Сломанная роза

Но ни одной стрелы не полетело в его сторону из узких бойниц, не просвистел в воздухе пущенный из самострела смертоносный дротик. А вскоре Галеран подъехал под самую стену и перестал быть удобной мишенью для стрельбы.

Когда он вступил под арку открытых ворот, на него повеяло вековым холодом от каменных стен, и кожа покрылась мурашками. В своде арки, прямо над головой, он знал, было оставлено сквозное отверстие, откуда сейчас мог политься кипяток или посыпаться раскаленный песок…

Но ничего не произошло, и вот он уже въезжал во внутренний двор замка, где его ждал построенный в две идеально прямые шеренги гарнизон. На лицах солдат отражался смертельный ужас. Конечно, им было чего страшиться.

Галеран почувствовал, как часть невидимого груза свалилась с его плеч. По крайней мере, пока все шло как положено.

Он выехал на середину двора, осадил коня, спешился. Звяканье сбруи и звон кольчуги были единственными звуками в висевшей над строем тишине. Сделав знак своим людям оставаться в седле на всякий случай, он медленно, не говоря ни слова, огляделся кругом.

За спинами угрюмых, напряженно-неподвижных солдат толпился перепуганный люд. Женщины прижимали к себе детей; старики подслеповато щурились, и в их усталых взорax застыло покорное предчувствие грядущих страданий.

Но где Джеанна?

В толпе челяди ее быть не могло. Если бы его возвращение домой происходило в лучшие времена, она ждала бы мужа, стоя на ступенях башни, дабы приветствовать его, как заведено. Она даже могла бы выбежать во двор и встретить его улыбкой и едким словцом, так не вязавшимся с горящими счастьем глазами.

Но ее нигде не было видно.

А если она сбежала со своим любовником, должен ли он, ее муж, отпустить ее с миром?

Только если она не взяла с собою сына.

Тяжкое, вязкое молчание теснило грудь Галерана, сдавливало горло, цепенило язык, но он сделал над собой усилие сглотнул слюну, чтобы увлажнить пересохший рот, и возгласил:

— Все ли из собравшихся здесь признают во мне cвоего господина, хозяина этих владений?

Ответом ему было молчание, но молчание, просветленное надеждой.

Галерану хотелось первым делом спросить, где Джеанна, броситься в замок, найти ее, но он должен был сначала сыграть свою роль до конца. С достоинством, неторопливо двинулся он к башне и поднялся на вторую ступеньку.

Но тут, не успел он вновь заговорить, из толпы выступил какой-то человек и рухнул к его ногам, низко склоня непокрытую голову. То был Уолтер Мэтлок, капитан гарнизона.

— Будь милосерден, лорд Галеран! Ты сам оставил нас под началом леди Джеанны, а потом до нас дошло, что ты погиб. Мы служили, как велела нам совесть.

— Встань, Уолтер. Никто из вас не будет наказан за то, что повиновался своей госпоже, как было приказано.

Старый вояка поднялся с колен, и Галеран увидел в его глазах слезы облегчения. Решив дать Лоуику ночь на то, чтобы убраться из Хейвуда, он обрек этих людей и их семьи на целую ночь смертельного страха.

Он стремительно сошел со ступеней и легко коснулся щеки Мэтлока поцелуем в знак мира.

— Все остается по-прежнему, Уолтер. Нет нужды заново присягать мне.

Галеран нарочно говорил громко, чтобы слышали все, и видел, как по двору пронесся ощутимый вздох облегчения. Люди стали переговариваться, и наконец, точно освободясь от гнета, заплакал ребенок.

— Надеюсь, людей Лоуика не осталось в замке? — ровным голосом спросил Галеран.

— Они уехали ночью, милорд, — отвечал Уолтер, искоса взглянув на него, — и мы не пытались остановить их.

С трудом, но Галерану удалось улыбнуться.

— Молодцы.

Больше ему ни о чем не хотелось спрашивать, но нужно было соблюсти приличия.

— А леди Джеанна?

Лицо Мэтлока стало вежливо-безразличным.

— Полагаю, ожидает вас в зале, милорд.

И снова точно глыба упала с плеч Галерана, и ему стало легко, даже слишком легко. Земля под ногами обрела твердость.

Как бы то ни было, Лоуик уехал, а Джеанна осталась. И можно попробовать собрать осколки и скрепить их воедино еще раз.

Он обернулся к Раулю и своим людям.

— Оставайтесь в замке, распрягайте коней, отдыхайте. Ах, да, пошлите кого-нибудь сказать отцу, что все хорошо и он может прибыть сюда, когда пожелает.

Солнце щедро рассылало повсюду снопы лучей. Новый день вступал в свои права. Галеран поднялся по деревянным ступеням ко входу в башню.

В зале было сумрачно и прохладно, хотя сквозь узкие окна уже пробивались и косо ложились на стены и пол золотые полосы света. На мгновение темнота ослепила Галерана, и, когда ему навстречу кинулись его собаки, он не сразу увидел их.

Собаки запрыгали вокруг хозяина; он рассеянно гладил их, радуясь, что это нехитрое занятие позволяет ему выгадать немного времени.

Затем наконец он поднял глаза и увидел столпившихся в углу женщин — то были женщины Джеанны. Она же сама стояла поодаль, посреди зала, и у ее ног сидели две ее черные гончие. Джеанна была одета в синее с палевой отделкой платье — ее любимые цвета, — а длинные волосы аккуратно заплела в две тугие косы, перевязанные синими, как ее глаза, лентами. Она казалась совершенно спокойной, не обнаруживала ни волнения, ни страха, точно собиралась приветствовать в своем замке незнакомого путника. Джеанна никогда не падала духом.

Галеран ощутил, как к горлу подступает болезненный тугой комок, и ему отчаянно захотелось крепко прижать Джеанну к себе. Возможно, он так и сделал бы, если б у нее на руках не лежал крохотный спеленутый младенец.

Ее незаконнорожденное дитя.

Джеанна посмела выйти к нему с явным доказательством своего падения.

Но где Галлот? Галеран огляделся, но увидел лишь таращившихся на него испуганных женщин. Впрочем, Джеанна поступила разумно, если решила не делать старшего сына, который уже что-то понимает, свидетелем того, что должно было сейчас произойти. Но как же могла его умная, дальновидная жена довести себя и его до такого позора?

Галеран пошел к ней. Бряцание кольчуги болезненно отдавалось в ушах, и он слишком хорошо сознавал, что бог весть сколько дней не снимал ее. Должно быть, от него воняет. Каким видит его Джеанна? Может, он и в самом деле кажется ей чужим? Он давно не брился, щетина на подбородке уже превратилась в настоящую бороду, лицо покрывали шрамы.

Но собаки признали его сразу. Гончие жены, слишком вышколенные, чтобы без разрешения уйти от хозяйки, тоже приветственно виляли хвостами.

Только Джеанна казалась безучастной.

Но это только казалось. Стоило Галерану подойти ближе, как самообладание изменило ей, глаза расширились, их взгляд стал пристальным. Однако трудно было понять, испугало ее неожиданное появление мужа или всего лишь удивило.

Он остановился перед нею, дивясь, как мало она изменилась. Нынешняя Джеанна была совершенно та самая Джеанна, образ которой он хранил в памяти все эти годы.

От двух беременностей стан ее ничуть не округлился, хотя груди стали чуть полней: сейчас их, несомненно, распирало от молока. Возможно, она была чуть более худощавой и бледной, чем ему помнилось, но осталась такой же прекрасной. Ее кожа излучала все то же жемчужное сияние, что всегда завораживало его; глаза все так же поражали ясной синевой. Волосы Джеанны, неизменно наводившие его на мысли о золотых и серебряных нитях, сотканных пальцами фей, по-прежнему вились вокруг лица выбившимися из кос непослушными прядями.

«Почему, Джеанна? Почему?»

Если она и услышала его беззвучный вопрос, то не пожелала отвечать. Лишь молча смотрела на него. Галерану подумалось, что ей, наверное, нечего сказать, разве что коленопреклоненно умолять о прощении, как Уолтер. Но она скорее умерла бы, и он знал это. Любопытно, что бы она сделала, если б он стал угрожать ее выродку? Возможно, это поколебало бы ее спокойствие?

Но Галеран тут же устыдился столь низких мыслей.

— Лоуик? — отрывисто спросил он.

— Уехал, — сипло отвечала она, а ведь обычно голос ее был чист и звонок; Галеран заметил, как судорожно дернулось горло.