Переменная звезда

Она кивнула.

– Думаю, мы сможем продолжить разговор там. Пойдем.

– Минутку, – вмешался я. – Есть вопрос.

– Он только что сказал всем вам, что у нас нет ни минуты, – резко выговорила Джинни.

– Я согласен с Эндрю. Но отсюда и вопрос: "мы" – это кто именно?

Все озадаченно заморгали.

– Десять мест. Вас семеро. Если таково желание Эвелин, я занимаю место номер восемь. Кто получит еще два?

Все заморгали просто ошарашенно. У Герба вид был еще более сонный, чем обычно. Эндрю кашлянул.

– Когда я уходил, к нам как раз согласился присоединиться мистер Хаттори.

– Неужели? – хмыкнула Джинни. – И почему?

Эндрю нахмурился.

– Честно говоря, я не очень понял. Но Ричард как-то объяснил и вроде бы было понятно.

– Хаттори! – вскрикнул лейтенант Брюс, отбросив последние попытки добиться того, чтобы никто не подумал, что он подслушивает. – Он-то с какой стати должен лететь первым рейсом? Какой-то бухгалтер несчастный!

Джинни устремила на лейтенанта взгляд, полный жгучего презрения. Он как-то весь сморщился.

– Уверена, вы предпочтете остаться в командном отсеке с людьми, которых интересует ваше мнение, лейтенант, поэтому мы теперь удалимся. Только ваша любезность позволила нам злоупотребить вашим гостеприимством. Ну, мы идем?

Эвелин повернула голову и посмотрела на меня.

– Тебе нужно что-то взять с собой, Джоэль? – Чуточку приподнялась одна бровь, едва заметно – уголок рта. – С кем-нибудь попрощаться?

Я понятия не имел о том, куда мы направимся и чем станем заниматься, когда туда доберемся, и какой вклад я смогу сделать в общее дело.

Я немного повысил голос:

– Герб? Попрощаешься со всеми за меня, ладно? Ты знаешь, как это лучше сказать.

– Если я не получу десятое место, – конечно, – отозвался Герб. – Только не оставляй мне, пожалуйста, свою папку с порнушкой. Я в нее уже давным-давно залез.

– Капитан Конрад, – проговорил я так же громко, – я могу в качестве багажа захватить-с собой баритон-саксофон?

– "Анну"? – спросила Эвелин.

Я улыбнулся.

– Ты неплохо читаешь с листа. Да, мою "Yanigasawa".

Эндрю ответил:

– Если бы места не хватило, я оторвал бы пару приборных панелей или еще что-нибудь.

Мы с ним переглянулись.

– Значит, я с моим саксом встречу всех вас около шлюзовой камеры, – сказал я.

Эндрю сделал вид, что прочищает горло.

– Джоэль, надеюсь, вы простите меня за своевольность. Я взял на себя смелость попросить, чтобы ваш серебряный баритон перенесли на борт "Меркурия" вскоре после нашей стыковки. Эвелин сказала, что вы захотите взять с собой именно этот инструмент. – Его взгляд заметался между Джинни и Эвелин. – Мне показалось, что это благоразумно.

Я понимал, что он имеет в виду. Джинни и Эвелин представляли собой две стихии. Если одна из них заявила, что человек взойдет на борт, то вторая (умные деньги) заявила, что нужно сэкономить время и приступить к погрузке багажа.

– Несомненно, – сказал я, и между нами возникло безмолвное взаимопонимание. – Пойдемте. Не терпится поскорее увидеть ваш корабль, капитан. Полагаю, вы пристыковались к главному пассажирскому люку?

– Именно так. – Он обернулся к Гербу. – Мистер Джонсон, не согласитесь ли сопровождать нас? Я смогу показать вам то, о чем мы говорили по пути сюда.

Герб кивнул.

У Брюса был такой вид, будто он готов расплакаться. Ренник смотрел на меня так, словно намеревался сварить меня в кипятке. Дороти выглядела так, как будто ей жутко хочется облачиться в одежду судьи и незамедлительно зарегистрировать наш брак с Эвелин. Эндрю был похож на щенка, невероятно гордящегося тем, что он освоил какие-то новые потрясающие трюки и ему досмерти хочется их всем продемонстрировать.

А Эвелин выглядела, как вся моя жизнь до самого конца, и улыбалась мне.

Пройти надо было почти всю длину корабля, от носа до кормы, и путь оказался более долгим, чем я ожидал. Нам не встретилось много моих знакомых… нам вообще мало кто встретился. Похоже, большинство людей сидели в каютах и ждали, когда им объяснят, что, черт побери, происходит. Но мимо тех немногих друзей, кто попался нам по дороге, ни я, ни Герб не могли просто проплыть и не попрощаться с ними, не сказать ни слова. Кроме того, нам хотелось, чтобы по кораблю как можно скорее распространилась новость о том, что все останутся в живых, что рано или поздно всех отсюда заберут. Выразить такое парой коротких фраз у меня никогда бы не получилось. У Герба получалось намного лучше, ясное дело. Все, кроме одного из наших друзей, на новость отреагировали положительно и выразили согласие передать ее остальным. Лишь один – Ричи – уставился на меня, раззявив рот, потом развернулся и устремился прочь, не сказав ни слова.

Только к самому концу пути от командного отсека до входа в шлюзовую камеру у меня начали появляться кое-какие мысли.

Я поймал себя на том, что пытаюсь осмыслить все, что было сказано с того момента, как я оказался в отсеке, и кто именно что именно говорил. Все имело смысл, все раскладывалось по полочкам, кроме одного-единственного пункта в уравнении. И этот пункт не давал мне покоя. Из-за этого у меня противно сосало под ложечкой, но я никак не мог толком понять, в чем же дело.

Эта мысль настолько меня занимала, что я почти не обращал внимания на то, как Эндрю взволнованно тараторит насчет своего изобретения, хотя мне ужасно хотелось послушать. Ведь он рассказывал мне о настоящей Загадке Веков. Но я был отвлечен своими раздумьями и потому почти ничего не понимал из того, о чем он мне рассказывал.

А потом вдруг из общего шума вырвались три слова и, закрепившись в моем подсознании, со страшной силой взорвались. Я разжал пальцы, мой легкий скафандр уплыл от меня, и я не стал его догонять.

– Энди, – неучтиво прервал я его. – Ты только что сказал… независимо от… ну, только что?

Он возился со своим скафандром, пытался засунуть ноги в штанины. Неумеха, как и подобает истинному гению.

– Прошу прощения? Да, Джоэль. Абсолютно независимо. Как я уже сказал, основа принципа синергизма радикальной иррелевантности…

Я снова его перебил:

– Эвелин? Ты понимаешь, в чем суть двигателя Эндрю? Он тебе объяснял?

Эвелин оторвалась от облачения в скафандр.

– Пытался, – проговорила она озадаченно, но весело. – Не получилось. Боюсь, мне не хватает твоей подготовки по физике.

Я кивнул.

– Дороти?

Она покачала головой.

– Меня моя подготовка по физике сгубила. Оказалось, все, что я знаю, в корне неправильно. После четвертого предложения я перестала слушать, и кажется, в тот момент Эндрю говорил о том, что вся масса бесконечна.

– Так и есть, в каком-то смысле, – подтвердил Эндрю. – Понимаете…

– Эндрю, мой новый друг, – сказал я ему, – мы не понимаем. Вполне возможно, мы просто не способны понять. Но мне бы хотелось быть как можно более уверенным в одном моменте, поэтому я тебя про это еще разок спрошу. Правильно ли я уловил мысль о том, что твой эффект этого самого синергизма действует при любых обстоятельствах, независимо от массы? Эти три слова означают именно то, что означают для нас? Или тут какая-то семантическая путаница?

– Нет, ты прав, – немного озадаченно проговорил Эндрю. – Масса, на самом деле, воображаема, понимаешь? Так же, как инерция. Нужно только понять…

Я обернулся к Эвелин.

– Ты понимаешь?

Она сдвинула брови. Ее скафандр уплыл от нее в сторону. И она о нем забыла. Я видел, как на нее нисходит понимание, подобное потоку ледяной воды.

– О нет. О нет, Джоэль…

Вот тут уравнение и решилось: сомнительный момент был определен, и все остальные факторы выстроились с неподражаемой математической красотой.

– О чем ты говоришь? – осведомилась Джинни.

Я обернулся и посмотрел на нее.

– Ты ведь знаешь, да? Конечно, знаешь.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– О чем она знает? – спросил Герб.