Мехман

- В каком это смысле блестящее? - Кямилов стряхнул пепел. - По каким это признакам его настроение кажется хорошим?

- Повидимому, работу его одобрили, сказали ему "яхши".

Кямилов не хотел даже слышать слово "яхши" применительно к Мехману.

- Гм! "Яхши", говоришь? Он вылетит отсюда с таким звоном, что сорок лет у него будет звенеть в ушах. - Кямилов, позабыв, что на краю пепельницы дымится положенная им папироса, достал из портсигара другую и стал нервно постукивать ею о крышку. - Итак, что же ты скажешь?

- Впечатление такое, товарищ Кямилов, что земной шар, прокуратура, комсомол - все это стало существовать только со дня рождения этого Мехмана...

- Как это так?

- Он с таким видом роется в делах, так старается во все вникнуть и во все вмешиваться, как будто земля перестанет вращаться, если не он...

- Ну, а ты плывешь по поверхности и, главное, боишься навлечь его гнев?

- Чем я заслужил такое недоверие? Э, товарищ Кямилов, даже длинный летний день кончается и начинается новый день.

- Не для того ли ты провожал из районов столько прокуроров, чтобы стать прислужником у этого мальчишки?

Муртузов хихикнул, покачал лысой головой и помял в руках свою кепку с выцветшим козырьком, лежащую на коленях.

- Скорее вы их провожали, чем я, товарищ Кямилоз.

- Ты намекаешь на Рустам Заде? - Настроение Кямилова как будто сразу немного улучшилось. - На него? Того богатыря? Того тигра в брюках галифе? Да, я его выпроводил...

- И большинство из них пострадало из-за Зарринтач-ханум, - подсказал Муртузов, желая ободрить и Кямилова, и самого себя. - Рустам Заде стал жертвой вашей ханум. Не выдержал напора богатырь и свалился спиной наземь.

- Ну при чем тут Зарринтач? Не такой уж я ревнивый... Этот Рустам Заде сам вырыл себе могилу... Разве ты не слыхал, говорят же ведь, что тот, кто роет яму другому, сам первый попадает в нее.

- Ну, конечно, тут сыграла роль ваша всесильная рука.

- Разве что-нибудь может свершиться без руки сильной или бессильной, все равно? - Кямилов потянулся всем телом. - Он хотел нанести нам удар. Так как же ты считаешь? Мы не должны были дотронуться до него даже своим мизинцем, если он занес над нашей головой топор?

- Ваш мизинец страшнее самого большого топора на свете...

- Когда козел ищет своей гибели, он начинает тереться головой о дубину пастуха...

Словно почувствовав прилив сил, Кямилов стал снова разгуливать по кабинету. Муртузов окинул его внимательным взглядом.

- Но этот прокурор бьет по очень чувствительному месту, ухватился за очень тонкий предлог, - сказал он. - За очень тонкую нитку он ухватился.

- Ничего не бойся. Тесто, которое он замешивает, впитает еще много водички.

Кямилов снова начал горячиться. Муртузов хотел успокоить его.

- Откровенно говоря, этот Атамогланов очень мне не нравится, - сказал он и поднялся.

Кямилов положил руку ему на плечо и придавил его своей ладонью.

- Ты боишься его, признавайся? Фамилия, что ли, его напугала тебя? Атам-оглан-ов!

- Почему фамилия? - Муртузов постарался высвободить плечо. - Меня пугает то, что он рыщет везде и всюду, меня пугает то, что он всюду сует свой нос. Я скажу открыто: он близок не только с Вахидовым, но и с секретарем комсомола Ахмедовым. А ведь вы знаете, как непочтительно относится к вам этот Ахмедов, готов рубить мечом даже вашу тень. В последнее время он всюду нападает на вас, позорит, говорит, что коммунхоз работает неудовлетворительно. Так вот с этим Ахмедовым Мехман вместе посещает клуб. Потом он дружит с заведующим земотделом агрономом Джаббарзаде, который формально считается вашим заместителем, а на деле днем и ночью только о том и думает, как бы сесть в ваше кресло. Из-за этого я и тревожусь, меня даже знобит от страха, мурашки бегают по спине...

- Да вы же с этим Мехманом живете как одна семья? - спросил потрясенный Кямилов и даже плечами передернул, как будто ему стало холодно. Но тут же он засмеялся, чтобы не выдать себя, и между побледневшими губами сверкнули зубы. - Вы же как одна душа, одно тело с ним...

- С тех пор как он вернулся из Баку, моя нога не переступила его порога.

- Почему же ты перестал ходить к ним? Разве мы не говорили с тобой о том, что надо резать на куски его кишки-мишки изнутри? Стоит чихнуть на тебя, как ты от страха, как карлик, вылетаешь вон.

- Потому что Мехман сблизился с другими людьми и повернулся спиной ко мне. Он стал открыто выражать свою неприязнь. Если хотите знать, он так и сказал: мой дом, моя квартира не постоялый двор. И ты, и твоя почтенная жена Явер можете найти другое место для развлечений.

- Неужели он, неблагодарный, так быстро забывает чужие хлеб-соль? Ты же носил ему и рис и баранину.

- Да, он такой. Насколько мягкое сердце у тещи, настолько суров и резок ее зять.

- Может быть, он ревнует свою пышнотелую тещу к тебе? - спросил Кямилов. - Может, ты пялил на нее глаза? Этого не может быть, а?

- Нет, совсем не то. - Муртузов заерзал на месте, в растерянности он даже протянул руку к разрисованному портсигару, желая взять папиросу, хотя никогда не курил, однако во-время опомнился. - Да, изменился наш Мехман Мурадоглы с тех пор, как вернулся из Баку.

- Может быть, ты не осведомлен, а там уж есть какие-нибудь новости или перемены? - спросил Кямилов, подняв указательный палец. - Там, наверху.

- Какие могут быть перемены, когда там сидит Абдулкадыр - наш человек? - Муртузов пожал плечами.

- Наш человек - это верно, - вздохнул Кямилов. - Но друг наш слишком разжирел.

- Да, да, он стал похож на мясника, питающегося курдюком жирного барана, - живо подхватил Муртузов. Он не мог простить Абдулкадыру того, что его не утвердили в должности прокурора. - Только одно и знает: наслаждаться едой... Почему не наслаждаться? Разве она ему дорого стоит? Находятся дураки, вроде меня, и посылают.

- На самом деле, этот Абдулкадыр большой охотник до жареных бараньих внутренностей.

- Не вставая с места, он уничтожает пять фунтов чурека и целый таз жареных внутренностей и все не говорит "наелся".

- Жена его Гюльбута жрет не меньше его самого.

- Прошлый раз, когда я был в Баку, он пригласил меня к себе домой, начал рассказывать Кямилов. -Нас было трое, и мы съели внутренности трех баранов. Я уже с трудом дышал. Абдулкадыр говорит мне: "Эй, приятель, это еще что? Ты уже наелся? Разве ты ребенок?" Я увидел, что этот сын гяура не отстает от меня, встал и убежал. Куда там! На лестничной площадке он буквально преградил мне путь. Выскочил на лестницу, держа в руке луковицу величиной с блюдце. "Куда ты опешишь? Кушать надо..." Я выбежал на улицу и, оглянувшись, только увидел, как его лысая голова сверкает в подворотне...

- Повидимому, счастливая звезда Абдулкадыра уже угасает...

- Почему это угасает?

- Потому что прокурор республики ненавидит его.

- Выходит, что и мы из светил превратимся в маленькие звездочки? - Эти слова вырвались у Кямилова невольно и, спохватившись, он добавил: - Ну, ничего, цыплят по осени считают, деточка!

- Я специально написал Абдулкадыру письмо о Мехмане. Я открыто написал: выручай, брат! Даже

Гюльбута-ханум я послал письмо, полное намеков.

- А ответ? Абдулкадыр ответил тебе?

- Оба письма словно сгинули.

Кямилов взмахнул руками, как человек, внезапно упавший в холодную воду.

- По всему видно, что у Абдулкадыра плохие дела.

- Я так понимаю, что дела у Абдулкадыра мокры в подлинном смысле этого слова.

- Мокры? - Кямилов затопал ногами. - Дурачок. Нельзя укутываться в саван, будучи еще живым, Муртузик мой.

- При чем тут смерть, товарищ Кямилов? Сейчас всюду можно найти кусочек хлеба. Работы хватает.

- Нельзя бежать с поля брани, Муртуз.

- Ради вас я готов идти на смертный бой, товарищ Кямилов.

- Да, мы дадим ему бой, Муртуз! Крепись, деточка. Держись за этого человека в калошах, которому дьявол придал обличье маленького человечка, а на самом деле он гигант и немало кораблей бросил на подводные камни. Пусть этот человек в калошах толкнет на черную скалу и корабль Мехмана, так дерзко плывущего на гребне волны.