Страница 6 из 15
– Еще не был. Колосов мне только сегодня этот мрак отписал. В порядке шефства, так сказать. Держать под контролем на случай…
– Вы что, подозреваете, что этот потрошитель с мертвецов на живых перекинется?
– Да ты видишь, какая жара стоит? Тут у здоровых мозги плавятся, не то что у ущербняка какого-нибудь озабоченного. А насчет свидетелей… Я в Стрельню звонил, ну насчет могильщиков – труба какая-то с ними. То ли в шоке они до сих пор, то ли пьяные вдрызг. В общем, дурдом. – Воронов покрутил пальцем у виска. – Ко мне сейчас брат придет, я его по телефону сюда в Москву вызвал. Пропуск уже заказал.
– Чей брат?
– Умершей. Федоров Илья. Показания нужно снять. Но все равно допросом одним не обойдешься. Придется ехать в этот бардак.
– Андрюша, а можно я тут посижу, поприсутствую на беседе, а? Это дело, ты прав, такого сорта, что… ну просто за рамки выходит! Кстати, Федорову этому сколько лет?
– Умершей сорок пять было, а это ее старший брат.
– Знаешь, мне лучше поприсутствовать на вашей беседе. Ты не против, нет?
Воронов вздохнул. Кому-кому, а Екатерине Сергеевне отказать трудно.
В дверь кабинета осторожно постучали. На пороге стоял крепкий, еще не старый лицом и телом, однако совершенно седой, точнее, даже белый как лунь мужчина. И в этой его седине было что-то такое… Катю поразил контраст между загорелой, загрубелой кожей и этими бесцветными, мертвыми волосами старика.
– Илья Николаевич, здравствуйте, проходите, садитесь, пожалуйста. – Воронов поднялся из-за стола и как-то неловко засуетился. – Быстро же вы приехали.
– Начальник автоколонны свою машину дал, сразу, как вы только позвонили. – Федоров грузно опустился на стул.
Казалось, ни Воронов, ни свидетель не знают, с чего начать. Ситуация была совершенно необычной для рутинного опроса очевидца.
– Илья Николаевич, поверьте, мы так же, как и вы, потрясены случившимся, – вместо Воронова проникновенно начала Катя, – ничего подобного в Подмосковье прежде не случалось. Это чудовищное преступление. И тот, кто это совершил, будет наказан. Мы сделаем все, чтобы найти этого человека. Но без вашей помощи нам будет трудно.
– Да, я понимаю… Вы ж тоже на работе, на службе. Я понимаю, девушка… – Федоров глянул на них, поправил воротник рубашки, потом зачем-то вытащил из нагрудного кармана расческу. – Спрашивайте. Что смогу – помогу. Да только вот… Эх, да что теперь уж.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей сестре Анне Николаевне Сокольниковой. Где жила, кем и где работала, семейное положение. – Воронов осторожно глянул на Катю, словно спрашивал – так ли начал?
Всегда уверенный в себе и даже иногда развязный, он при этом белом как лунь мужчине, который по возрасту годился ему в отцы, отчего-то чувствовал себя не в своей тарелке.
– Ну, с дочкой они жили, с Веркой, племянницей моей.
Что-то почувствовала Катя в этой первой же, вроде бы нейтральной фразе Федорова о племяннице – горечь, злость, боль?
– Квартира у них однокомнатная на улице Коммунаров. Благоверный-то не претендовал, дочери оставил.
– Ваша сестра развелась с мужем? – спросила Катя. – Давно?
– Давно, Верке десять было…
– А сейчас сколько же вашей племяннице?
– Восемнадцать в августе будет. Школу в этом году кончила, десятилетку.
И снова Кате почудилось в его фразе о племяннице что-то…
– Фамилию, имя и адрес бывшего мужа вашей сестры не подскажете? – Воронов деловито придвинул лист бумаги.
– Сокольников Иван… а по бате его… да забыл, сколько годов не виделись. И адреса не знаю. Он из Стрельни в Москву подался. Вроде на хладокомбинате где-то работает.
– Он был на похоронах Анны Николаевны? – спросила Катя.
– Нет.
– Но ему сообщили?
– Верка говорила – мол, звонила отцу. Вроде не застала его.
– А кто взял на себя организацию похорон? Вы? – спросил Воронов.
– Да вся родня понемножку скинулась: я, младший наш брат Петро, дядя Кузьма и тетя Света – это двоюродные наши по отцу, потом Северьяновы – по матери родня из Стрельни самой, потом Васька Грузин с машиной помог, ну, а на поминки – соседи по дому само собой – Грызловы, Мородова Александра и…
Катя терпеливо, не перебивая, слушала длинный перечень родичей и соседей Сокольниковой. Так всегда в маленьких поселках и деревнях – родословное древо, корни, одним словом.
– И все эти люди присутствовали на похоронах? – спросила она.
– Конечно, еще больше было, многих я уж и не помню. Аню любили все. Человек она была добрый, душевный.
– А где ваша сестра работала? – спросил Воронов.
– Да в сельпо почти всю жизнь. Потом, как магазин приватизировали, Васька Грузин ее все равно оставил: честная потому что. Ни копейки никогда ни у кого. Никакого обману.
– Этот Грузин… Прозвище у него такое, а фамилия как же? – простодушно осведомилась Катя.
– Фамилия Васьки – Луков. Наш он, мячниковский. А Грузин – прозвище с войны.
– С какой? – опешил Воронов.
– Ну, с Афгана. Солнцем его там обожгло, опалило. Черный вернулся. Ну и пошло по поселку – Грузин и Грузин.
– А что же, выходит, этот Василий Луков денежный, раз магазин выкупил и вашу сестру работать оставил? – спросила Катя.
– Ну, он афганец, с медалями, с ранениями, у них льготы… Сначала-то он на ярмарке палатку держал, потом расторговался помаленьку. К нам перебрался. Магазин-то один в поселке, выгодное место.
По настороженному взгляду Воронова Катя поняла: наконец-то до того дошел истинный смысл ее настойчивых вопросов об этом Ваське Грузине. Воронов догадался, какой именно вопрос ему сейчас предстоит задать свидетелю:
– Вот что, Илья Николаевич… не пойми нас с коллегой неправильно. Сестра ваша хороший была человек, мир ее праху, но… Не могу по долгу службы не задать такой вопрос…
– Какой? – Федоров вскинул на него глаза.
– С мужем она давно развелась, одинокая была, значит. С мужиками-то у нее как было? С этим Луковым, например?
Федоров отреагировал на скользкий вопрос холодно, внешне спокойно:
– Ну, ходил он к ней, а что?
– Жили они вместе? Хозяйство вели совместное?
– Нет. Ходил – и все. Он моложе ее. Да и она снова хомут на шею вешать не хотела. Благоверный-то ее, Ванька Сокольников, алкаш был конченый, забулдыга.
– А еще был кто-то, кроме Лукова?
– А ты что же, сопляк, сестру мою за… держишь?
После спокойного безжизненного тона Федорова такой всплеск темперамента был точно крик души. Кате больно было смотреть на этого человека – руки его не находили себе места. Это был настоящий комок нервов, и только огромным усилием воли старался скрыть свое волнение.
– Илья Николаевич, ради бога… Сядьте, сядьте, пожалуйста. Поймите вы, никто тут не хочет копаться в грязном белье, никто не собирает сплетен о личной жизни вашей покойной сестры. Но мы должны, понимаете, обязаны это и еще многое другое спрашивать у вас. Знаете, почему должны? То, что он сотворил с вашей сестрой… Его не где-то в Москве, не где-то далеко за тридевять земель искать нужно, понимаете? Он здешний либо живет где-то поблизости. – Катя и сама не знала, отчего утверждала это с такой уверенностью. – Возможно, он был в тот день на кладбище, возможно, прежде знал вашу сестру. Может, видел ее в магазине, может, еще где-то встречал, услышал о ее смерти и… Там ведь много могил на кладбище – а он ни одной не тронул, кроме… Только вашей сестры покойной, свежую.
– Там не только ее могила свежая была. Старуху Карасеву третьего дня схоронили. И Мишка Говоров из Стрельни на мотоцикле убился. – Федоров говорил вяло. И по его осевшему, утратившему гневные ноты тону Катя поняла, что с ним можно говорить дальше.
– Быть может, сами вы, Илья Николаевич, замечали, что кто-то из мужчин заглядывается на вашу сестру? Вы часто ее видели? – спросила она тихо.
– Да каждый день почти. Я же шофером автобуса работаю. Седьмой маршрут как раз от ярмарки в Стрельню через наши Мячники. Ну, по пути и заскочишь к Анюте, то сигарет купить, то еще за чем. Все сестре оборот торговли. А насчет заглядывался ли кто… Так она ж цельный белый день на народе была за прилавком-то! Пришел покупатель, ушел покупатель… С ярмарки едут мимо с оптовой цельными автобусами, потом дачники…