Страница 33 из 80
– Мой джигит, я буду ждать тебя…
Андрей долго махал ей из открытой двери товарного вагона. Он, забыв обо всем, смотрел на удаляющуюся станцию, жадно искал глазами в толпе людей Лейли…
Вот уже почти три года, как они не виделись, но в ушах его по-прежнему явственно звучит ее дрогнувший голос: «Мой джигит, я буду ждать тебя…»
Андрей вздыхает и смотрит вниз. За столом сидят болгарин Дмитро, немец Курт, чех Владек и несколько русских. Бухгалтер из Киева Чесноков вполголоса рассказывает о том, как они в мирное время проводили воскресные дни. Одни заключенные слушают украинца, другие что-то мастерят, третьи молча смотрят на стену. И на ней, на белом квадрате, как на большом экране, каждый – в который раз – мысленно просматривает кинокартину о своей прошлой жизни. Настоящее ужасно, а будущее покрыто мраком неизвестности. Никто не знает, что его ожидает завтра…
Андрей слезает с нар, берет табуретку и подсаживается к заключенным:
– Споем, что ли?
И Бурзенко вполголоса запевает «Письмо к матери», свою любимую песню, которую выучил в плену:
Песню подхватывают голоса. Поют негромко, чтобы не услыхали охранники.
Песня объединяет и сплачивает людей. Она рождает светлые мысли, зовет к свету, к солнцу, к свободе…
На плечо Андрея ложится теплая широкая ладонь. Он поворачивается. Гарри Миттельдорп.
– Андрэ, нам надо поговорить, – произносит он по-немецки.
Андрей, научившийся в плену кое-что понимать и говорить по-немецки, кивает головой:
– Хорошо.
Они выходят в умывальню. В ней сыро и пусто. Гарри начинает умываться, Андрей ждет.
С первых дней пребывания в Большом лагере Бухенвальда Андрей сблизился с веселым, никогда не унывающим голландцем, революционером, спортсменом рабочего клуба. На груди у Гарри тоже пришит красный треугольник.
– Андрэ, – прерывает молчание Гарри. – Ты знаешь спорт? Да? У тебя крепкие руки.
Бурзенко улыбнулся.
– Я был боксером.
– Бокс? – Гарри оживился. – Это очень хорошо! Андрэ – боксмайстер!
Андрей хотел рассказать голландцу о своей родине, о далеком Ташкенте, где во Дворце пионеров осваивал он технику бокса, о спортивном клубе, о соревнованиях. Но запас немецких слов у него был еще мал, и он не мог перевести голландцу всего того, о чем думал.
– Видишь ли, Гарри, я был не боксер, как у вас понимают, а любитель, – пояснил Андрей. – Понимаешь, любитель.
– Понимаю, – Гарри пожал ему руку. – И здесь нужны сильные, смелые парни…
Вдруг из блока донеслись необычный шум и выкрики. Кто-то кого-то бил. «Драка», – подумал Бурзенко и вместе с голландцем бросился к дверям.
В блоке какие-то незнакомые Андрею узники с зелеными треугольниками на пиджаках били Каримова. Узбек, видимо, только пришел и еще не успел снять верхнюю куртку. Четыре уголовника, обступив Батыра, ударами гоняли его по кругу, словно бильярдный шар. На руках у бандитов темнели перчатки. Настоящие, боксерские. Заключенные, не скрывая гнева, толпились в стороне, но вступиться не решались.
Андрей в два прыжка очутился рядом с Каримовым. Уголовники бросились на смельчака. Но Бурзенко опередил их. Прямым справа он сбил с ног одного, мгновенно повернулся к другому и, увернувшись от тяжелого размашистого удара, приблизился к бандиту вплотную. Тот попытался отскочить, но не успел. Андрей обрушил на него апперкот – удар снизу по солнечному сплетению. Охнув, бандит повалился на пол.
На помощь бросился и голландец. Вдвоем с Андреем они быстро заставили бандитов отступить и обратиться в бегство.
– Что ж вы… одного бьют, а вы смотрите? – Бурзенко тяжело дышал, разгоряченный дракой. – Трусите?!
Андрей многого еще не знал. Он был новичок в Большом лагере. Он не знал, что такие избиения здесь происходят ежедневно.
Заключенные молчали.
– Посмотрим, насколько тебя хватит, – мрачно ответил киевлянин Чесноков. – Ты думаешь, на этом все кончилось?
Глава двадцатая
Пророчество киевлянина сбылось. Едва заключенные улеглись на своих матрацах, как в барак толпою ввалились зеленые. Это были «буйволы» во главе с Трумпфом. Притаившись на своих местах, узники с жалостью посматривали на новичка: бить будут…
– Где тут боксмайстер? – насмешливо спросил Трумпф.
Прятаться было бесполезно. Андрей неторопливо слез с нар:
– Ну, я…
Бандит презрительно осмотрел Андрея.
– Этот скелет? Боксмайстер?
Два уголовника с синяками под глазами услужливо подтвердили Трумпфу, что это он и есть.
– Ха! – бандит осклабился. – Пальцем ткни – упадет!
Андрею бросили боксерские перчатки.
– Надевай!
Но поднять их Бурзенко не успел. Рядом с ним оказался Миттельдорп. Схватив перчатки, голландец встал перед бандитом.
– Я тоже боксер. Давай схватимся. По-честному!
Белесые брови Трумпфа угрожающе сдвинулись.
– Опять, Гарри, напрашиваешься? Мало я тебя бил?
– Назначай судью!
– Ну, держись! – Трумпф стал натягивать перчатки. – Обработаю тебя. Для разминки.
Бурзенко понял, что Гарри пытается спасти его, принимая на себя ярость зеленых.
Андрей стал возражать. Но Трумпф прорычал:
– Ты, скелет, смотри и дрожи! Сейчас и до твоих костей доберусь!
Уголовники расступились, освобождая место для поединка.
Бурзенко еще не знал, что его новый друг голландец не первый раз боксирует с Трумпфом и хорошо изучил все коварные приемы недавнего боксера. Выходя на поединок, Гарри жертвовал собой, надеясь в какой-то мере ослабить свирепого бандита. Голландец не был уверен в Андрее. Он опасался, что в жестоком боксерском бою, бою, похожем на избиение, сломается воля русского парня.
Бурзенко мрачно наблюдал за поединком. С первой же минуты он убедился в том, что этот рыжий уголовник с квадратным лицом и покатыми плечами действительно боксер. И притом хороший. Он был тренирован, легко передвигался по полу, легко уходил от ударов, резко и точно бил. Он был хозяином положения.
Гарри отчаянно защищался. Но силы были далеко не равными. Несмотря на все свои усилия, голландец смог продержаться не больше одного раунда…
Уголовники радостными выкриками приветствовали успех Трумпфа. Наступила очередь Андрея.
– Не трусь, русский! – зеленые подбадривали его. – Ты должен гордиться тем, что тебя бьет настоящий ариец!
– Попробуй только сдаться, лечь раньше минуты, так мы тебя сообща бить будем!
Бурзенко неторопливо снял куртку, сбросил деревянные башмаки, закатал до колен штаны. Так легче будет боксировать. Стал шнуровать перчатки.