить ее до того, как приедет отец, — проворчал Гилберт. — Ты же знал, как он снисходителен к женщинам!

— Сейчас даже я не стал бы спорить с Гилом, — вступил Уилл. — Теперь, когда отец пообещал ей свое покровительство, ты ее и пальцем тронуть не сможешь.

— Да, но ты можешь обратиться к суду Церкви, и Церковь определит ей наказание, — продолжал Гилберт. — Тогда отец уже не сможет вмешаться. Или, когда отошлешь ее в монастырь, закажи для нее на год ежедневное бичевание…

Братья еще что-то говорили, но Галеран не слушал. Да, он умышленно ударил жену при отце, чтобы тот остановил его, ибо знал, что лучший способ смягчить отцовский гнев и залучить лорда Вильяма на сторону Джеанны — это ударить ее. Но тошно ему было совсем по другой причине: ударив Джеанну, он обнаружил, что ему приятно бить ее. Увы, он не притворялся, когда схватил жену за плечо, чтобы еще раз размахнуться и ударить больней.

Оставалось лишь взывать к господу, чтобы Он даровал терпение и силу неразумному рабу Своему.

Галеран освободился из цепких рук братьев и пошел туда, где его отец распекал Джеанну так, будто она слишком увлеклась покупками на летней ярмарке и потратила больше, чем было дозволено.

— Довольно, отец. Теперь я желаю поговорить с моей женой наедине. Обещаю больше не бить ее. По крайней мере, сегодня.

При звуке его голоса гончие Джеанны засуетились между ними, словно не хотели подпускать его к ней. Джеанна погладила их и отослала в дальний угол зала, подальше от себя.

Лорд Вильям, казалось, был взбудоражен не меньше гончих. Ему тоже как будто бы хотелось встать между супругами, но он совладал с собой и отошел в сторону.

— Ну что ж, ступайте.

Галеран схватил Джеанну за руку и поволок за собой в спальню. Он понимал, что, возможно, причиняет ей боль, но вся его ярость словно переселилась в стиснутую руку, и он ничего не мог с собою поделать. Последний раз он вот так же был не способен совладать с собою в их первую брачную ночь.

Да и в остальном происходящее живо напоминало ему ту далекую ночь. Мучительное желание, готовое в любой миг вырваться на волю, распирало его изнутри. Он снова был готов воспламениться от случайной искры, как высушенная злым солнцем древесина.

Он находился в своем праве. Он имел законное право завалить Джеанну и насладиться ее телом. Он мог бы сделать это, даже если бы потом решил прогнать ее.

Он втащил ее в спальню, пинком захлопнул дверь и с бешенством, удивившим его самого, отшвырнул от себя, так что она еле устояла на ногах. Щека Джеанны алела и начала опухать. Несмотря на обещание, данное Галераном отцу, она смотрела на него так, будто ожидала новых побоев.

Галеран поспешно отошел к стене и припал лбом к гобелену, скрывавшему грубую каменную кладку.

— Прости. Я сегодня слишком груб.

— Не думаю, что ты должен упрекать себя за это.

Джеанна говорила очень тихо, но он хорошо слышал каждое слово.

— Такая жестокость ни к чему хорошему не ведет.

— Но тот удар привел.

Он вздрогнул и посмотрел на нее долгим взглядом, скрестив руки на груди.

— Джеанна, я хотел побить тебя.

— Окажись я на твоем месте, я хотела бы убить тебя. Он искоса посмотрел на нее, будто не веря в искренность ее слов.

— В самом деле?

Джеанна отвернулась и нервно затеребила складки балдахина над ложем. Их брачным ложем. Где она и Лоуик…

— Нет, — услышал он. — Я бы не стала желать тебе смерти. Но непременно захотела бы наказать тебя. Нашла бы способ заставить тебя страдать. — Она неловко обернулась к нему. — Какое наказание ты приготовил мне, Галеран? Прошу, не играй со мной, говори!

— А что уязвило бы тебя сильней всего? Побои? Нет, пожалуй…

Да, он играл с ней, как кот играет с обреченной на смерть мышью, и отнюдь не был доволен и горд собой, но остановиться никак не мог.

— Быть может, отнять у тебя детей?..

Она вздрогнула, лицо ее стало белым, как плат.

— Галеран!

Устыдившись, он оттолкнулся от стены, чтобы подойти к жене.

— Не надо, Джеанна. Я вовсе не хотел…

— Разве тебе не сказали?

— Сказали? Но что?

Джеанна круто повернулась и кинулась в зал. Вбежав туда, подхватила ковш, полный пива, и с маху выплеснула в лицо лорду Вильяму; затем швырнула в него мраморным кувшином. К счастью, отец все еще не утратил былой ловкости; он уклонился, и кувшин с грохотом ударился в стену за его спиной.