Страница 40 из 81
Ко всему этому надо добавить, что над заключенным шарашки постоянно нависала страшная угроза – за малейшую провинность его могли отправить в лагерь, отбывать там свой срок, как правило, от десяти до двадцати пяти лет. Известный историк Б. Илизаров пишет:
«Никто иной, а именно Сталин сделал открытие, что, если поставить человека, особенно талантливого, на грань жизни и смерти, он сможет совершать творческие и трудовые подвиги. И сотни тысяч творцов прошли через бериевские “шарашки”, лагеря, тюрьмы, “чистки” и действительно создали советскую, а точнее сталинскую, науку, технику и даже культуру. В годы сталинщины практически все население СССР было поставлено на грань. Отсюда бешеные темпы строительства “социализма” и даже успехи в войне».
Концлагеря и “шарашки” атомно-ядерного назначения сами по себе еще не составляли весь атомный комплекс страны. Его, можно сказать, мозговой центр состоял из так называемых ЗАТО – закрытых административно-территориальных образований. Как правило, это были целые города, в них жили, трудились, растили детей, отдыхали десятки тысяч специалистов с семьями. И все это – в обстановке наистрожайшей секретности, за глухими заборами, колючей проволокой и бдительнейшей охраной. Иногда они создавались на базе старых городов. Так, например, широко известный старинный Саратов стал Арзамасом-16 или еще – Кремлевым, а на самом деле – Федеральным ядерным центром России (а в прошлом был ее святыней!). Мало кому до того известный Снежинск стал Челябинском-70, Озерск – Челябинском-65, точно так же появились: Свердловск-44, Свердловск-45, Томск-7, Красноярск-26, Красноярск-45, Пенза-19, Златоуст-36 – всего около сорока городов под номерами.
В этих городах были созданы все условия для жизни и работы, но не было одного – свободы. Все их жители были засекречены, что в условиях того времени в СССР означало полное бесправие. Сытая несвобода. Вся страна страдала от дефицита продуктов и промтоваров, а в этих городах-призраках всего было в изобилии. Зато каждый житель находился под плотным колпаком КГБ, под постоянным строжайшим наблюдением. Эта слежка, это клеймо прилипало к нему с тех пор на всю жизнь.
Как известно, за атомной гонкой последовала водородная, Сталин успел ее захватить и увидеть первые конкретные результаты. В ноябре 1952 года американцы первыми провели испытание водородного устройства. Это была еще не бомба, а 50-тонный куб с двухэтажный дом, с длиной ребра 7,5 метра. Испытания прошли успешно. Сила взрыва в одну тысячу раз превышала мощность атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. Человечество вплотную подошло к порогу, переступив который оно может уничтожить все живое на земле. Тем не менее темп смертельной водородной гонки продолжал нарастать. В августе 1953 года мы взорвали первую в мире водородную бомбу (а не устройство, как американцы).
Наверное, нам и всему человечеству сказочно повезло, что мы не сумели взорвать свою водородную бомбу (первую в мире!) при жизни Сталина. А вот американцы еще при нем взорвали свое водородное устройство. Возможно, что известие об этом и доканало нашего вождя. Вспомним, как ударила по нему американская атомная бомба! Он был в отчаянии. Но постепенно Сталин стал приходить в себя, поскольку мы стали быстро создавать свое ядерное оружие. И если бы он получил свою водородную бомбу раньше американского водородного устройства, то, вполне возможно, начал бы третью мировую войну, победно размахивая своей водородной бомбой, какой у американцев еще не было. Он чуть-чуть не успел...
О чем писали и говорили
Итак, уже под конец жизни Сталин сделал отчаянный рывок к осуществлению своей заветнейшей мечты о мировом господстве, он был убежден, что никогда еще не был так близок к этой цели. Известный ученый и публицист Г. Попов, отличающийся удивительно точным видением советской истории, так суммирует связанные с этим события:
«С чисто сталинским напором, поставив на оперативное распорядительство самого эффективного и самого беспощадного из своих соратников – Лаврения Берию, он бросил все силы на главный фактор будущей победы – на создание атомного оружия и средств его доставки – ракет.
И Сталин в кратчайший срок – уже к концу первой послевоенной пятилетки – получил и первую атомную бомбу, и первые ракеты, и реактивную авиацию.
Как был достигнут этот успех?
Во-первых. Военно-промышленный комплекс получал все необходимое. Бывали дни, когда электричество отключали сразу в нескольких областях – если этого требовал атомный проект. Почти весь поток репараций из побежденной Германии был направлен в ВПК – от немецких станков до немецких ученых и инженеров.
Вся страна работала на ВПК. Эксплуатация рабочих, и особенно колхозников, достигла невиданных размеров. Карточная система – несмотря на прямые обещания Сталина – просуществовала до конца 1947 года. Налогами было обложено все: я помню, как со слезами вырубал сад и виноградник мой дедушка, когда заставили платить налог за каждый ствол и куст.
Миллионы заключенных в лагерях ГУЛАГа работали по существу бесплатно на полный износ человеческих жизней: свои граждане, немецкие военнопленные, репрессированные народы.
Во-вторых, в науке выделили оборонный сектор. Были брошены гигантские ресурсы на кражу секретов научно-технического характера у США и их союзников.
В-третьих, развернулось грандиозное ограбление природы, включая ее масштабное засорение и заражение. Целые регионы превращались в пустыни.
В общем, вся страна в мирное время превратилась в военный лагерь. СССР должен стать топливом “последнего и решающего боя”, а его граждане – пушечным мясом».
Известный ученый знает, о чем говорит, когда упоминает о «последнем и решающем бое», который, к счастью для нас и всего человечества, так и не состоялся.
Пропагандистский молох
Источником неодолимого устремления большевиков к мировому господству были не только неисчислимые средства за счет рабского труда заключенных и нищенского уровня жизни в СССР. За этим главным советским секретом следовал, можно сказать, секрет № 2. Да, второй движущей силой большевистского марша к мировой революции была неустанная барабанная пропаганда. Еще с давних времен сам Ленин придавал ей не меньшее значение, чем деньгам и оружию. Он постоянно подчеркивал, что печатное слово должно быть не только пропагандой, но и организатором масс.
Как известно, лидером коммунистической пропаганды в канун Октябрьской революции была газета «Правда», появившаяся на свет в 1912 году. По официальной советской истории, это было время тяжкой реакции. И вот в такое время петербургский градоначальник выдал свидетельство № 3893 на выпуск в свет в Санкт-Петербурге большевистской газеты «Правда». Ее первый номер был отпечатан тиражом в сто тысяч экземпляров, которые были бесплатно (!) розданы солдатам и рабочим. Печаталась газета крупным полиграфическим предприятием, в нем работало более трехсот специалистов и стояли четыре ротационные машины. Выше мы уже указывали, что в канун революции 1917 года в России выходили десятки большевистских периодических изданий.
Было просто грех не воспользоваться таким «реакционным» режимом. Руководивший «Правдой» из-за границы Ленин писал своим коллегам в Петербург: «Надо добиться легальности, цензурности. Можно и должно ее добиться (вот как он полагался на царский режим! – В. Н.). Иначе вы зря губите дело, за которое взялись. Обдумайте это серьезно... Можно и должно многое еще сделать в смысле увеличения легальности... Легальность, легальность непременно!!» И при этом «Правда» не просто звала народ на борьбу, призывала к свержению законной власти, но и обещала златые горы, молочные реки и кисельные берега всем, кто пойдет за большевиками. Главной приманкой было обещание дать землю крестьянам. «Победивший пролетариат, – писал Ленин в “Правде”, – даст крестьянству немедленно земли без выкупа. И гигантское большинство крестьянства, измученное и озлобленное “игрой с помещиком”, которую проделывает наше правительство... правительство Керенского, поддержит победивший пролетариат всецело, всемерно, беззаветно». Эту линию чудовищного обмана большевистская пропаганда настойчиво проводила накануне революции, до сих пор поучительно читать эти обещания большевиков, которые затем насильно согнали крестьян в колхозы, создав нечто вроде феодальной системы в двадцатом веке.