Личное оружие

Зинаида Васильевна устроилась у окна, место рядом занял Бригадир продолжить и укрепить знакомство.

- Сгоняем в колотушки? - предложил он.

- Что, что? - удивилась Зинаида Васильевна.

- Я имел в виду: сыграем в карты? У меня есть, - он извлек из кармана свежекрапленную колоду карт.

- О, я почти не умею.

- Я научу... - и Бригадир принялся объяснять правила игры в очко. Но никак не мог сосредоточиться: за картами партнерши маячил такой пышный бюст, вились такие мягкие локоны, что ему стало не до тузов. Потерявший всякую бдительность, расслабленный и опьяненный, он играл почти вслепую, и без конца проигрывал. Чтобы как-то собраться и взять себя в руки, он предложил:

- Зиночка, давайте на интерес, а то карта не идет.

- На интерес? Как это? - Зинаида Васильевна подняла на него свои внимательные прозрачно - серые глаза.

- До 20 партий. Если я пролакшу, в смысле проиграю, то покупаю вам в Аргентине какого-нибудь пса...

- Фу, Виталий, как вы говорите. Щеночка, вы это имели в виду? Я заметила, что вы относитесь к ним пренебрежительно. Напрасно. Это братья наши меньшие. Они ведь нас тоже считают собаками, только большими...

- Ладно, усек. Теперь буду уважать.

- Давайте сыграем на аргентинского мастифа.

- На кого? - удивился Бригадир.

- Мастиф - порода такая.

- Заметано, на мастифа.

- Но он безумно дорогой... У вас не хватит денег, - она сдержанно улыбнулась. Новый знакомый казался занятным: такой наивный, совершенно не разбирается в кинологии.

- Не дороже денег, - солидно возразил Бригадир. - А что в нем особенного?

- О, это необыкновенная порода. Их ещё зовут "белый ангел", преданность хозяину невероятная.

- Почему "белый ангел"? - удивился Бригадир.

- Они белые, крупные, молчаливые, совершенно не лают. Бросаются на врага и все. Пасть у них - ярко красная и огромная, - Зинаида Васильевна широко расставила ладони и согнула в виде клыков пальчики, показав размер пасти. - Их применяют для охоты на ягуаров. Их запрещено выводить на улицу без цепочки и намордника.

- Классный барбос, - удивленно похвалил Бригадир. - На такого можно и сыграть. А без намордника и цепи мы его никуда не поведем, клянусь, милая Зиночка.

Донован и Самотокин, уединившись в самом дальнем ряду, обсуждали проблемы технического и художественного перевода. Самотокин извлек из кейса бутылку водки, демонстративно завернутую в "Литературную газету", Донован занялся принесенными стюардессой пакетами.

- О, и здесь "ноги Буша", сразу завеяло чем - то знакомым.

- Повеяло, Роберт, так точнее, - поправил его Самотокин.

- Спасибо, Олег. Так вот, я не все договорил. Видишь ли, если у тебя только филологическое образование, ты не сможешь переводить технические книги. Потому что там ещё надо знать и суть дела. Знать проблему. Когда я бросил художественный перевод и занялся техническим, мне пришлось кончить ещё колледж по информатике. И теперь не жалею.

- А почему ты бросил, Роберт?

- Длинная история.

- У нас масса времени, Роберт. Это интересно. Я бы, может, тоже занялся техническими книгами. Но сначала выпьем.

- Отлично. Выпьем за возможность общения и за переводчиков, дающих людям эту возможность, - провозгласил Донован.

- Салют, - поднял стакан Самотокин.

Они выпили, и Донован продолжал:

- Начинал я с художественных текстов. Но постепенно пришел к выводу, что старое, классическое и новое, мало-мальски интересное, почти все переведено. Тогда я перешел к постреализму, авангардизму и прочим литературным "измам": вокруг них тогда было много шума. Не помню теперь, как называлась книга, мне её подсунул кто-то из наших славистов, и я клюнул.

- Наливай, клюнем оба, - засмеялся Самотокин. Эти филологические разговоры его забавляли. Способный парень, мой подопечный, подумал он.

- Салют, Олег, - теперь провозгласил Донован и протянул пластиковый стаканчик. Они сдвинули их, стаканы бесшумно по-конспиративному, коснулись друг друга.

- Без звона даже неинтересно, - засмеялся Самотокин.

Они залпом выпили, и Донован продолжал:

- Взялся я за перевод. Автор там бродил в потемках своего подсознания и прочих внутренностях. Залез, как у вас говорят, в самое нутро: в ухо, горло, нос и евстахиевы трубы. В университете я мог и порассуждать о таких книгах, читать же их оказалось настоящей каторгой: челюсти сводило от скуки. Я тогда я подумал: кому перевожу, кто у нас это станет читать? Из нормальных людей. Я не знал, что делать, и пошел к своему психоаналитику. Вот он-то и открыл мне глаза. В пристрастиях авторов, объяснил он, всегда есть нечто болезненное, биологическое, их сжигает собственный внутренний интерес, до читателей им нет дела. Среди них, сказал он, есть литературные лаборанты - специалисты по описанию испражнений, есть сексопатологи и гинекологи, есть патологоанатомы - потрошители, есть психиатры - любители бреда. И тогда, Олег, я бросил художественный перевод и занялся техническими книгами. Потом перешел к науковедению. Все-таки наука более нормальная вещь. И вот теперь лечу на этот симпозиум и рад, что познакомился с тобой.

- Ну, спасибо, Роберт, - Олег дружески хлопнул его по плечу. - Если бы все люди, весь мир говорил на одном языке, насколько проще была бы жизнь.

- Проще? Да. Но мы бы с тобой остались без работы, - рассмеялся Донован.

Они долго ещё говорили о странностях языков и наречий, на время отодвинув свои тайные мысли в глубины подсознания. Каждый старался не вспоминать, что разговор этот идет не просто между двумя людьми, а между двумя сотрудниками противоборствующих спецслужб.

...Так, развлекаясь и лукавя, тревожась и флиртуя, пестрая компания, вознесенная случаем высоко в небо, продолжала свой путь на борту воздушного ковчега над голубой Атлантикой.

Глава 27 .

После телефонного разговора с Саватеевым Спежов не находил себе места. Натыкаясь на стулья, он нервно расхаживал по комнате. Ищут крайнего, и он, как всегда самый удобный кандидат для этой роли, с горечью и отчаянием думал он. Саватеев - величина, доктор наук, у него куча друзей, связи с политиканами, его голыми руками не возьмешь... Безуглова они с его, Спежова, помощью отшили от разработки, и теперь он вроде бы как в стороне. Да и один он, холостой, к тому же воевал, контуженный, не боится ни черта, ему море по колено, а теперь в случае чего этот банковский воротила его всегда прикроет. И только он, Спежов, как сирота казанская, и беззащитен, и семья на руках.

Он снова с содроганием вспомнил холодное лезвие опасной бритвы, выхваченной Беспалым и готовой в любой момент перерезать ему горло. Теперь его может обвинить каждый из них: Безуглов - за предательство, Саватеев за выдачу имитатора бандитам, милиция - за то, что не доложил. Стоп, милиция... Или лучше сразу ФСБ. Вот где выход. И разработку, и испытания они скрывали от властей. Тут они все равны. Но он придет каяться первым, все выложит, как на духу и попросит защиту. По крайней мере, с этой стороны ему нечего будет опасаться. Пока они прохлаждаются в своей Аргентине, им здесь подготовят отличную встречу. В Аргентине? Но ведь и имитатор летит туда же. Летит из страны. Он ясно помнил, как Бригадир говорил в машине своему беспалому спутнику: "Будет что за кордон прихватить".

Через час Спежов был на Лубянской площади. Взял в киоске 100 грамм водки в пластиковом пакете, с отвращением выпил для храбрости теплую жгучую жидкость и поспешно захлебнул пивом. Однако в душе не просветлело. Погруженный в тягостные сомнения долго кружил вокруг бюро пропусков, не решаясь войти, наконец, открыл тяжелую дверь и шагнул внутрь.

Дежурный, едва он дрожащим голосом проговорил о деле государственной важности, прервал его и ровным тоном сказал:

- Вы успокойтесь. Сейчас к вам подойдет наш сотрудник, и вы поговорите в более подходящей обстановке. Ждите.

Через полчаса, после наводящей беседы у дежурного, каких-то его звонков и выяснений, Спежов уже сидел у Казанцева и торопливо рассказывал ему свою историю. Немногословный сосредоточенный Казанцев с каменным лицом делал пометки в рабочей тетради. Дав выговориться, захлопнул тетрадь и в упор начал смотреть в глаза Спежову, словно разглядывал неизвестное экзотическое существо. Тот не выдержал, заерзал на стуле, опустив глаза, пробормотал: