Бешенство небес

И увидел мертвецов. Причем часть их не лежала на полу, но короткими кривыми копьями была пригвождена к стенам, которые, насколько толстяк знал, состояли здесь не из камня.

Судя по открывшейся картине, в пещере произошло нешуточное сражение. Примерно две трети трупов принадлежали охранникам, хотя иногда трудно было отличить надсмотрщика от раба – разве что первые менее грязные и тощие.

Нахака застыла, сидя с поджатыми ногами. Разглядев в дальнем конце пещеры широкую дыру, Уги-Уги направился туда, на ходу схватил девушку за волосы, заставил ее встать и потащил за собой. Монарху хотелось есть и пить, а разум его бунтовал: уже долгие годы он не отказывал себе ни в чем, выполняя малейшую прихоть своего привыкшего к неге тела и любой каприз своего извращенно-изобретательного рассудка. И вдруг – он низвергнут, его не окружает толпа заботливых слуг, к нему не бегут с подносами, кувшинами, опахалами и маслами по первому зову, никто не охраняет монарха, и лишь девчонка, слишком тупая, чтобы от нее могла быть хоть какая-то польза, все еще с ним...

Толстяк остановился, услыхав шум впереди. Кажется, отсюда недалеко было до места, где несколько рабов добывали последние, самые мелкие алмазы, ну а дальше уже начинался спиральный туннель, опоясывающий провал и ведущий к пещере с алтарем сближенцев.

Коридор здесь круто поворачивал; толстяк, схватив Нахаку за плечи, поставив перед собой, пихнул в спину. Чуть не упав, девушка сделала несколько шагов и скрылась из вида. Через мгновение раздался вскрик, полный ужаса, а после – глухой топот, хруст, дробный перестук... Уги-Уги решил было, что лучше ему пока остаться за поворотом, а то, может, и отступить назад... Он даже повернулся – и увидел, как по коридору к нему приближаются измазанные грязью мужчины в набедренных повязках, с палками и ржавыми ножами в руках. По дороге сюда он и Нахака миновали пару отверстий, слишком узких, чтобы толстяк мог пролезть в них. Скорее всего рабы появились оттуда. У него имелся пистолет и другое оружие, но Уги-Уги решил не использовать его пока, ведь боезапасов не было. Один раб что-то глухо сказал другим, и они побежали, хотя не очень быстро: слишком уж были измождены.

Толстяк достал пистолет и нож, попятился, слыша за спиной все те же звуки, развернулся и прыгнул в пещеру, которой заканчивался коридор.

Нахака исчезла; перед ним на пауноге восседал Владыка Нижних Земель. Кончики трех расправленных веером щупальцев были погружены в шеи под затылками троицы рабов. Одновременно переставляя ноги и размахивая руками с зажатыми в них дубинками, марионетки защищали Лан Алоа от небольшой толпы рабов, которым приходилось сражаться на два фронта: с другой стороны, спрыгивая с завала камней под стеной, на них наседали длинноволосые безумцы с уродливыми полузвериными лицами и ярко-рыжими глазами.

Уги-Уги знал про безкуни – это были они. Монарх остановился в растерянности, не зная, что предпринять. Тут один из рабов вонзил нож в живот управляемого пауногом человека. На марионетку это особого впечатления не произвело, он не вскрикнул и даже не вздрогнул, хотя клинок погрузился до рукояти. Дубинка опустилась на голову раба и размозжила ее – но потом человек-кукла сбился с шага. Лан Алоа мог подчинить его разум, но не способен был поделать что-нибудь с повреждением внутренностей. Двое других все так же отбивались от рабов, а движения раненого стали вялыми. Руки повисли вдоль тела, дубинка упала. Еще мгновение он стоял, затем кончик щупальца выскользнул из раны в затылке, и тело повалилось на пол.

В просвет между двумя марионетками нырнул высокий худой лигроид, краснокожий с Прадеша. Успев заметить блеснувший в его руке стеклянный нож, Уги-Уги метнулся вдоль стены, мимо наседающих на рабов безкуни и завала камней, стараясь обогнуть место сражения по широкой дуге. Увидев еще один проход, помчался к нему, на ходу оглянувшись. Лигроид сумел забраться на паунога. Крепко обхватив пухлое тулово ногами, он сидел позади Лан Алоа, одной рукой сжимая шею Владыки Нижних Земель, а другую, с ножом, занеся над его головой. Тварь покачивалась, внутри нее что-то булькало. Алоа, выдернув запястья из складок на мягкой лиловой спине, пытался отбиваться, марионетки уже не дрались, со всех сторон окруженные рабами... Споткнувшись о тело раненого и чуть не упав, Уги-Уги достиг прохода и лишь тогда оглянулся еще раз: марионеток не стало видно, а пауног еще мгновение висел в воздухе, после чего рухнул на каменный пол и тут же оказался погребенным под грудой тел, над которой вдруг взметнулся полный гнева, отчаяния и ужаса вопль Лан Алоа.

Дальше монарх не смотрел. Он помчался вниз по плавно изгибающемуся туннелю, видя вокруг следы побоища и вопя:

– Нахака! Нахака, ко мне!

Наложница не отзывалась.

Глава 4

Обратный путь Гана преодолел быстро. Очутившись возле колонны и выставив из-за нее голову, он с удовлетворением понял, что Укуй еще не добрался сюда и не дал знать об опасности. Увидел он и другое: Камека не спустил в облака вторую лодку, где должен был ожидать возвращения своего врага. Тулага так и предполагал – онолонки с самого начала приказал туземцам убить пассажира, как только сокровища будут извлечены из эфирного пуха. А скорее даже не убить, но оглушить, чтобы привезти обратно на ладью и позволить расправиться с ним самому Камеке...

Так или иначе, Укуй мог появиться в любое мгновение, но неизвестно, откуда именно он вплывет в портик. Окон и дверных проемов сюда выводило несколько, так что подкараулить туземца не представлялось возможным, и потому Тулага, набрав полную грудь воздуха, опять ушел под облака.

«Небесные паруса» стояли не слишком далеко от святилища, Гана вынырнул под самым бортом. Положив ладонь на изогнутый железный щит, что прикрывал газовый куль, задрал голову: покато изгибаясь, борт тянулся на много локтей ввысь, и ни одного силуэта над ним видно не было. По железу спускалась кукурилла, двойная улитка, – пара липких мешочков на концах мускульной пружинки. Она кувыркалась, прилипая то одним мешочком, то другим – каждый, по сути, являлся отдельной особью, живущей в симбиозе. Редкие твари; мякоть двойных кукурилл хорошо залечивала раны, а если ее перемолоть и смешать с некоторыми другими веществами, превращалась в дорогостоящую специю.

Он поплыл к корме. Немного выше уровня облаков между двумя щитами был вонзен тонкий гвоздь. Вошел совсем неглубоко – щиты очень плотно подгоняли друг к другу, – но все же достаточно, чтобы удерживать вес надорванного у горловины большого кошеля, висящего на длинном шнурке.

Гана оглянулся на святилище, вновь посмотрел вверх. Подгребая ногами, чтобы плечи оставались над поверхностью, снял с гвоздя шнурок и перекинул через голову. Из кошеля достал желейный прямоугольник с почти сотней вонзенных в него световых игл, полученных в провале от бултагарца Траки Неса, хитиновую трубку и рукоять, похожую на тельце гигантского кузнечика с круглым розовым отверстием на конце. Когда Гана вставил ствол в рукоять, та тихо чмокнула. Фавн Сив сказал, что это называется «крон» – живой пистолет, стреляющий световыми дротиками.

Сжимая его в правой руке, Тулага добрался до лоцманского трапа, нижняя часть которого достигала облаков, и пополз. Сверху доносились приглушенные голоса и звук шагов. Пока что на ладье никто не встревожился.

Он преодолел треть расстояния, остановился, прислушиваясь, вновь стал подниматься. Живой пистолет был зажат в правой руке. Когда Тулага поднялся еще на несколько локтей, со стороны святилища донесся вопль.

Каким-то образом Укуй забрался на крышу здания и теперь, стоя на краю, кричал, размахивая руками. На ладье раздался ответный крик, затем топот ног.

Продолжая подниматься, Гана запрокинул голову, вытянул руку с пистолетом. Над краем борта возникла фигура, матрос наклонился... Пистолет чихнул. Дротик, оставляя за собой тонкую световую линию, пронесся вверх и впился в смуглую грудь. Заорав, матрос отпрянул, после чего раздался звук упавшего тела.