Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 35



Для государства, держащего миллионы своего населения в крепостном праве, – всё названное не выделяется как система жестокостей.

При обсуждении Положения в Государственном Совете происходили прения с обильными разнообразными мнениями – о возможном беспрепятственном допуске евреев в великорусские губернии. Говорили и так, что «только при наличии известных нравственных качеств и определённого уровня образования евреи могли быть допущены к водворению во внутренних губерниях». Возражали и так, что «евреи могут принести значительную пользу своей торгово-промышленной деятельностью и что конкуренцию нельзя предотвращать запрещением кому ни будь жить и торговать»; и «надо поставить ребром… вопрос: Могут ли евреи быть терпимы в государстве? Если признать, что евреев нельзя терпеть, тогда надо изгнать их всех», нежели «оставить “сие сословие внутри государства в таком положении, которое возбуждало бы в них беспрерывно неудовольствие и ропот”. А если приходится терпеть их присутствие в стране, тогда надо освободить их от правовых ограничений» [341 ].

Между тем «архаические польские привилегии, предоставлявшие городским обществам устанавливать в отношении жительства евреев ограничения» и ещё со времени Екатерины отвергнутые русской государственностью, – вдруг с новой силой проступили в Вильне, затем в Киеве. В Вильне это привело теперь к запрету части кварталов для поселения евреев. В Киеве же протесты местного купечества, что «евреи к общему соблазну производят торги и сделки в стенах Печерских монастырей… захватили на Печерске все торговые заведения» и христиан «вытесняют из круга торговли», – подвигли генерал-губернатора добиться запрещения (1827) «евреям жить оседло в Киеве – лишь некоторые категории [смогут] приезжать на определённое время». «Как всегда в таких случаях, правительству пришлось несколько раз откладывать срок, назначенный для выселения». Споры дошли до «директорского» комитета, раскололи пополам Государственный Совет – но Положением 1835 Николай I утвердил выселение из Киева. Однако же вскоре снова «некоторым категориям евреев было разрешено срочное пребывание в городе». (А почему евреи были так успешливы в торговой конкуренции? они зачастую торговали дешевле христиан – довольствуясь «меньшим барышом, чем тот, которого требуют христиане», хотя, может быть, и не без контрабандности происхождения самих товаров. И защищавший евреев губернатор Киева указывал, что «если бы христиане хотели трудиться, то они вытеснили бы евреев без всяких принудительных мер».) [342 ] –Таким образом, «в Белоруссии евреям разрешалось проживать только в городах, в Малороссии – везде, кроме Киева и сёл, принадлежащих государственной казне, в Новороссии – во всех населённых пунктах, за исключением Николаева и Севастополя» [343 ], военных портов, откуда евреи были в эти годы выселены по соображениям государственной безопасности.

«Положение 1835 г. допустило купцов и фабрикантов [евреев] на главнейшие ярмарки внутренних губерний для производства там временной торговли, предоставило им некоторые права и по продаже товаров вне черты оседлости» [344 ]. Также и ремесленники не вовсе лишены были доступа во внутренние губернии, хотя и на ограниченное время. Так, по правилам 1827 «губернское начальство вне черты оседлости имело право разрешать евреям шестимесячное пребывание» [345 ]. – Как пишет Гессен, Положение 1835, «затем и другие законы, несколько облегчили условия для временного пребывания евреев за пределами черты оседлости», да и местные власти нередко смотрели «сквозь пальцы на нарушение евреями запретов» [346 ]. – Это же подтверждает и Лесков в записке, составленной по запросу правительственной комиссии: «В сороковых годах» евреи «появились в великорусских помещичьих деревнях с предложением своих услуг… Круглый год они совершали правильное течение “по знакомым господам”» в ближайших великорусских губерниях, и везде торговали и работали. «Еврея отсюда не только не гнали, а удерживали». – «Местные обыватели постоянно привечали и укрывали евреев-ремесленников… Местные власти тоже везде им мирволили, ибо и для них, как и для прочих обывателей, евреи представляли значительные удобства» [347 ]. – «Евреи, при содействии заинтересованных христиан, нарушали ограничительные постановления. И сами власти вынуждались делать отступления от законов… Дело дошло до того, что пришлось, например, установить штрафы с помещиков Великороссийских губерний за проживательство у них евреев» [348 ].

Так российские государственные власти, отчасти ведомые охранными (особенно религиозными) доводами о несмешении христиан с евреями, – перед экономическим напором, тянущим евреев вне черты оседлости, не могли ни принять ясного решения, ни провести его ясно в жизнь. А предприимчивый динамичный еврейский характер страдал от территориального сгущения и острой внутренней конкуренции в нём; для него естественно: разлиться как можно шире. Как и писал И.Г. Оршанский: «Чем более евреи рассеяны между христианским населением… тем выше уровень их благосостояния» [349 ].

Но даже и в своём формальном объёме, трудно оспорить, что черта оседлости евреев в России была обширна: к тому, что было получено в наследие от еврейской густоты в Польше, – к Виленской, Гродненской, Ковенской, Витебской, Минской, Могилёвской, Волынской, Подольской и Киевской губерниям (это – сверх Царства Польского и Курляндии), – были добавлены просторные и плодоносные Полтавская, Екатеринославская, Черниговская, Таврическая, Херсонская и Бессарабская губернии, – все вместе больше любого европейского государства или даже группы их. (Немало лет, с 1804 и до середины 30-х, к ним добавлялись ещё и богатые Астраханская и Кавказская, – но евреи сами почти не переселялись туда, в Астраханской и в 1824 «не записан в оклад ни один еврей» [350 ].) Это составляло 15 губерний «черты» – при всего 31 губернии «внутренней России». Притом редкие из них были более многолюдны, чем губернии среднерусские. И по еврейской доле в населении они не превосходили магометанскую долю в уральских и волжских губерниях. Поэтому стеснённость евреев в черте оседлости шла не от численности их, но от единообразия занятий в ней. Только в необъятной России такая черта могла выглядеть как тесная.