Бешенство небес

Впервые она нанесла кому-то ножевое ранение. Глубокое, возможно, смертельное. Мгновение рука ощущала сопротивление, а после, прорезав кожу, нож мягко вошел в живот на две трети клинка, будто провалился в смуглое брюхо серапца.

Брызнула кровь, капли попали на пальцы и запястье. Ахнув, девушка выпустила оружие, опрокинулась спиной в пух, едва успев вдохнуть, провернулась вокруг оси и поплыла.

Ей повезло. Вокруг были серапцы, множество ступней упиралось в дно облакоема, множество ног, будто решетка с толстыми редкими прутьями, преграждало путь, но девушка – не зная, куда плывет, видя перед собой лишь погруженный в живую плоть клинок, – проскользнула между ними, не задев никого. Она плыла долго, а затем глубина стала небольшой, да и воздуха в груди уже не хватало, и Арлея вынырнула.

Вновь поднявшись на колени, она несколько раз вдохнула и выдохнула, хрипя и отплевываясь. Ошметки пуха полетали изо рта. Сзади доносился приглушенный шум; косые лучи светила отражались от облаков, слепили глаза. Дул ветер, было прохладно. На берегу озера высился поросший желто-розовой травой земляной горб. Оттолкнувшись ладонями от мягкого дна, Арлея встала, но не выпрямилась во весь рост, пригнулась, чтобы не привлекать внимания. Упав на четвереньки, преодолела горб и, оказавшись возле склона с облакопадом, выглянула. Желейная гора была теперь далеко, эфирный поток шумел почти над головой. На другом берегу виднелся еще один поросший травой холмик, дикари волокли к нему три тела, раненого серапца и моряков. Пленный-здоровяк вдруг задергался, замотал головой, и тут же подскочивший дикарь ударил его по макушке чем-то, напоминающим кость крупного животного.

Арлея лежала, все еще тяжело дыша, ощущая влажный привкус эфирного пуха во рту, наблюдала за происходящим. Серапцы быстро приближались к противоположному берегу озера, на облаках позади них расплывался красный след. Заметив это, девушка перевела взгляд на свою руку. Увидела кровь, мелкие темные брызги, усеявшие запястье, тыльную сторону ладони, пальцы. И поняла: только что она убила человека. В голове зазвенело, все вокруг поплыло, мир закружился – быстрее, быстрее – и она растянулась на склоне, уткнувшись лицом в траву.

Она ударила себя ладонью по щеке: сначала по левой, потом по правой. Каждый раз голова дергалась, внутри словно колокол бил, на глазах выступали слезы. Должно быть, щеки теперь стали красными, как у зардевшейся от первого поцелуя девицы, но, по крайней мере, она уже почти не ощущала болезненной слабости, наполненный ярким светом мир перестал плыть и раскачиваться, звон в голове стих. Почти стих – и Арлея для порядка еще сильно ущипнула себя за кисть, ту самую, на которой осталась кровь.

Отсюда она хорошо видела дикарей, расположившихся на другой стороне озера. Вокруг желейной горы по-прежнему плескался желто-рыжий свет, медузоиды и кальмары все так же пролетали и проползали там, занимаясь своими непостижимыми делами, – кажется, произошедшего на озере никто из них не заметил.

Слабость прошла, ее сменили стыд и презрение к себе. Ведь дикари сейчас убьют их! Пусть котомка осталась в облаках, но на ремне висят пистолеты, длинный кинжал, обрез, мешочки с боеприпасами... Достань оружие, заряди, возьми в каждую руку по пистолету, кинжал сожми зубами – и... Что бы сейчас сделал Тео Смолик? Набросился на дикарей, ворвался в толпу, тем более что она не такая уж и большая, пользуясь неожиданностью, перестрелял бы половину и заколол кинжалом еще парочку, освободил пленников... да еще бы и ухмылялся при этом, веселился, горланил бы какую-нибудь идиотскую пиратскую песню!

Встав на колени, она положила руки на оружие... и опустила. Нет. Она не сможет. Она плохо стреляет и еще хуже умеет орудовать кинжалом. Она не настолько быстрая, не такая уж ловкая: споткнется, потеряет равновесие, растянется во весь рост на глазах у изумленных серапцев, выпустив пистолеты... Что тогда они сделают с ней?

А что сейчас они делают там?

Девушка прищурилась, вглядываясь. Кажется, дикари раздевали пленников. Те были еще живы – вроде бы она разглядела, как лежащий лицом вниз боцман пошевелился. Серапцев примерно полтора десятка... Не выйдет, не получится справиться с ними! Ведь она всего-навсего женщина, и она боится. Она не может бороться с естеством! О чем тогда шел разговор с торговцами, Долки Зеленцем, Этти Слампом и Атонгой, когда они собрались купить торговый дом? Что она пыталась доказать после Тео Смолику? Что, в конце концов, доказывала самой себе – и всем морякам из команды, и Лигу с Эрлангой?

Сильно хлопнув ладонью по земле, она сморщилась, чуть не плача, представляя, как выглядела все это время, как, должно быть, ее воспринимал капитан, да и все моряки: девица, молодая и вздорная, заполучившая вдруг наследство папаши, решившая, что может наравне со всеми, наравне с мужчинами переносить тяготы путешествия, может стрелять и драться, и командовать... Но она не такая! Женщины не такие, природа предназначила их для другого, их тела и мозги... Все еще стоя на коленях, она положила ладони на свою не слишком большую, но рельефно выступающую под рубахой грудь. У мужчин мускулы, а у нее вот что. И еще другое, пониже... Так зачем она лезет туда, где нужно то, что есть у них, но нет у нее? Ей надо другое! Найти какого-нибудь мужчину, женить на себе – ведь она богата, желающие найдутся, можно выбрать самого подходящего – родить ему детей и жить счастливо! Зачем лезть...

Она упала плашмя, увидев, как серапцы подняли пленников над головами. Обувь с рубахами дикари забрали, оставив морякам лишь штаны. Оба были крепко связаны. Обращенные лицами к небу, они оставались неподвижными, хотя Арлея все же надеялась, что юнга и боцман еще живы.

Серапцы разделились на три группы. Одна осталась за холмом, две, подхватив пленников – Лига несли четверо, а Эрлангу шестеро, – быстро направились вдоль берега. Вооружение их составляли в основном дубинки да кривые копья, хотя некоторые держали ножи и другое отобранное у моряков оружие. Все дикари были уродливыми, все являли собой пародию на человеческий облик. Арлея наблюдала за ними, недоумевая, что они собираются сделать. Девушку пока не заметил никто.

Две группы обошли озеро и остановились там, где желтый свет густел. Если бы серапцы сделали еще примерно три десятка шагов, то добрались бы до желейного склона, но они опустили пленников на траву лицами кверху и стали возвращаться.

Незаметно для них подобраться к морякам Арлея не могла и поэтому оставалась на месте, кусая губы и мучаясь от бессилия. Дикари вернулись, кто-то сел на корточки, кто-то улегся под холмом. Трое, выставив головы над вершиной, неотрывно глядели в сторону горы. Среди серапцев выделялся один, с огромными ногами, напоминающими узловатые изломанные коряги – понять, где у него колени, было невозможно. Крохотная голова размером чуть больше кулака болталась на тонкой шее из стороны в сторону. Предводитель серапцев – а девушка уже решила, что это он и есть – держал старинное ружье, одно из тех, что когда-то в обход принятого белыми людьми закона завезли на Суладар чернокожие имаджины. В другой руке был пистолет Эрланги.

Тем временем из желейной горы вылетел медузоид с вросшим в спину кальмаром, приблизился к связанным и повис над ними, шевеля щупальцами. Серапцы, Арлея, пленники – все замерли. Девушка очень хорошо представила себе, какое, должно быть, омерзение испытывает сейчас юнга, и стыд вновь окатил ее, как ледяная вода из ведра. Она не может спасти своих людей, а ведь они поверили, пошли за нею... она – трус и ничего не умеет, кроме как кричать на слуг, сидя за столом отца!

Потом медузоид вернулся обратно, и долгое время ничего не происходило. Стало чуть прохладнее, светило в небе начало бледнеть. Чужой мир жил своей жизнью, там пролетали темные силуэты, проносились или медленно проползали какие-то тени, выступали из мутной желтизны и пропадали в ней странные фигуры, и посреди всего этого высился ствол-исполин с могучими ветвями. Теперь-то Арлея хорошо разглядела, что за округлые разновеликие тела покачиваются возле некоторых из них: те же медузоиды, но увеличившиеся в несколько раз. Форма их также отличалась: длинные, брюхо более округлое, словно раздуто кишечными газами, а спина, наоборот, плоская. На ней было что-то вроде хитина или рогового панциря, как у черепахи, но не выпуклое и с вертикальным наростом по краю, напоминающим палубное ограждение. Щупальца под брюхом не свисали к земле, но крепко обхватывали, перекрещиваясь, брюха страшил, напоминая канаты, сжавшие куль эфироплана. Одно щупальце, самое длинное, торчало из морды – с его помощью большие медузоиды держались за ветви.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.