Раскрыть ладони

Томный взгляд, лениво перетекающий с одного предмета чердачной утвари на другой, наконец, останавливается на мне. И только теперь я могу видеть попытки карих глаз вернуть прежнее выражение. Или хотя бы похожее на прежнее.

— Почему ты никогда не приводил меня сюда?

Тень обиды в голосе. Ну да, разумеется! Хоть обстановка моего жилища и заслуживает нелестных слов, но это — дом. Не наёмная комната, которая никогда не станет твоей собственностью, не уголок во владениях Науты, разделённый между несколькими девицами, а стало быть, не принадлежащий ни одной из них.

Дом.

Каким же я был дураком! Да если бы Келли хоть раз здесь побывала, она бы...

Нет, не буду снова себя обманывать. Время и случай упущены. Пора забыть о совёршенных и несовёршенных глупостях. Тем более что иначе я поступить не мог.

Гулящих девиц не приводят домой. Таково непреложное правило, исполняемое всеми без исключения, от бедняков до богачей. Не знаю, откуда оно взялось, но спорить с ним не собирался. Даже не думал, что можно поспорить. Зря? Наверное. Если бы набрался смелости, не потерял бы Келли. Постарался бы не потерять. Ну что с меня взять? Трус, он трус и есть.

А ведь мне хотелось бы всё вернуть обратно. Очень хотелось бы. Пока любимое лицо было далеко, отделённое от меня расстоянием и лесом неотложных дел, казалось, удаётся начать забывать. Но сейчас, всего в нескольких шагах...

Плавные линии черт настолько выверены, словно над красотой женщины работала не только природа, а ещё и резец скульптора. Гладкая кожа, под которой на виске тревожно бьётся нежно-голубая жилка. Еле заметно вздрагивающие пушистые ресницы. Приоткрытые губы, лишь немного отличающиеся по тону от начинающих розоветь щёк... Эй! А причём здесь румянец? Благородной даме краснеть не положено. Вроде бы.

— Прости.

— За что?

— Я должен был показать тебе, где живу. Тогда бы... — Как я, наверное, смешон в эти минуты. Просто обхохочешься. Пока не поздно, нужно перевести серьёзный разговор в шутку, иначе... Я снова начну себя презирать. — Тогда бы сбежала от меня ещё раньше!

Она улыбнулась, сделав вид, что оценила мои старания казаться безразличным. Но глаза к улыбке не присоединились, оставляя во взгляде задумчивость и отрешённость.

— Чем обязан визиту? Честно говоря, Келли, я не ожидал увидеть тебя.

— Я тоже не собиралась приходить.

Ну хоть в этом она не врёт. Спасибо. Правда, спасибо. Вот если бы сказала, что желала встречи, к примеру, чтобы распрощаться окончательно и высказать все накопленные упрёки, я бы не поверил. А так — верю.

— Значит, появилась причина?

— Да.

— Веская?

— И даже очень. Вдвое тяжелее тебя.

Я решил было посмеяться, но вовремя сообразил, что слова Келли не были шуткой. Напротив, она произнесла короткую фразу с такой поразительной серьёзностью, что следовало удивиться.

— Прости, я не совсем понимаю...

— Мой супруг. Будущий супруг.

А вот слово «будущий» прозвучало как-то неуверенно. Не всё так просто и легко удаётся красавице? Что ж, бывает. Но я-то зачем понадобился?

— А что с ним?

— Пока ничего.

О, сколько чувств оказались вложенными в небрежное «ничего»! Я и не думал, что несколькими звуками можно передать сразу оскорблённое негодование, детскую обиду и холодную ярость.

— Э-э-э-э... Я слушаю.

— И что именно хочешь услышать?! — Келли почти сорвалась на крик, но быстро взяла себя в руки, видимо, опасаясь близкого присутствия чужих любопытных ушей. — Что я собираюсь пойти под венец со старой развалиной, которая и на ногах еле стоит, а уж в постели и вовсе...

— В постели обычно полагается лежать, разве нет?

— Ой, как полагается! Да только не всему и не всегда лежать нужно!

Хм. Дурак. И как сразу не догадался? Тогда можно было бы избежать злобной вспышки. Но с чего мне было предполагать...

— Сочувствую.

Ноздри тонкого носа бешено раздулись.

— И это всё, что ты можешь сказать?

— Прости, но какое отношение я...

Она шагнула вперёд, почти прижалась ко мне и быстро зашептала:

— Ты можешь, ты это можешь, я знаю... Просто сделай для него то же, что делал для меня? Это же вовсе не трудно, и не нужно никаких зелий и чар... У тебя получится... У тебя должно получиться!

— Келли...

В уголках умоляющих глаз застыли прозрачные бусины слезинок.

— Я хочу от него ребёнка, мне нужен этот ребёнок, понимаешь? Мне никогда ничего не было нужно так сильно! Я не прошу тебя о многом, но ради того, что было, ради всех прошлых дней, когда мы... когда нам было хорошо... ради меня... ты сделаешь меня самой счастливой женщиной на свете!

— Но как я могу...

— Твои руки, только твои руки! Я знаю, он не подпустит к себе ни обычных лекарей, ни магов, он сам так сказал, но ведь ты ни то, ни другое... Помнишь, как у меня болела спина? Лучший лекарь, какого только могла найти хозяйка, ничем не помог, оставил только притирания, от которых толку не было, одна вонь... А ты, помнишь? Ты тогда просто погладил, и боль ушла!

Ну, не просто «погладил», конечно, и не за один раз удалось вправить обратно выбившиеся из пучков плоти невидимые, но полыхающие ощутимым огнём соломинки, но в целом всё верно. Правда, у Келли были всего лишь растянуты мышцы или что-то подобное, а то, о чём она просит сейчас...

— Я могу и не...

— Ты сможешь! Я верю, что сможешь!

Наверное, так должны смотреть солдатские жёны на своих мужей, уходящих биться с врагом. Сколько неистовой силы, сколько уверенности, сколько страсти... Устоять просто невозможно. И в конце концов, я хочу, чтобы она была счастлива. На самом деле. Пусть без меня, но если счастье для любимой женщины будет создано моими руками, значит, и я тоже... Перестану хотя бы сожалеть.

— Я попробую, Келли.

Она отстранилась, поправила складки платья, одёрнула рукава и воткнула клюв сложенных пальцев в мою ладонь:

— Отдашь это стражнику у входа, и тебя пропустят. Сегодня вечером.

Согретый чужой плотью металл. Потом посмотрю, что это, а сейчас сжимаю в руке, словно надеюсь подольше сохранить тепло прикосновения.

— Виноградный дом на Второй галерее. Найдёшь?

Верхние кварталы? Я там никогда и не бывал. Придётся поспрашивать.

— Найду.

— И вот ещё что...

Хрусткий шёлк прошелестел по обшарпанному паркету.

— Не называй меня так больше.

— Как?

— Я теперь dyesi Каелен. И для тебя тоже.

Ей не надо было этого говорить. Не надо было всё портить. Но раз уж сказала...

— Как прикажете, госпожа.

Когда скрип ступенек затих, Тай снова робко заглянула в дверь.

— А кто она? Такая красивая и, верно, очень богатая... Откуда она тебя знает?

— Было дело.

Ответ неопределённый, но сказать точнее и не получится.

— А уж свита-то у неё, как у королевы!

Восторг, смешанный в голосе кузины с почтительным страхом, удивил меня и заставил спросить:

— Ты о чём?

— А ты не видел?!

Довольная тем, что стала обладательницей недоступных другим сокровищ, Тайана притворила дверь и, помогая себе беспорядочными жестами, начала рассказывать:

— Все такие высокие, здоровенные, как на подбор! А на груди у каждого панцирь, так в него смотреться можно, как в зеркало, до того вышлифован! Я даже погладить попросила...

— И позволили?

Девушка обиженно фыркнула:

— Не, кто ж позволит оружие или доспехи трогать? Они ж наверняка зачарованные сверху донизу, а мне папа говорил, что если чары наложены, то их всегда сбить можно, потому лишний раз никого чужого солдат к себе не допустит.

— Так это были солдаты?

— Ну, похожи, только не городские... Грознее в сто раз, а то и больше!

В сто раз грознее наших стражников? У восторга глаза велики. Правда, если вспомнить отдельных доблестных «воинов», можно легко представить грозность и в тысячу раз большую.

— И много их было?

— Да с дюжину.

Ничего себе, свита... Келли чего-то опасается? Так почему же на чердак поднялась одна, без сопровождения? Доверяет мне или... Уверена в моей безобидности? Да какая разница?! Ясно одно: ей нужно было оставить в тайне суть нашей договорённости, и цель достигнута. К тому же, я согласился, и отступать поздно.