Мастер снов

— Великолепно. Пожертвуете мне сноску?

— Даже две или три. По-вашему мнению, общая основа мотиваций, ведущих к самоубийству, различна в разных культурах?

— По моему хорошо обдуманному мнению — нет. Разочарования могут привести к депрессии или злобе; если же они достаточно сильны, то могут вести и к самоуничтожению. Вы спрашиваете насчет мотиваций: я думаю, что они остаются в основном теми же самыми. Я считаю, что это внекультурный, вневременной аспект человеческого состояния. Не думаю, что он может изменится без изменения основ природы человека.

— Ладно. Над этим подумаем. Теперь, как насчет побудительного элемента? Возьмем человека спокойного, со слабо меняющимся окружением. Если его поместить в сверхзащищенную жизненную ситуацию — как вы думаете, будет она подавлять его или побуждать к ярости в большей степени, чем если бы он не был в таком охраняющем окружении?

— Хм… В каком-то другом случае я бы сказала, что это зависит от человека. Но я вижу, к чему вы ведете: многие расположены выскакивать из окон без колебаний — окно даже само откроется для вас, потому что вы его об этом попросите, — и это можно понять как недовольство скучающих масс. Но мне не нравится такая точка зрения. Я надеюсь, что она ошибочная.

— Я тоже надеюсь, но я думаю также о символических самоубийствах — функциональные расстройства, которые случаются по самым неубедительным причинам.

— Ага! Это ваша лекция в прошлом месяце: аутопсихомимикрия. Хорошо сказано, но я не могу согласиться.

— Теперь и я тоже. Я переписал всю главу "Танатос в стране небесных кукушек", как я ее назвал. На самом деле, инстинкт смерти где-то на самой поверхности.

— Если я вам дам скальпель и труп, можете вы вырезать инстинкт смерти и дать мне ощупать его?

— Нет, — сказал он с усмешкой в голосе, — в трупе все это уже израсходовано. Но найдите мне добровольца, и он своим добровольным согласием докажет мои слова.

— Ваша логика неуязвима, — улыбнулась Эйлин. — Выпьем еще кофе, ладно?

Рендер пошел в кухню, сполоснул чашки и налил кофе, выпил стакан воды и вернулся в комнату. Эйлин не шевельнулась, Зигмунд тоже.

— Что вы делаете, когда не работаете Творцом? — спросила она.

— То же, что и большинство: ем, пью, сплю, разговариваю, посещаю друзей и недругов, езжу по разным местам, читаю…

— Вы склонны прощать?

— Иногда. А что?

— Тогда простите меня. Сегодня у меня была ссора с женщиной по фамилии ДеВилл.

— Из-за чего?

— Она обвинила меня в таких вещах, что лучше бы моей матери и не родить меня. Вы собираетесь жениться на ней?

— Нет. Брак — это вроде алхимии. Когда-то он служил важной цели, но теперь — едва ли.

— Хорошо.

— А что вы ей сказали?

— Я дала ей карту направления, где был записан результат обследования: "Диагноз: сука. Предписание: лечение успокаивающими средствами и плотный кляп".

— О, — сказал Рендер с явным интересом.

— Она разорвала карту и бросила мне в лицо.

— Интересно, зачем это все?

Она пожала плечами, улыбнулась.

— "Отцы и старцы, — вздохнул Рендер, — я размышляю, что есть ад?"

— "Я считаю, что это страдание от неспособности любить", — закончила Эйлин. — Ведь Достоевский прав?

— Сомневаюсь. Я бы назначил ему групповую терапию. Это был бы реальный ад для него — со всеми этими людьми, действующими, как его персонажи, и радующимися этому.

Рендер поставил чашку и отодвинулся от стола.

— Полагаю, что вы теперь должны идти?

— Должен, в самом деле.

— Позвольте поинтересоваться: вы пойдете пешком?

— Нет.

Она встала.

— Ладно. Сейчас надену пальто.

— Я могу доехать один и отправить машину обратно.

— Нет! Меня пугает идея пустых машин, катающихся по городу. Это будет угнетать меня недели две. Кроме того, вы обещали мне кафедральный собор.

— Вы хотите сегодня?

— Если смогу уговорить вас.

Рендер встал, размышляя. Зигмунд поднялся тоже и встал рядом с Рендером, глядя вверх, в его глаза. Он несколько раз открывал и закрывал пасть, но не выдал ни звука. Затем он повернулся и вышел из комнаты.

— Нет! — голос Эйлин вернул его назад. — Ты останешься здесь до моего возвращения.

Рендер надел пальто и запихнул свой чемоданчик в просторный карман.

Когда они шли по коридору к лифту, Рендеру показалось, что он услышал слабый, далекий вой.

В этом месте, в отличие от всех прочих, Рендер знал, что он хозяин всего.

Он был как дома в тех чужих мирах без времени, где цветы спариваются, а звезды сражаются в небе и падают на землю, обескровленные, где в морях, затаившись, спускаются вниз, в глубину, из пещер возникают руки, размахивающие факелами, пламя которых похоже на жидкие лица — все это Рендер знал, потому что лучшую часть последнего десятилетия он провел, посещая эти миры в научных командировках. Здесь он мог одним движением пальца пленить колдунов, судить их за измену королевству, мог казнить их, мог назначить им преемников.

К счастью, сегодняшнее путешествие было скорее визитом вежливости…

Он шел по прогалине, разыскивая Эйлин. И чувствовал ее пробуждающееся присутствие повсюду вокруг себя.

Он продрался сквозь ветви и остановился у озера. Оно было холодное, голубое, бездонное, в нем отражалась та стройная ива, которая уже бывала станцией прибытия Эйлин.

— Эйлин!

Все листья на иве разом пожухли и попадали в воду. Дерево перестало качаться. В темнеющем небе раздался странный звук, вроде гудения высоковольтных проводов в морозный день.

На небе вдруг появилась двойная шеренга лун. Рендер выбрал одну, потянулся и нажал на нее. Остальные тут же исчезли, и мир осветился. Гуденье в воздухе смолкло.

Он обошел озеро, чтобы немного прийти в себя, получить субъективную передышку от действия отбрасывания и отражающего удара. Пошел к тому месту, где хотел поставить собор. Теперь на деревьях пели птицы. Ветер мягко прошелестел мимо. Рендер очень сильно чувствовал присутствие Эйлин.

— Сюда, Эйлин. Сюда.

Она оказалась рядом с ним. Зеленое шелковое платье, бронзовые волосы, изумрудные глаза, на лбу изумруд. Зеленые туфли скользили по сосновым иглам.

— Что случилось? — спросила она.

— Вы были испуганы.

— Чем?

— Наверное, боитесь кафедрального собора. Может, вы ведьма? — он улыбнулся.

— Да, но сегодня у меня выходной.

Он засмеялся, взял ее за руку, они обошли зеленый остров, и там, на травянистом холме, уже стоял кафедральный собор, возносящийся выше деревьев; он вздыхал органными трубами, в его стеклах отражались солнечные лучи.

— Держите крепче контакт с миром, — сказал он. — С этого места гиды начинают обход.

Они вошли.

— "…колоннами от пола до потолка, так похожими на древесные стволы, он добивается жесткого контроля над пространством…" — сказал Рендер. — Это из путеводителя. Мы находимся в северном приделе…

— "Зеленые рукава", — сказала она. — Орган играет "Зеленые рукава".

— Верно. Вы не можете порицать меня за это.

— Я хочу быть ближе к музыке.

— Прекрасно. Вот сюда.

Рендер чувствовал, что что-то не так, но не мог сказать, что именно. Все выглядело так основательно…

Что-то быстро пронеслось высоко над собором и произвело звучный гул. Рендер улыбнулся, вспомнив теперь. Это было вроде оговорки: он на миг спутал Эйлин с Джил — да, вот что случилось.

Но почему же тогда…

Алтарь сиял белизной. Рендер никогда и нигде не видел такого. Все стены были темными и холодными. В углах и высоких нишах горели свечи. Орган гремел, управляемый невидимкой.

Рендер понимал, что что-то тут неправильно.

Он повернулся к Эйлин Шаллот. Зеленый конус ее шляпы возвышался в темноте, таща клок зеленой вуали. Ее горло было в тени, но…

— Где ожерелье?

— Не знаю. — Она улыбалась, держа бокал, отливающий розовым. В нем отражался ее изумруд.

— Выпьете? — спросила она.

— Стойте спокойно, — приказал он.