Страница 13 из 20
– По прибытию в Лихачевку Полупанов без всякого повода лично застрелил начальника станции и одного из служащих. Командир отряда местной… самообороны попытался вступиться, но тоже был убит. Солдаты открыли огонь по зданию станции. Есть жертвы среди мирного населения…
Слушали молча – и юнкера, и шахтеры. А мне вдруг почудилось, что я в знакомой аудитории на десятом этаже с видом на зоопарк и фотографиями морских звезд на стенах. Биологический факультет, тема лекции – "Украина в годы Национально-демократической революции и Гражданской войны". Только читать следовало на «государственном». "Жертвы сэрэд мырного насэлэння…"
Для моих славных биологов, как и для всех их коллег – это древняя история, в одном ряду с нашествием Батыя и Куликовской битвой. Никого уже не осталось. Ушли в Вечность последние «белые», последние «красные», даже те, кто в этом страшном ноябре лежал в колыбели. Живая связь разорвана, Река Времен смывает последние нестойкие следы. Но это для них, для ребят в аудитории с морскими звездами. А для тех, сейчас в строю…
Юнкера не удивлялись – уже успели привыкнуть, хотя все началось совсем-совсем недавно. В старых учебниках это «все» именовалось "триумфальным шествием советской власти". Неведомый мне унтер Полупанов действовал вполне в духе «триумфа». Занять населенный пункт, сходу расстрелять десяток «буржуев», пугнуть до холода в костях всех остальных, дать несколько залпов по беззащитному поселку… Шахтеры, ждавшие подмогу против страшного Чернецова, еще не поняли, что дождались. Подмога громит и грабит, подмога ни в грош не ставит местную «гвардию» – но иной не будет. Потом, много лет спустя, поздний историк обмолвится об "отдельных эксцессах" – или вообще промолчит. А на станции повесят мемориальную доску в честь революционного отряда, установившего самую правильную власть.
Такая она, линия партии, Петр Мосиевич!
– Атакуем под утро, – закончил я. – В бой пойдут только добровольцы. Вопросы?
Вопросов не было. Юнкера переглядывались, улыбались недобро. Кажется, добровольцев можно не вызывать. Ребят оскорбляли, травили, убивали… Наконец-то!
Молча стояли шахтеры. Им тоже все ясно.
Все? Нет, не все.
– Бой будет ночной. Есть риск, что в темноте перестреляем друг друга. Поэтому вопрос: как отличить своих от чужих? Слушаю!
– Юнкер Дрейман, – откинулись с правого фланга. – Нужен пароль! Предлагаю…
Договорить не успел – сначала хихикнули, затем захохотали. На краткий миг смех объединил всех: и тех, кто в погонах, и тех, кто без.
– В письменном виде, – уточнил кто-то. – И пропуска выдать.
– С двумями печатями, – густым басом добавил стоявший прямо передо мной шахтер.
Бедный юнкер Дрейман попытался что-то пояснить, но его не слушали.
– Повязки нужны, – деловито предложили с левого «шахтерского» фланга. – Светлые, чтобы различить. Сбегаем в поселок, принесем пару простыней…
Я поморщился. «Сбегаем»! А кого с собой приведем? Мысль, конечно, правильная…
Белые повязки – не красные. Сами предложили!
– С повязками решим, – подумав, согласился я. – Но вот какая мысль имеется. В сражении требуется своих подбодрить, а врага, напротив, напугать. Для этого служит боевая песня. С ней веселее – и своего сразу узнаешь. Вот вам и пароль, без всякой печати.
Кто-то опять хихикнул, но смеяться не стали. Легкий шепот, шушуканье, недоуменные взгляды.
– А… А чего петь будем?
Замах – от всех души, со всей пролетарской дури. Громадный кулачина со свистом рассекает холодный воздух, уверенно впечатываясь…
…В пустоту.
Второй кулак уже не столь решительно бьет слева… мимо… мимо… Кулаки вздымаются вверх, словно в приступе праведного классового гнева. Поздно! Подсечка, бросок… Или бросок с подсечкой, вот уж не спец…
Тот, кто пытался нокаутировать воздух – невысокий хмурый здоровяк, морщась, поднимается с земли. Он тоже – явно не спец.
– Нет так! – морщится поручик Хивинский. – Господа, я же объяснял!..
Здоровяк-шахтер виновато разводит могучими руками. Остальные лишь вздыхают.
Мешать я не стал, присел рядом, прямо на заросший старой сухой травой бугорок. Хивинский занимался делом. Это вам не песни разучивать!
– У нас будет мало времени, господа, – вероятно, уже не в первый раз повторил поручик. – Стрелять нельзя, сразу набегут, ножом вы не владеете. Но драться-то должны уметь!
– А мы умеем! Умеем!..
Народ у Хивинского подобрался крепкий, один к одному, поручик лично отбирал. Но что-то определенно не клеилось. Шахтеры и сами понимали, поглядывали виновато.
– Вы, господин поручик, деретесь неправильно, – наконец, рассудил кто-то. – Драться – это когда по сопатке. Или в грудь. А ниже пояса – нельзя! Никак нельзя. И лежачего не бить!
Забойщики и крепильщики одобрительно закивали. Ясное дело, драться они умели – стенка на стенку, по престольным праздникам. Или с парнями с соседней шахты. Раззудись плечо, размахнись рука!..
– Мы их и так на куски порвем, без всякого ножа. Вы не волнуйтесь, господин поручик, все сделаем. Форточника бы нам…
Кого?!
Поручик, вероятно, это уже слыхавший, повернулся ко мне, вздохнул устало:
– Господин капитан, надеюсь… Думаю, справимся. Поработаем еще, конечно… Но нужен кто-то маленький, ловкий, чтобы лазить умел.
Мне тут же вспомнилась Гамадрила. Мощный толчок, винтом на 180 градусов, руками – за горизонтальный сук. Можно и за вертикальный. Был бы поблизости зоопарк!..
– Они не идиоты, скорее всего, изнутри запрутся, но наверху есть лючок, маленький такой. Его закрывать не станут, внутри душно, особенно если печку распалят…
Вникать я не стал, нужно, значит нужно. Точнее, нужен – маленький и ловкий. Форточник.
– Я за братом схожу, младшим, – предложил было неумеха-здоровяк, но я покачал головой. Красногвардейцы воспринимали войну как-то слишком по-семейному. Он скажет брату, брат дяде, тот – соседу. Унтер Полупанов тоже не идиот, если он забыл о нас, то и напоминать незачем.
– А от, товарищ старший военинструктор, хлопчики у вас есть, – внезапно напомнил один из шахтеров. – Такие смешные, с погонами замалеванными.
Да, есть такие…
– …Кадет Новицкий! Кадет Гримм!.. Господин капитан, мы… Мы… Мы!..
…Они хорошо стреляют, хорошо бегают, они уже кидали ручную гранату, они могут подтянуться на турнике десять раз, даже двадцать, крутят «солнце», знают систему Баден-Пауэлла, они почти круглые отличники, они проползут, пролезут, все узнают, обо всем расскажут, всех победят…
Мальчики стояли по стойке «смирно» – маленькие, в неудобных, не по росту пальто, не иначе из родительского гардероба, в одинаковых ушастых шапках. На тщательно нарисованных химическим карандашом погонах гордо выделялись буквы «СмК» – "Сумской-Михайловский кадетский". Взгляд… Я не выдержал, отвернулся.
– Да вы не бойтесь, товарищ Кайгородов, – шепнули на ухо, – Подсадим хлопчика, прикроем, если что. Делов-то всего на минуту. А без этого…
Я и сам понимал насчет "без этого" – и многое другое тоже. Четыре десятка взрослых посылают под пули пацана в ушастой шапке. Нет, не четыре десятка – я посылаю. Мой друг Усама, конечно же, одобрит. Что делать, если мир переполнен неверными псами?
– Кадет Новицкий! Кадет Гримм! Никакого героизма от вас не требуется. Задание предстоит простое и скучное. Главное – точное выполнение приказа. Один из вас…
– Я-я-я-а-а-а!!!
– А усэ, як нэ круты, втыкаеться у вопрос про богатых та бидных. От так, господин штабс-капитан! Вийсько служит богатым против бидных, для того його и кормлять.
– Да что вы говорите, господин Шульга? Да неужели? Право слово, вы мне на жизнь глаза открыли, да-с! Сей же час запишусь в… Как бишь это у вас называется? Совдепия-с?
На месте костра – гаснущие угли. Холод достает даже не до костей – до клеточных мембран. Ледяное черное небо совсем близко, только протяни руку. Или встань – и ударься макушкой о стылую твердь.