Раскрыть ладони

— Невероятное везение — потерять всё!

— Зато сколько приобрёл... Вернее, скольких. К примеру, эта женщина, рискнувшая бросить вызов бывшему возлюбленному. И твой второй дядя.

Как он не понимает... Или понимает, но иначе, нежели я. Попробовать найти что-нибудь общее в наших ощущениях? А надо ли? Но если не попробую, не узнаю, напрасно всё было или нет.

— Вилдия думала об удовлетворении своего желания, только и всего. Хотела отомстить и отомстила. Используя меня, как бессловесную куклу. А Тувериг... Он тоже искал свою выгоду. И нашёл. Не было никаких благородных порывов души, и не убеждай меня в этом!

— Не буду.

Почти десяток шагов он молчал. Лучше бы и дальше не говорил ни слова!

— Но ты хочешь, чтобы тебя любили.

Останавливаюсь. Демон проходит чуть дальше, и только заметив моё отсутствие рядом с собой, замедляет шаг и оборачивается.

Хочу? Он именно так объясняет для себя мои поступки? Какая глупость! Да мне плевать! Не нужна мне ничья любовь. Раньше, может, и хотел, а сейчас... Всё ушло за Порог. Не без моего скромного участия. Ушло и забылось. Вроде бы.

Но всё равно обидно выслушивать такое!

— Это преступление, по-твоему?

— Нет.

— Ты сказал так, будто...

— Это просто невозможно.

Ага, заговорил по-другому? Решил, что недостаточно сильно ударил?

— Меня не за что любить? Ты на это намекаешь? Я, по-твоему, жуткое ничтожество?

Не отвечает. Поднимает голову и смотрит вверх, туда, где на крыши домов медленно, но настойчиво наползает ночь.

— Я не заслуживаю любви? Почему ты молчишь?!

— Потому что мне нечего сказать.

— Тебе — и нечего?! Не лги!

В круговерти сумерек и огоньков, беспокойно колышущихся за стёклами уличных фонарей, зелёные глаза то темнеют, то вспыхивают едва ли не белыми искрами, но чувства в переведённом на меня взгляде не заметно. Вернее, оно есть, только предназначено кому-то другому. Кому-то далёкому, а может быть, близкому, но не мне и не самому Джеру.

— Я ничего не знаю о любви.

— Обо всём на свете знаешь, а тут вдруг сдался! Какой же ты после этого демон?

Улыбается. Левым уголком рта. Щурится, то ли зло, то ли грустно.

— Плохой. Неумелый. Бесполезный.

Эй, да он отнимает титулы у меня!

— Почему ты сказал, что я хочу любви?

— Потому что это правда.

— Я вовсе...

— Именно ХОЧЕШЬ. Но пока мы хотим, мы не получаем... Так заведено в подлунном мире.

— А вот теперь ты точно лжёшь! Как же можно достигать цель, если не желать её достичь?

Демон поправил сползшую с плеча лавейлу.

— Желание и стремление — разные вещи. Желаешь чего-то неосязаемого, необъятного и прекрасного. Стремишься к тому, что имеет строго определённую цену. Цену, которую ты готов заплатить. И платишь, скрипя зубами.

— Причём же здесь...

— Любовь? Её тоже можно добиться, и сегодня мы как раз видели жертву такого «стремления». Но в твоём случае всё по-другому. Ты хочешь любить и быть любимым. Однако вовсе не стремишься к этому.

— Да откуда тебе знать?!

Поворачивается спиной.

— Неоткуда, конечно. Я вообще ничего ни о чём не знаю. Если бы знал...

Прячет лицо? Я обычно так поступаю, когда не хочу тратить силы на сдерживание чувств. И когда понимаю, что ещё немного, и желвак в щеке начнёт растекаться во все стороны мерзким онемением. Но что в нашей дурацкой перепалке могло вынудить отвернуться демона? Уж не упоминание ли о любви?

Проверим:

— А ты? Ты хочешь, чтобы тебя любили?

Тянет с ответом, но признается:

— Хочу.

— А стремишься?

Промедление становится ещё заметнее и заканчивается коротким и сухим:

— Нет.

Шагает прочь, но перед тем, как свернуть за угол, едва не задев плечом парня в карнавальном костюме, буркает:

— И не буду.

Да, всё, что демон умеет, это портить настроение! И так тошно до одури, а он ещё прибавляет...

Значит, дядюшка знал о том подвале и его обитателе. Или даже сам подсобил? Нет, силёнок Трэммина не хватило бы на сотворение странной лужицы, не живой и не мёртвой. Испросил чьей-то помощи? Скорее всего. Но могу поклясться, маг был не местный! За прошедшие годы я расплёл сотни заклинаний, от простеньких до самых заковыристых, и всё же ни разу не встречался ни с чем подобным.

Это были не чары. Кусочки, собранные в горсть, но не соединённые между собой обычным образом. Как они держались друг за друга? До сих пор не понимаю. Отчаянно подставленные ладони разорвали непонятную связь, но не уничтожили заклинание полностью. Та капля, что попала мне на лицо, и поныне наделена собственной силой. По крайней мере, не желает подчиняться, а при каждом удобном случае доставляет хлопоты. В чём же загвоздка? Чем убили отца и пытались убить меня?

Занавеси тревожно затрепетали, заставляя меня отвлечься от размышлений. Что такое? А, тот гуляка, свернувший с главных улиц. Наверное, устал от праздника и возвращается домой. Или напротив, ищет дорогу обратно. Вот он остановился, начал рыться в складках накидки из пёстрого шёлка, сдвинул маску на лоб, чтобы не мешала обзору, осмотрелся, снова спрятал лицо под черным шёлком и двинулся мне навстречу.

Сейчас попросит показать дорогу, не иначе. Что ж, помогу. Может, и сам провожу, всё равно не знаю, чем заняться.

Странный ритм шагов: всё ускоряется и ускоряется. Кажется, ещё немного, и парень сорвётся на бег. Рваные края наряда развеваются, не давая ясно различать движения, и мне вдруг почему-то становится холодно. Очень холодно. А вслед за льдом, наполнившим сосуды, всегда следует только одно, хорошо знакомое и означающее... Но ведь вокруг нет чар, ни единой ниточки! А тем не менее, жгуты, коснувшиеся ладоней, ощущаются так отчётливо, что...

Отсветов на клинке не было, потому что лезвие оказалось нарочно зачернено. И руки, движущейся к моему боку, я не заметил. Не успевал. Но разве нужны глаза тому, кто видит пальцами?

Нити невидимых кружев натянулись, превратившись в тугую сеть, когда я собрал в кулаке услужливо подставившиеся петли. Воздух сгустился, став настоящим болотом на пути смертоносной атаки, поймал чужое запястье и свернулся вокруг него, сдавливая плоть кольцом, которое невозможно разорвать, потому что... оно не существует.

Кость хрустнула и рассыпалась осколками где-то глубоко под кожей. Я не мог это видеть или слышать, но знал, что так оно и есть. Гуляка глухо выдохнул, стараясь высвободиться из невидимой хватки, шагнул ближе...

Мне не было страшно. Но увидев врага совсем рядом, я сделал то же самое, что и любой другой на моем месте. Ударил. Только не рукой, как прежде. Не успел даже как следует замахнуться: занавеси оказались проворнее и первыми ринулись в бой.

Что можно почувствовать, когда в тебя врезается твёрдый, как камень, комок воздуха? Не знаю. Но приятного, должно быть, мало. Вот и нападающий не пришёл в восторг, наткнувшись на невидимый кулак, много больших размеров, чем человеческий. Пошатнулся, полтора вдоха постоял, застыв, как статуя, потом рухнул вниз, повисая на вывернутой руке, запястье которой всё ещё сжимала невидимая петля, охотно подчиняющаяся мне. Вернее, моим пальцам, хищно скрюченным и неспособным на пощаду.

Пошли прочь! Трясу рукой, стараясь избавиться от, кажется, намертво прилипших к ладони нитей. Капельки пота собираются в ручеёк между лопатками и весело скатываются вниз.

Я убил человека? Но я ведь и пальцем до него не дотронулся! Может быть, он всего лишь оглушён?

Бухаюсь на колени рядом с неподвижным телом, наконец, освободившимся из невидимых сетей. Наклоняюсь к своему недавнему противнику, стягиваю маску, чтобы попробовать расслышать дыхание, и удивлённо охаю.

По лицу змеится знакомый чёрный узор, но делает это всё медленнее и медленнее, пока не замирает совсем. Тень! Причём, мёртвая, потому что если верить словам дяди, узор возвращается так быстро только в случае смерти.

Ну уж нет! Не верю! Не позволю!

Он не должен умирать. Всё, что угодно, только не смерть. У меня есть всего лишь один вопрос, и он не может остаться без ответа. Мне нужно знать, кто натравил убийцу, иначе... Иначе я пройду по этому городу смерчем.