Страница 35 из 35
Возражают, что обширность черты – мнимая: из неё исключены пространства вне городов и местечек. Однако ведь те пространства – земледельческие и для земледелия, оно и было открыто евреям, но они не прельщались им, а весь спор шёл: как приспособить те пространства для виноторговли. Это – искривление.
А если бы значительный еврейский массив не перешёл бы из тесной Польши в обширную Россию – то и вообще не возникло бы понятие «черты оседлости». В тесной Польше – жили бы густо, скученно, беднее, быстро множась и почти без производительного труда, 80% населения занято мелкой торговлей и посредничеством.
И уж во всяком случае в российских городах не устанавливались принудительные для евреев гетто, какие знала вся Европа. (Хотя в Москве, для приезжих, – московское глебовское подворье.)
Если ещё раз напомнить, что эта черта две трети века существовала одновременно с крепостным правом, которому было подвластно большинство русского населения, а еврейское – нет, то, в сравнении, гнёт этого стеснения в передвижении выглядит не столь мрачно. В Российской Империи и многие народы, и в миллионах, жили кучно в своих краях. В пределах многонационального государства народы и часто живут обособленно и густо. В том числе и караимы, и горские евреи, у которых была свобода переселяться, однако они не пользовались ею. – И несравнимо это было с территориальными ограничениями, «резервациями», какие устанавливали пришлые колонизаторы (англосаксы, испанцы) для коренного населения завоёванных земель.
Но именно отсутствие у евреев своей национальной территории, и при их динамичном движении, при их высоком экономическом практицизме и активности, – обещало вот-вот превратиться в важнейший фактор влияния на всю жизнь России. Можно сказать, что потребность еврейской диаспоры: чтоб ей были доступны все существующие места, и опасения перед прорывом этой активности – питали оградительные меры российского правительства.
Да, от земледелия евреи в России в основном уклонились. Ремесленниками евреи были чаще всего – портными, сапожниками, часовщиками, ювелирами. Однако и не одними мелкими ремёслами ограничилась их производительная деятельность, даже и при стеснениях от черты.
Дореволюционная Еврейская энциклопедия пишет, что для евреев, до развития крупной промышленности, «наибольшее значение… имеет денежная торговля, всё равно, выступает ли еврей в качестве ростовщика-заимодавца или менялы, откупщика казённых и помещичьих доходов или банкира, шинкаря или арендатора, занятого больше всего денежными операциями». Даже и при ещё натуральном хозяйстве в России «спрос на деньги уже существовал во всё растущих размерах» [351 ]. И отсюда – переход еврейских капиталов в промышленность, для дальнейшего роста там. Уже при Александре I были приняты энергичные меры к поощрению еврейского участия в промышленности, в частности в сукноделии. Оно «в дальнейшем сыграло большую роль в накоплении капиталов в руках евреев», а «впоследствии евреи не преминули применить эти капиталы в крупной фабрично-заводской, а затем и в добывающей промышленности, в транспорте и банковском деле. Так начался процесс образования еврейской средней и крупной буржуазии» [352 ]. – Положение 1835 «также содержит льготы для евреев-фабрикантов» [353 ].
К 40-м годам XIX в. в Юго-Западном крае получила большое развитие сахарная промышленность. Еврейские капиталисты сперва субсидировали помещичьи сахарные заводы, затем перенимали управление ими, затем и владение, затем строили и свои заводы. Так на Украине и в Новороссии вырастали мощные «сахарные короли», например, Лазарь и Лев Бродские. Притом «большинство еврейских сахарозаводчиков начало свою карьеру в качестве [винных] откупщиков… и содержателей питейных домов». – Сходная картина создалась и в мукомольной промышленности [354 ].
Никто из современников тогда не понимал, никто не видел в даль, какая здесь вырастала материальная, затем и духовная сила. И, конечно же, не понимал, не видел и сам Николай I. Он превышающе представлял себе и всесилие российской императорской власти, и успешность военно-административных методов.
Но он настойчиво желал и успехов в образовании евреев – для преодоления еврейской отчуждённости от основного населения, в которой и видел главную опасность. Ещё в 1831 он указывал «директорскому» комитету, что «в числе мер, могущих улучшить положение евреев, нужно обратить внимание на исправление их обучением… заведением фабрик, запрещением ранних браков, лучшим устройством кагалов… переменою одеяния» [355 ]. – А в 1840, при учреждении «Комитета для определения мер коренного преобразования евреев в России», одной из первых целей комитет видел: «Действовать на нравственное образование нового поколения евреев учреждением еврейских училищ в духе, противном нынешнему талмудическому учению» [356 ].
Общеобразовательных школ хотели и все тогдашние еврейские прогрессисты (расходясь только: исключать ли Талмуд вовсе из плана преподавания – или в высших классах тех школ должен изучаться Талмуд «научно-освещённый и тем самым освобождённый от вредных наростов») [357 ]. – Тут как раз такую новосозданную в Риге еврейскую школу с общеобразовательной программой возглавил молодой выпускник мюнхенского университета Макс Лилиенталь. Он и жаждал деятельности по «насаждению просвещения среди русского еврейства». Он был в 1840 радушно принят в Петербурге министрами просвещения и внутренних дел, и для «Комитета преобразования евреев» составил проекты еврейской консистории и духовной семинарии – для подготовки раввинов и учителей «по общим, очищенным нравственным основаниям» в противность «закоснелым талмудистам»; однако, «прежде утверждения в главных началах веры, не дозволяется обучаться предметам светским». И министерский проект был изменён: увеличить число часов, назначенных для преподавания еврейских учебных предметов [358 ]. – Склонял Лилиенталь правительство и принять предупредительные меры против хасидов, но не нашёл поддержки: правительство «желало внешнего объединения враждебных между собою общественных элементов» в еврействе [359 ]. – Между тем Лилиенталю, с «изумительн[ым] успех[ом]» поставившему школу в Риге, было поручено министерством объехать губернии черты оседлости и через публичные собрания и встречи с еврейскими общественными деятелями содействовать целям просвещения. И поездка его внешне весьма удалась, как правило, он не встретил открытой враждебности и как будто успешно убеждал влиятельные слои еврейства. «Противники… реформы должны были… выказывать внешн[ее]» одобрение. Но скрытое сопротивление было, конечно, огромно. А когда сама школьная реформа началась-таки, Лилиенталь отказался от своей миссии. В 1844 он внезапно уехал в Соединённые Штаты, и навсегда. «Его отъезд из России… – если не бегство – окутан тайной» [360 ].
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.