Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 78 из 81

Сталин отошел в мир иной только три года назад, а атмосфера в кабинете первого секретаря ЦК комсомола и во всем строгом здании ЦК была уже совсем другой, чем раньше. Начать с того, что в приемной у Шелепина сидела молодая красотка, что при Михайлове и присниться не могло. Новые ветры, залетевшие и в этот казенный дом, поселились в нем надолго. Когда я пришел к Шелепину, у него в кабинете был еще второй секретарь ЦК комсомола В. Семичастный; оба с большим аппетитом жевали бутерброды и запивали их чаем. Вели себя очень раскованно, как закадычные друзья, какими они на самом деле и были, что лишний раз подтвердила затем их последующая карьера, то есть общий взлет и падение. В отличие от привычного казенного облика тогдашних политических лидеров они выглядели вполне нормальными людьми. Кстати, Шелепин закончил в Москве известный в то время Институт философии и литературы. Состоявшаяся у меня с ними беседа тоже разительно отличалась от порядков, царивших раньше в таких кабинетах. Говорили запросто, по-человечески, не на ужасном партийно-бюрократическом жаргоне, подшучивали друг над другом. Я высказал опасение, что в такой кампании мне в Китае будет нелегко с моим английским языком. Шелепин удивился: «Как же так?! Вы же с отличием закончили факультет журналистики МГУ и плохо знаете английский?» Я попытался объяснить ему, что при нашей системе изучения иностранных языков чужой язык можно выучить только в языковом вузе. Шелепин продолжал удивляться: «Но я же знаю, что в университете язык учат три года. И за это время его нельзя выучить? За три года?!..» По-моему, это был типичный пример: чем выше руководитель по своему положению, тем он у нас больше оторван от жизни.

Наши рассуждения о проблеме изучения иностранных языков Шелепин закончил примерно так: «У вас до поездки больше месяца, вот и подгоните за это время свой английский!» Я последовал его совету. И мне сильно повезло. Я встретился в поисках хорошего преподавателя с Ириной Константиновной Соколовой, пожилой уже женщиной, дочерью известного до революции московского предпринимателя. Она казалась «старой барыней на вате», но это было только внешнее впечатление – из-за ее дореволюционного воспитания с гувернантками и иностранными домашними учителями. Добрая и наивная женщина, которой, разумеется, не очень повезло в Москве советской, она оказалась, с моей точки зрения, блестящим преподавателем. Знала в совершенстве три языка: английский, французский и немецкий. Была прекрасно образованной. Но дело не только в этом. Дело в ее методе преподавания, то есть в отсутствии такового.

Когда я пришел к ней домой на урок, то застал там врача и медсестру «скорой помощи». Потом выяснил, в чем было дело. Ее сын находился тогда в трудном переходном возрасте, из отрока он медленно, но верно превращался в мужчину, причем не очень путевого. Этот процесс осложнял жизнь Ирины Константиновны настолько, что иногда приходилось вызывать «скорую помощь», которая приводила ее в чувство. Когда я пришел к ней, медики уже покидали ее квартиру, и я тоже собрался последовать за ними. Но пришедшая в себя хозяйка дома весьма решительно приказала мне остаться и тут же на своем прекрасном английском, еще не осушив слезы, начала мне рассказывать о своем сыне, «скорой помощи» и прочих проблемах. А я должен был ее слушать, вникать, комментировать ситуацию в ее доме. Так прошел наш первый «урок».

На следующем уроке она вручила мне роман Хемингуэя «По ком звонит колокол» (тогда он был у нас под запретом, поскольку в нем немного приоткрывалась правда о гражданской войне в Испании во второй половине 30-х годов). Ирина Константиновна велела мне его читать и на каждом уроке рассказывать ей о прочитанном, но при этом не пересказывать содержание, а сообщать ей свое мнение об очередном отрывке, о событиях, какие там описаны. Еще она требовала от меня, чтобы я рассказывал ей на каждом нашем занятии о том, что происходит в мире и что я об этом думаю. Наши газеты она не читала, не верила им, как и «последним известиям» по радио. Вот так наши уроки и проходили, к тому же начатая на первом из них семейная тема тоже активно обсуждалась, поскольку обсуждать было что...

Любопытно, что у нее было еще несколько учеников – высокопоставленных партийных и государственных чиновников. В связи с новыми веяниями нашей жизни и им пришлось срочно взяться за иностранные языки. С каким юмором она рассказывала мне об этих необразованных и невоспитанных столпах нашего общества!..





В течение месяца я прошел такой своеобразный курс разговорного английского языка и уехал в Китай. Вернувшись оттуда, я продолжил занятия с Ириной Константиновной (кстати, ее высокопоставленные ученики платили ей из государственного кармана, а я – из своего). Вскоре оказалось, что я не зря вернулся к ней. В начале 1958 года меня попросил зайти Семичастный. Я застал в кабинете у него Шелепина, то есть состоялась такая же сцена, что и перед моей поездкой в Китай. Но то, что они предложили мне, звучало по тем временам просто фантастически. Американцы приглашали к себе молодых советских людей: политического деятеля, научного работника и журналиста. Предстояло совершить двухмесячное путешествие на машине по Америке, от всех троих требовалось только знание английского языка. Все расходы и заботы по организации поездки американцы брали на себя при условии, что мы затем примем точно так же у себя молодых американцев. Приглашающей стороной выступили квакеры, представители одного из многих религиозных движений в США. Правда, с нашей традиционной точки зрения, от религии у них осталась одна вера: не церкви, а своего рода клубы, ни обрядов, ни икон, ни молитв... В далеком прошлом их жестоко преследовали за такую «религию», но в наше время они пользуются в стране большим уважением.

Молодые американские квакеры хотели показать нам страну и ее народ на уровне, как говорят в Америке, «корней травы», то есть запросто и изнутри. По-моему, им это удалось. На всем нашем пути мы останавливались не в гостиницах, а в студенческих общежитиях и домах американцев, и каждый раз наша троица делилась по трем разным семьям, мы жили у рабочих, фермеров, предпринимателей, адвокатов, священников... Вскоре после нашего возвращения мы получили от наших новых американских друзей написанную ими брошюру «Эксперимент взаимопонимания». Я опубликовал в разных периодических изданиях несколько очерков о нашем необычном путешествии, они составили книжку, которая вышла в 1959 году. А летом того же года сопровождавшие нас в поездке по Америке молодые квакеры совершили на таких же условиях большое путешествие по нашей стране.

Получилось так, что эта поездка по Америке сыграла решающую роль в моей профессиональной жизни, все определил ее совершенно необычный характер, познание удивительной страны «на уровне корней травы». В те годы такое едва ли было доступно каким-либо другим советским людям. Нет, я не пришел в восторг от всего увиденного (в те годы, например, часто можно было встретить там специальные надписи: “Только для белых”), но лишний раз убедился, как может быть полнокровна и разнообразна жизнь на земле. Постепенно, год за годом, часто и много путешествуя по Америке, я все лучше узнавал страну и все больше убеждался, что до конца ее понять невозможно. Еще я понял, что наши представления о США были не только поверхностными, но и в большинстве своем неверными. Впрочем, то же самое можно сказать и об американцах. Это было следствием не только отчужденности и лживой пропаганды, особенно с нашей стороны. Даже такие, казалось бы, авторитетные свидетели, как Горький и Маяковский, судили об Америке, не зная ее. Даже Ильф и Петров в своей известной «Одноэтажной Америке» оказались весьма односторонними наблюдателями, они имели возможность взглянуть на нее только с автомагистрали, а не через домашний очаг, на котором все держится и от которого все зависит. Уже после своего первого путешествия по Америке я в разные годы жил во многих американских семьях и знаю, о чем говорю.

После первой поездки по США я стал писать о том, как живут американцы, как они работают, отдыхают, платят налоги, уклоняются от их уплаты, воспитывают детей, борются с уголовщиной и совершают преступления... Короче, я писал о том, как я вижу американцев, как понимаю их мораль и психологию, которые столь отличны от наших. Я опубликовал об американцах сотни статей и очерков, издал о них 22 публицистические книги. Самая большая и главная из них под названием «Американцы» вышла двумя изданиями в издательстве «Советский писатель» в 1982 и 1985 годах и была переведена на несколько языков, в том числе и на английский. Я считаю, что эта моя просветительская деятельность в печати служит средством для достижения цели, важнее которой сегодня нет, – для установления взаимопонимания между Америкой и Россией.