Страница 7 из 14
Не оглядываясь Шатов побежал наверх, молясь про себя, чтобы не поскользнуться и чтобы не провалилась лестница к чертовой матери. Непонятно, что именно собирались с ним делать Мирон и Васек, но убиться, упав с высоты пяти метров, также не хотелось.
– Стой, козел! – крикнул сзади Мирон.
Ага, сейчас, сейчас все брошу… Шатов чудом удержался на ногах, когда одна ступенька развалилась под ним. Ступню зажало, и Шатов испугался, что не сможет освободиться. Рванулся. Нормально. Несколько оставшихся ступенек он перемахнул одним прыжком, вылетел в коридор.
На лестнице чем-то грохотал Мирон. Васек… Что-то давно не подавал голоса Васек, не к добру. Шатов оглянулся налево, в сторону второй лестнице. Васек молчал, но времени зря не тратил. Он был уже в коридоре.
Шатов, не раздумывая, вбежал в комнату. И замер. Как он мог забыть, что это действительно был пересыльный пункт. Окна второго этажа были тщательно забраны решетками, сильно поржавевшими, но еще крепкими.
– Привет, – сказал Васек, остановившись на пороге комнаты, – хватит, побегал.
На полу не было ничего, чтобы могло стать оружием. Даже кирпичей на полу не было. Шатов попятился к окну.
Влип. Вот так жалко и нелепо попался. Как же они его вычислили, сволочи? Как он их проморгал?
– Что вам нужно? – выдавил из себя Шатов, понимая, что сейчас от него уже ничего не зависит.
Разве что крикнуть в окно, чтобы его бежали спасать. Только окно выходит в захламленный и поросший лопухами двор.
– Нам от тебя ничего не нужно, – улыбнулся Васек.
– А, вот он, сука… – отодвинув приятеля, в комнату ввалился Мирон.
Сердце у Шатова колотилось. Вот и все. Вот и наступил момент истины. Сейчас все станет понятно…
Прорваться? Шатов в юности занимался регби и понимал, что обежать обоих, или тем более, прорваться сквозь них, шансов у него нет. Абсолютно.
– Кто вас послал…
– А тебе какое дело? – осведомился Мирон.
Он немного расслабился, увидев, что жертва не собирается сопротивляться, а пытается вступить в переговоры. Сам он явно не был сторонником болтовни.
Шатов несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять сердцебиение.
– Не плачь, милый, – Мирон приблизился, чуть смещаясь в сторону, чтобы не пересекать дорогу Ваську.
Тот молчал, на лице играли желваки. Этот тоже разговаривать не собирался.
До них оставалось метра три, когда Шатов рванулся с места. К Мирону. Тот отреагировать не успел, толчок двумя руками в грудь застал его врасплох. Лучше было бы опрокинуть его в сторону, на Васька, но времени на всякие там подсечки и броски не было.
Шатов побежал. К двери. А там просто нужно не упасть на лестнице, проскочить по коридору…
В спину ударило будто молотом. Шатов почувствовал, что теряет равновесие, попытался удержаться на ногах, но следующий удар свалил его на пол. Лицом в пыль.
Шатов не успел ни сгруппироваться, ни перекатиться. Он ударился животом и грудью, дыхание пресеклось.
Полыхнуло болью в боку, еще раз. Ногами… Его бьют ногами. Нужно подтянуть колени к животу и прикрыть локтем бок. Еще удар.
Глубокий вдох, на губах вкус пыли, а выдох… Выдох из Шатова выбил очередной удар. В глазах потемнело. Только билась мысль – прикрыться, прикрыться.
Чьи-то пальцы вцепились в волосы и рванули голову вверх.
– Ах ты, сволочь! Ты на кого это попер…
Это Мирон обиделся, вяло подумал Шатов. Все тело было словно чужое, будто резиновое и совершенно не желало подчиняться.
Шатова перевернули. Солнечный свет из окна бил в глаза, поэтому обоих быков Шатов видел как темные силуэты где-то далеко вверху. Только голоса… Только голоса он еще различал, когда пробивались они сквозь шум в ушах.
– … молчишь, сука… чишь… – и удар, снова ногой, в грудь.
И шум крови в голове, и удары сердца. Сердце дробно стучало, словно взбесившийся метроном.
– … бегать… урод… решу…
И снова удар.
И снова вспышка боли, и снова тело пытается свернуться, сжаться в комок. И снова его настигает удар.
Тело согнул приступ кашля. Шатов лежал на боку, пытаясь прокашляться и унять боль, и заставить свое тело вздохнуть, хоть еще раз, хоть немного…
К нему кто-то наклонился. Мирон? Васек? Он уже даже голосов не мог отличить. Его снова перевернули на спину, чье-то лицо приблизилось к нему.
Сволочи, прошептал Шатов.
– Что? – спросило лицо.
– Сволочи, – Шатов повторил громче, так ему, во всяком случае, показалось.
Взгляд ни как не фокусировался, вместо лица размытое пятно.
Сволочи, думаете все? Думаете, конец Шатову? Он еще сможет, он еще…
Удар вышел скользящим, Шатов даже не сжал кулак. Он ударил изо всех сил, но не его вина была в том, что сил на большее не было. Растопыренными пальцами. В лицо.
И стон боли, и ругань, и новые удары.
Его голову снова приподняли за волосы, дважды ударили об пол затылком.
– Ублюдки, – Шатову удалось выдавить на этот из себя слова достаточно громко и внятно.
Наказания не последовало. Кто-то встряхнул его голову. Пощечина.
Шатов застонал и попытался уклониться от следующей. Тщетно.
– Слышишь меня? Слышишь?
– Ублюдки…
– Слышишь?
– Слышу…
– Тебе просили передать, чтобы ты понял… Не лезь не в свое дело… Ты понял?
– Передать… – прошептал Шатов.
– Ты понял?
– Понял, – он действительно понял, ему просили передать, а потом… – а что?…
– Чтобы ты понял, что полез не в то дело! Ты понял…
– Я понял, – уже осмысленно ответил Шатов, – а потом что?
– Потом…
Его подхватили подмышки, оттащили к стене и посадили, прислонив спиной. Шатов застонал.
– Потом сказали, чтобы мы привели тебя в чувство. Это обязательно. Чтобы ты оклемался немного. Ты оклемался.
Шатов попытался поднять руку, чтобы ощупать тело, но она не подчинилась.
– Ты все ясно понимаешь, козел? – это к разговору подключился Мирон. – Ясно?
– Понимаю, ясно, – сказал Шатов.
В голове действительно немного прояснилось. Настолько, чтобы увидеть и комнату, и лица обоих приятелей, загорелое, с родинкой на щеке, Васька, бледное, со ссадиной на щеке – Мирона.
Это он когда упал, ссадину получил, удовлетворенно подумал Шатов. Слабое утешение, но все-таки.
Васек легко присел на корточки:
– Ты все понимаешь, все видишь. Так?
– Да, я в твердом уме и крепкой памяти, – ответил Шатов.
Неужели это все? Неужели экзекуция закончилась? Просто попинали и все. И хватит. Он и так запомнит на всю жизнь – не лезь в чужие дела. Он запомнит.
– Я запомню…
– А вот это – не важно. Ты должен был оклематься, чтобы понять…
– Я понял…
– Нет, ты не понял… Тебя сейчас будут мочить, братан, – сказал Мирон, – и так мочить, чтобы ты до последней минуты помнил, за что умираешь. Понял?
Ленивым жестом Мирон достал из кармана нож, нажал на кнопку.
– Продезинфицировать? – по слогам спросил Мирон. Он, похоже, специально выучил это сложное слово, чтобы задать этот вопрос и увидеть, как расширяются от испуга глаза жертвы. Этого козла, который заставил их пробегать целый день, а потом даже умудрился сбить с ног его, Мирона.
– Можно было бы, конечно, ткнуть тебя в сердце, но ты бы слишком быстро умер. Чик – и готово. Я тебе горло перережу, медленно перережу, а потом юшка медленно вытечет из тебя…
– Не тяни, – бросил Васек.
– Успеем, – засмеялся Мирон.
– Не тя… – Васек оборвал фразу на полуслове и упал. Навзничь, как подрубленное дерево.
– Ты чего? – Мирон обернулся, и выражение его лица изменилось.
Что-то он там такое увидел, что-то неприятное и страшное.
– Ты что делаешь, сука? – вскричал Мирон, вскакивая с корточек и взмахивая ножом.
Его горло вдруг будто взорвалось. Из шеи, под затылком, вырвались красные брызги, и красный фонтан выплеснулся из дырки, появившейся вдруг на кадыке.
Мирон взмахнул руками, нож описал дугу и полетел куда-то в глубину комнаты. Тело Мирона упало, голова подпрыгнула, ударившись затылком об пол, повернулась вправо, лицом к Шатову, и он увидел, как гаснут глаза Мирона.