Страница 45 из 76
– Попозже заявиться не мог? – это были первые слова моей благоверной, сказанные в ответ на мои многочисленные потуги выдавить из нее хоть что-нибудь.
– Так вышло, Леночка. Карета сломалась, а другого транспорта пока не изобрели. Неужели думаешь, будто мне приятно было коротать праздник в одиночестве на захудалом постоялом дворе?
– Было бы неприятно, заявился бы домой, – с чисто женской логикой заявила бывшая секретарша.
Удивительно, насколько официальный брак меняет женщин! Прежде покладистые, заботливые, они в момент превращаются в мелочных тиранов, а на мужей смотрят словно на свою собственность, а порою – словно на домашнюю скотину.
Пока жизнь висела в неопределенности, отношение ко мне было иным. Одной женщине в этом времени не прожить, а я далеко не худший добытчик и защитник на свете. Но вот все немного устоялось, и Лена временами начала демонстрировать зубки.
Наверно, это свидетельство, что наши женщины полностью освоились в семнадцатом веке. Пусть несколько по-своему, сохранив кое-какие привычки иных времен – с эмансипациями и феминизациями и прочими неуместными сейчас благоглупостями.
В итоге я добрых два часа доказывал, что не верблюд и вообще больше не буду. Совсем как мальчишка, даже неловко.
Не зря большинство сказок заканчивается свадьбой. Народная мудрость давно усвоила, что дальше никаких сказок нет. Сплошная жизнь с бесконечными буднями, в которой больше не место чудесам. Только почему подобную концовку называют счастливой? По логике получается наоборот…
При этом наши женщины хотя бы провели ночь в своем кругу, даже с присутствием редкого мужского элемента. Валеры, Жени, Аркадия, Петровича, Ардылова, Кузьмина…
Как мало нас уцелело!
Зато представляю, насколько «душевная» встреча ожидала Ширяева! Они с Сорокиным прибыли еще позже меня, не то на четвертый, не то на пятый день после праздника, безнадежно опоздав ко всем разборкам. И лишь назавтра нам удалось собраться всем вместе, нашей поневоле сплоченной «иновременной» компанией. Вернее, ее мужской составляющей.
– Поншартрен обещал приложить все усилия, чтобы при ближайшем обмене пленными с той стороны включили Командора, – проинформировал о главном Сорокин. – Правда, в этом случае нашему предводителю придется дать слово ближайшие полгода против союзников не воевать.
– Блин! Кто бы меня так наказал? – не сдержался Валера.
– Да. Особенно учитывая желания Сергея… – подхватил я.
Вопрос, согласятся ли на размен англичане, мы старательно обходили стороной.
– Когда предстоит этот размен? – уточнил Петрович.
– Не раньше весны, – ответил Григорий.
– До весны еще, ядрен батон, далеко, – разочарованно протянул Ярцев. – Я-то думал…
– Не очень. – Время летело настолько незаметно, что два-три месяца порою проносились словно день. Даже с нашего появления у проклятого острова прошло почти три года. Я постарался развить свою мысль. – Раньше апреля нам нет никакого смысла идти к Архангельску. Порт замерзающий, да и море непривычное, северное. Как раз получше успеем подготовиться, собрать необходимое.
– Станки надо с собой захватить, – Ардылов большей частью молчал во время подобных сборищ, и было даже странно слышать его голос. – Там их наверняка нет, а делать еще и их…
– Станки мы захватим, – успокоил я нашего токаря и мастера на все руки. – Лучше сразу скажи, что тебе понадобится еще? Потом будет поздно.
– Так… это… еще проволоку было бы заготовить неплохо. Я тут прикинул, как динаму сделать, – работал Ардылов намного лучше, чем говорил. – Лишь не прикину, чем ее крутить.
– Паровой машиной. Решили же изготовить на месте образец, – ответил Сорокин.
Пока Командор со товарищи воевал в проливе, мы усиленно готовили промышленную революцию в отдельно взятой стране. Прикидывали, что можем сделать реально, отметали мечты от бредней и вообще почти постоянно находились в состоянии мозгового штурма.
Нет, вояки тоже присоединялись к нам практически каждую свободную минуту. Оно понятно – человек устроен так, что прогресс всегда в первую очередь касается новых средств истребления подобных и лишь остаточным принципом перекладывается затем в другие, не столь актуальные сферы жизни и деятельности. Изменить что-либо еще и здесь было явно не в наших силах. Про желания уже промолчу.
Человек волен выбирать, однако лишь из вариантов, предоставленных в распоряжение судьбой. А сия капризная особа редко привлекает к делу фантазию. Вот если надо кому подгадить – тогда да. Тут ей равных нет.
Мы старательно сваливали в одну кучу все, что не нуждалось в высоких технологиях или развитой кооперации. Потом проходили по списку и вычеркивали нуждающееся в редком сырье. Потом снова повторяли процедуру, но уже на предмет необходимости.
К примеру, даже обладай мы возможностями поточно изготовлять памперсы, настолько ли они нужны? Я рос, когда о них никто не знал. И ничего, обошелся как-то простыми пеленками. Правда, стирал их не сам, а привлекал к делу родителей.
Или примус, а заодно – и керосиновая лампа. Можно продумать технологию, а потом старательно мудрить, не только изготавливая керосин из недобытой нефти, но еще и развозя по всей большой стране. При наличии в каждом доме печи и отсутствии большой потребности в ночном освещении…
По ночам люди пока спят. И, возможно, правильно делают.
Но в целом планов было громадье. Пожалуй, побольше, чем у самого Петра. В архипелаге мы были предоставлены себе. Здесь же, теоретически, губа ведь не дура, могли иметь поддержку страны. Пусть недоразвитой по любым меркам, зато с энергичным и заинтересованным в прогрессе царем. А то, что он не особо приятен в обращении… Так не бояре же мы. Напротив, тот самый разнородный талантливый элемент, который выбился наверх благодаря реформам и сам крепко содействовал им.
Когда не можешь занять высокое положение по рождению, поневоле приходится отыскивать в себе хоть какой-то талант. И хорошо, когда таланты вообще востребованы. Гораздо чаще бывает наоборот. Тогда остается один путь – подготавливать очередную революцию в надежде вылезти наверх на ее волне.
Ладно, это философия. А практика куда важнее.
Под практикой, впрочем, каждый понимал нечто свое. Мы же не просто сидели. Разумеется, был накрыт стол. Ничего серьезного, не пир, однако вина хватало. Оно по привычке казалось нам слабым, вот кое-кто и прихлебывал словно воду.
Общая беседа привычно распалась на очаги. Как всегда бывает, если количество собравшихся превышает магическую цифру «три».
– Пароход мы сделаем, – втолковывал мне Сорокин. – На радость Валере. Только много ли от него пользы? В лучшем случае будет работать буксиром в тихую погоду. Общий принцип – это одно, а хотя бы относительное совершенство – другое. Там наверняка столько нюансов… Если парусники бороздили моря еще в конце девятнадцатого века, причем чайные клипера давали фору любому пароходу… А тут начинать вообще с нуля.
– Зато на сто с лишним лет раньше Фултона, – хмыкнул я.
Отчего-то вспомнилась история изобретателя. Как его усиленно отфутболивали разные государства, не видя в самодвижущемся судне ни малейшей пользы. Причем в числе слепцов был Наполеон.
Петр к технике относится иначе. Потаенное судно даже делали без особого толка. Рановато взялись. Ни тебе двигателя, ни нормальной герметичности. Сжатые воздухи всякие, балластные цистерны, аккумуляторные батареи… Слова все такие звучные, запоминающееся. Хотя воплотить их в жизнь жизни не хватит.
– Я согласен, Костя. Но другого выбора все равно нет. Командор попробовал повоевать без наших изобретений, и чем закончилось? А поставил бы плевательницы и спокойно пожег бы нападающих к чертовой матери!
– Кстати, о Командоре. – Сорокин наклонился поближе ко мне. – Насколько я понял Поншартрена, вас ждали специально. Какой-то доброхот предупредил англичан о конвое.
– Имя доброхота он не подсказал? – Я давно предполагал нечто подобное. Очень уж удачно вышли на нас фрегаты.