Страница 17 из 23
РУКОПИСЬ АЛЬБЕРТА ЭЙНШТЕЙНА
Я сидел в Летнем саду возле пруда. Когда-то в этом пруду плавали лебеди, и я частенько по утрам наблюдал за ними. Теперь лебедей почему-то не стало, но я уже привык к "моей" скамейке на берегу и всегда, если надо обдумать что-то, принять какое-то решение, — прихожу сюда.
Хорошо утром в Летнем саду! Дорожки пустынны. Тихо. И мысли приходят такие чистые, ясные. Хорошо и весной, когда сад просыпается от зимней спячки и в воздухе появляются первые тонкие дразнящие запахи весны; хорошо и зимой, когда все дремлет под снежным покрывалом, а мраморные богини попрятались в свои деревянные домишки. Только летом я не хожу в Летний сад: слишком шумным, пестрым и каким-то суетливым становится он летом.
Я сидел возле пруда и обдумывал свой новый рассказ, когда рядом со мной на скамейку опустился какой-то пожилой человек с палкой. На нем было добротное пальто с воротником-шалью из выдры и такая же высокая меховая папаха. Умное и доброе лицо интеллигентного, много знающего и много видевшего человека.
"Артист? — подумал я. — Архитектор? Хирург?"
Я люблю отгадывать профессии незнакомых людей.
Мой сосед вынул из кармана книгу и стал читать.
"Вот те раз!"
Это была моя книга! Мой сборник спортивных рассказов. Но самое поразительное — предназначался он для подростков.
Искоса я стал наблюдать за моим странным соседом.
Он читал без очков, далеко отставив книгу от глаз. По картинке в тексте я сразу определил, что читает он рассказ о футбольном судье и уже приближается к концу.
"Узнать бы, — подумал я. — Нравится ему? Или нет?"
Сосед, очевидно, заметил мой повышенный интерес к книге.
— Я — не типичный читатель, — улыбнулся он. — Физик, доктор наук, а люблю читать детективы, причем по-английски. Это и разрядка, и практика в чужом языке. И спортивные книжки вот тоже люблю. Встречаются занятные…
— А эта? — я кивнул на книжку в его руке.
— Эта? — он внимательно оглядел меня.
Честно говоря, я ждал его ответа настороженно, с опаской.
Казалось бы, я имел уже десятки отзывов о своей книге. И рецензии в печати. Ну какое уж особое значение мог иметь для меня еще один отзыв?! И все-таки…
— Эта тоже ничего, — сказал физик. — Есть забавные рассказы.
У меня отлегло от сердца.
Мы разговорились. Вскоре я открыл ему, кто автор этой книги.
— Почему наши писатели так мало пишут о науке? — сказал он. — Кроме Гранина, пожалуй, никто… А ведь наука — это драма идей. Поединок мыслей. Схватка характеров. Тут столько интереснейших историй…
— Например? — сказал я.
— Например? — он задумался. — Вот вам, на первый случай. Художественно обработайте — и будет готовая повесть.
Насчет физики вы, наверно, не очень?.. В объеме десятилетки? Ясно.
Но все-таки об Альберте Эйнштейне, конечно, слышали? Ну, я и не сомневался.
Альберт Эйнштейн был гений. Даже не просто гений. Знаете, в старину были георгиевские кавалеры. А был еще — полный георгиевский кавалер. Тот, кто награжден крестами всех четырех степеней. Таких полных кавалеров очень было мало. Так вот Эйнштейн — полный гений.
У нас иногда происходит как бы инфляция понятий. Обесценивание. Изобретет кто-нибудь остроумную машину, выдвинет интересную гипотезу — начинается шум. Талантливо! Блестяще! Гениально!
Талантливо? Да! Блестяще? Да! Гениально? Нет!
Гений — это пик! Высшая точка человеческого таланта. Гений переворачивает мир. Он видит то, чего не видел еще никто.
По-моему, и вообще-то на земле во все века у всех народов было очень мало гениев. В физике и астрономии, например, их было всего человек семь-восемь. Ньютон, Кеплер, Фарадей, Галилей, Коперник, Максвелл… Ну, может быть, кого-нибудь пропустил… Так вот, даже в этой блистательной компании Альберт Эйнштейн — звезда первой величины.
Вы в физике не очень?.. Ах, да, в объеме десятилетки. Тогда, конечно, трудно объяснить вам существо гениальных теорий Альберта Эйнштейна.
Уж поверьте мне на слово: он буквально перевернул все наши представления о мире. Он произвел настоящую революцию, причем не в какой-нибудь одной области. Нет, он в целом изменил все наши взгляды на природу явлений.
Ну, вот вам один пример. Время… Что такое время? Раньше, попросту говоря, думали, что, если вдруг исчезнут люди и звери, Земля и другие планеты, — время все равно будет существовать. Какой-то гигантский маятник по-прежнему будет отщелкивать секунды. А Эйнштейн с предельной ясностью доказал: нет, тогда исчезнет и само время.
Он доказал, что и время — понятие относительное, бег его убыстряется или замедляется в зависимости от скорости движения тела.
Сложновато? Ну, не буду. Если заинтересуетесь, — почитайте на досуге. Между прочим, о теории Эйнштейна за последние годы издано на всех языках более восьми тысяч различных книг. Представляете? Целая библиотека. Неслыханная популярность!
Рассказывают такую историю. В Америке кто-то опустил письмо с надписью на конверте: "Европа. Эйнштейну". И письмо дошло. Причем без задержки. Учтите, это не анекдот. Это быль.
Но я немного отвлекся.
История, которую я хочу вам рассказать, состоит из нескольких глав.
Итак, глава первая.
Тысяча девятьсот пятый год.
Альберту Эйнштейну двадцать шесть лет. Всего двадцать шесть! Совсем еще мальчишка. Безвестный служащий бюро патентов. Но, должен вам сказать, не знаю, как у вас, в литературе, а в современной физике зачастую именно такие вот мальчишки и делают самые сногсшибательные открытия.
Ферми однажды даже заявил, что в физике только до тридцати лет "высекают искры".
Конечно, и в сорок, и в пятьдесят можно продолжать научную работу, руководить кафедрой, писать учебники, оппонировать на защитах и прочее, и прочее. Но "высекать искры" уже трудно.
Да, так вот, именно в 1905 году в немецкий журнал "Анналы физики" двадцатишестилетний Альберт Эйнштейн принес маленькую тетрадочку. Тоненькую — всего тридцать страниц. И в семнадцатом томе этих "Анналов" тетрадочка была опубликована под скромным названием "К электродинамике движущихся тел".
Обратите внимание на заглавие. Не какая-нибудь "Новая теория" или "Переворот в современной физике". Нет, тихо и застенчиво: "К электродинамике движущихся тел". Будто автор занимается каким-то сугубо частным вопросом. А между тем эта крохотная работа буквально перевернула мир.
В ней были заложены все основы знаменитой эйнштейновской теории относительности.
Кстати, заметьте, объем — тридцать страниц. У нас почему-то повелось: если диссертация — обязательно толстенный том. Особенно у вашего брата, у гуманитаров. А свежих мыслей иногда и на одну страничку не наскребется.
А тут всего тридцать страниц, но это — выжимка. Экстракт. Сплошные мысли, мысли, мысли.
И притом — ни одной цитаты или ссылки. Совсем ни одной! Все мысли свои, новые, своеобразные.
Кстати, когда Альберт Эйнштейн уже был всемирно знаменит, один из многочисленных газетных репортеров спросил его: "Нельзя ли посмотреть блокнот, в который вы заносите свои мысли?" Эйнштейн ответил: "Мысли, друг мой, приходят так редко! Я их просто запоминаю".
Вот каков был этот человек!
Но вернемся к нашей повести.
Итак, глава вторая.
Прошло более тридцати лет с тех пор, как молодой, никому не известный Альберт Эйнштейн опубликовал свою лаконичную статью в "Анналах физики".
Теперь Эйнштейн был уже всемирно знаменит.
С ним беседовали короли и президенты. Его знакомства добивались мудрейшие ученые и писатели Америки и Европы. Его портреты печатались в популярнейших журналах рядом с фотографиями кинозвезд.
Жил в это время Эйнштейн в Америке. Свою родину, свою Германию он вынужден был покинуть. Там хозяйничал Гитлер. А Альберт Эйнштейн был еврей…
Он поселился в маленьком американском городке Принстоне. Жил уединенно, по-прежнему погруженный в себя. Недаром он полушутя-полусерьезно утверждал, что лучшая профессия для ученого-теоретика — быть смотрителем маяка.