Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 13



Мещерский ловил себя еще и на том, что невольно сравнивает чету Медовниковых с другой, хорошо ему знакомой супружеской парой. Да, жена Базиса ему приглянулась, причем сразу, но, увы, она была уже чужой добычей и собственностью. Мещерскому порой было горько сознавать, что вот опять двадцать пять. Почему-то судьба-злодейка назначила ему в жизни нелегкий жребий всегда увлекаться и украдкой вздыхать о женщинах, которые, увы, уже были прочно и крепко заняты кем-то более расторопным, везучим и настойчивым.

На следующее утро он проснулся в своей одинокой холостяцкой постели в седьмом номере гостиницы в пять часов, когда уже рассвело и дождь перестал стучать по черепичной крыше. Мещерский лежал, смотрел в потолок и думал о том, что происходит там, в четырнадцатом номере для молодоженов. То, что это именно номер для медового месяца, ласково и ехидно сообщила ему Юлия Медовникова. Впрочем, Катя вчера вечером после этой истории на берегу выглядела такой встрепанной, продрогшей и испуганной… Эх ты, мой милый маленький воробышек…

Хотя она была почти на целую голову выше Мещерского, у того очень часто появлялись в отношении ее такие вот сравнения типа «воробышек», «ласточка», «малыш», «девочка». Ничего дружеского или отеческого в этих эпитетах не было, напротив… Их порождало само раненное когда-то давно, в далекой туманной юности, сердце. Мещерский никогда не произносил (в отличие от Кравченко так и сыпавшего порой этими своими «радостями», «куколками», «дорогушами», «зайчиками» направо и налево) свои ласковости вслух. И никому, тем более ей, Кате, или другу Кравченко, даже под расстрелом не признался бы, что они так и вертятся у него на языке, когда он видит ее, слышит, говорит с ней, чувствует аромат ее духов, но… Нет, сердце, молчи, грусть, уймись. Все равно ничего изменить и поправить уже нельзя. Остается лишь ворочаться на узкой холостяцкой кровати седьмого номера и…

Впрочем, вчера Катя действительно была похожа на встрепанного воробья. И все рассказывала им об убийстве на пляже. И в баре вечером тоже все об этом судачили – он слышал: мол, нашли в дюнах на берегу моря мертвую женщину. Вроде туристку. Кто-то ножом ее пырнул, там сейчас милиции нагнали…

Черт, этого только тут не хватало! Мещерский свирепо забарахтался в постели. Посмотрел на часы. Четверть шестого всего. А ведь еще в Москве они с Кравченко мечтали, что в первое же утро махнут на моторке в открытое море на рыбалку.

Однако вчера за всеми этими волнениями и переживаниями он совершенно позабыл спросить у Базиса, что там с моторкой. А с ней, по закону подлости, действительно что-то случилось – мотор забарахлил. Базис его вроде наладил, но… Совсем ведь из головы вылетело. А все этот хмырь с колокольни. Он во всем виноват. С него в этот день, который так славно начинался, все пошло наперекосяк.

Мещерский перебирал в памяти, как вчера они с Кравченко привезли сюда в гостиницу этого хмыря-самоубийцу. Базису этот Дергачев оказался действительно корешем. Вчера, когда они приехали, Базис находился в гараже. Как он сказал им впоследствии, он недавно вернулся из соседнего поселка. Около автомастерской стояла его грузовая «Газель».

Гости Базиса, которых они с Кравченко встретили в автомастерской, были Мещерскому незнакомы. Он поначалу вообще думал, что к Базису приехал отец с красавицей-дочкой. Но оказалось, что нет – то были жених и невеста. Базис опять же сообщил об этом позже, с какой-то двусмысленной усмешкой косясь при этом на все еще не подававшего признаков сознания пьяного Дергачева, водворенного на стул под тент летнего кафе.



Однако еще позже Мещерский вдруг вспомнил, что невесту он уже видел. Это произошло в самый первый его день в Морском, когда он приехал из Калининграда, благополучно посадив свою очередную тургруппу в аэропорту на самолет. Туристы возвращались из Германии на автобусе через Польшу с заездом в знаменитый замок Голау в Померании, где ежегодно в июле проводился красочный и почти самый настоящий рыцарский турнир.

Этот маршрут был эксклюзивным изобретением «Столичного географического клуба», и к его разработке Мещерский приложил всю свою буйную фантазию, насколько позволяла туристическая смета. Увы, на практике все оказались совершенно не так волшебно, как планировалось в Москве. Рыцарский тур вымотал Мещерского до предела. Слишком уж много было в Германии пива, в Польше «Старки», контрабандно провезенной через две границы русской водки, травм и ушибов у клиентов, получивших все эти «прелести» на пусть и призрачном, но все же историко-спортивном ристалище, где участники состязаний облачались в самодельные доспехи и рубили друг друга тупыми мечами, кололи тупыми копьями и то и дело падали со взятых напрокат на соседних фермах кротких, как голуби коней, удивленных этими падениями гораздо больше своих незадачливых седоков.

После всего этого хаоса, переездов с места на место и почти непрекращающихся пивных вечеринок двухнедельный отдых в Морском – месте совершенно тихом и уединенном, словно подвешенном в пустоте между небом, морем и заливом, – восхитительный отдых с рыбалкой, пляжным битьем баклуш и редкими выездами по просьбе Кати, например, к домику Томаса Манна или же на мыс Таран представлялся Мещерскому настоящим раем.

В тот самый первый день они сидели с Базисом здесь же, на веранде летнего кафе под тентом, потягивали пиво, отмечая встречу, обговаривая все детали будущего отдыха, договариваясь насчет оплаты. И вот тогда-то Мещерский впервые и увидел невесту. Она прикатила к гостинице на стареньком, разбитом «Опеле». Здесь, в анклаве, как заметил Мещерский, почти весь легковой транспорт был из Германии или Польши. Приехала незнакомка к жене Базиса Юлии. Судя по всему, они были подругами. Юлия тут же приказала мужу «оторвать зад от стула» и присматривать в кафе, а сама повела гостью в жилую часть дома. Базис с женой жили тут же, при гостинице, занимали на первом этаже две просторные комнаты.

Гостья была миниатюрной кругленькой блондинкой – синеглазой и загорелой. И, как успел смутно отметить сквозь пивные пары Мещерский, – просто красавицей. Сколько в ней было изящества и обаяния! Правда, красота ее была какой-то чересчур уж детской. Судя по тому, как она общалась с Юлией Медовниковой, они были ровесницами. Жене Базиса можно было дать лет двадцать восемь – тридцать. Гостья же выглядела гораздо моложе. Было в ее облике что-то, напоминающее школьницу предпоследнего класса. Кажется, заплети она свои золотистые волосы в две короткие тугие косички, укрась их бантиками, и тут же станет Красной Шапочкой из мультфильма.

Увидев эту же самую девушку во второй раз в автомастерской Базиса, Мещерский снова осознал, что видит перед собой очень милое и привлекательное существо. Но никаких чувств, никакого душевного подъема не испытал – феи, Дюймовочки и Красные Шапочки были не в его вкусе. А их маленький рост его просто раздражал. Однажды по совету Кати он пытался ухаживать за такой вот прелестной недомеркой, но, придя с ней к друзьям в гости и увидев себя со стороны в зеркале в прихожей, более никогда не повторял этих опытов.

На этот раз гостья приехала в «Пан Спортсмен» не одна, а со спутником, который выглядел старше ее почти вдвое и вдвое же был выше, шире и толще – крупный полный шатен с круглым, чуть тронутым оспой лицом и модной стрижкой. На вид ему было все сорок пять, а то и пятьдесят, но он тщательно следил за собой и молодился изо всех сил. Чего, например, стоил его костюм из денима – брюки в обтяг и короткая потертая курточка, так странно смотревшаяся на его квадратной фигуре, особенно в сочетании с автомобилем, на котором он приехал в автомастерскую. Но авто это Мещерский увидел чуть погодя, а сначала ему бросилось в глаза то, как вежливо и подобострастно ведет себя с гостем Базис, уважительно величая его Григорием Петровичем. Они вышли из мастерской, видимо, Базис ему что-то там показывал, но в чем было дело, в тот момент Мещерский не понял. В беседу их он особо не вникал, так как был занят тем, что сначала вытаскивал из машины бесчувственного Дергачева, а затем снова запихивал его на заднее сиденье, потому что следом за мужчинами вышла и девушка, и нельзя же было оскорблять ее чувства видом этого голяка.