Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 13



К тому же солнце не успело еще полностью окунуться в море, а на горизонте уже замаячили серые растрепанные облака. Потянуло сыростью и холодом. Семен Семенович Баркасов с тоской посмотрел вдаль и глубокомысленно заметил: «Как бы шквал к ночи не налетел». Кроны сосен сразу, как только село солнце, стали черными на фоне сине-фиолетового неба. На песке от стволов деревьев зазмеились лиловые тени.

Трижды по дороге в гостиницу Катя невольно пугливо оглядывалась назад. И с тревогой прислушивалась к каждому шороху. Ей чудилось… Конечно, это было всего лишь разыгравшееся воображение, однако несколько раз она вроде бы ясно слышала чьи-то шаги за собой. Словно кто-то крался там, за стволами сосен… Кто? Катя снова останавливалась, вглядываясь. Черт возьми. Конечно, это все глупые страхи. Однако это ведь факт – кроме нее, Катюшина и Баркасова, кто-то ведь был на пляже. Тот, кто убил эту женщину. Возможно, он прятался где-то в дюнах, наблюдая за ними. Возможно, находился там все время, пока они осматривали тело.

И конечно, Кате стало намного легче, когда сосновая роща кончилась и с песчаного холма она снова увидела море и дома на берегу. И совсем уж легко стало, когда поселковая улица привела ее на центральную площадь Морского к почте и там она нос к носу буквально столкнулась с Драгоценным В.А. и Сергеем Мещерским. Оба точно выступили в военный поход – такой у них, по крайней мере, был вид. Мещерский дико переживал. Это, точно по открытой книге, Катя прочла по его расстроенному испуганному лицу. С мужем, однако, все было сложнее. С виду Драгоценный В.А. выглядел невозмутимо, но что творилось в его душе?

– Ты где была? – спросил он.

– Там, – у Кати уже не было сил рассказывать сейчас им об этом.

– А я думал, ты в аэропорт махнула, – сказал Кравченко непередаваемым тоном. – Между прочим, здесь в гостинице ужин ровно в восемь. Опоздаешь – твои проблемы. То есть наши. Сейчас уже четверть десятого.

– Катя, да что же это такое? Куда ты пропала?! – жалобно и виновато воскликнул Мещерский. – Мы уже не знали, что и думать!

Она и тут не стала говорить им об ЭТОМ. Психовали, переживали, голубчики? Вот пусть теперь совесть нечистая сгложет вас со всеми костями. В следующий раз будете внимательнее относиться к ее желаниям и капризам…

Кравченко подошел к ней и крепко обнял за плечи. Однако лицо его было по-прежнему невозмутимым – делай что хочешь, поступай как знаешь. Катя попыталась вырваться из этих медвежьих объятий, чуть-чуть ослабить эту хищную хватку собственника. Но не тут-то было.

– У нас номер для молодоженов, – шепнул Кравченко, когда Мещерский чуть поотстал. – И кровать шириной с Финский залив. Я уже испытал на прочность. Почти не скрипит. После ужина, если нам все же что-то дадут, я мыслю сразу же баиньки укладываться. Устал, переволновался. А ты что скажешь, мой зайчик?

Зайчик, так… Ромашка… Катя как можно серьезнее посмотрела на мужа. Эх, знали бы они, что она только что пережила, какие потрясения! Зайчик… Мещерский позади скромненько кашлянул.



Вот так и вышло, что ПРО УБИЙСТВО она объявила им даже не за ужином, а гораздо позже, в тесном, отделанном сосной баре «Пана Спортсмена», где в тот вечер (была как раз пятница) яблоку было негде упасть от любителей пива. И весть о трупе на берегу уже вовсю передавалась из уст в уста. Впрочем, в тот вечер Кравченко и Мещерский отреагировали на ее рассказ как-то недоверчиво и вяло. А Катя слишком устала, чтобы строить какие-то догадки.

Они с Кравченко ушли к себе в номер в половине двенадцатого. А в полночь хлынул сильнейший ливень и барабанил по крыше то громче, то тише до самого рассвета.

Сергею Мещерскому отвели седьмой номер на втором этаже. Катю и Кравченко поместили в четырнадцатый. Гостиница «Пан Спортсмен» на обоих этажах имела всего пятнадцать номеров, причем номера тринадцатого не было вообще. «Я сам так решил, так лучше, – признался Мещерскому Илья Медовников, прозванный Базисом. – Так и нам с Юлей, и клиентам спокойней. А то фиг сдашь кому тринадцатый. Все шарахаются. Суеверие сплошное».

Илью Медникова Мещерский знал уже несколько лет. Познакомились они в Питере на одном из первых автошоу старых автомобилей. Древние развалюхи были чуть ли не болезнью Базиса. Его отец был автомехаником и дома в стареньком гараже из разрозненных деталей ухитрился собрать себе «Победу» и «ЗИС». Базис, по его словам, родился в автомастерской. Тогда, на то самое первое автошоу в Питере, он прикатил (причем своим ходом, без обмана) на удивительном драндулете середины двадцатых годов, бывшем, как почудилось тогда Мещерскому, точной копией знаменитой «Антилопы-Гну». Драндулет с пижонистым верхом и ярко-оранжевой грушей клаксона, изготовленного, пардон, из гигантской старинной клизмы, Базис в течение нескольких лет собирал буквально по винтику. Полностью отреставрировал салон, и «Антилопа» благоухала новенькой кожей сидений и верха, сияла хромированными боками и произвела среди зрителей и жюри неслыханный фурор, сразу же обретя покупателя в лице богатого финна, помешанного на старых автомобилях.

На вырученные весьма приличные деньги, как Мещерский и догадывался, Илья Медовников начал потихонечку подниматься. Он женился по любви, перебрался к жене из Питера в Калининградскую область (что многих, кстати сказать, тогда удивило), врос в новый, незнакомый быт и постепенно начал все теснее сотрудничать со столичными и питерскими турфирмами, организуя для приезжих отпускников «рыболовные туры» на Куршской косе.

Турфирма Мещерского «Столичный географический клуб» как раз перед самым кризисом морально и финансово поддержала Медовникова, выделив ему кредит на ремонт и перепланировку старого дома, приобретенного им и его женой в Морском. В прежние времена в доме этом находились склады, а затем клуб рыбопромысловой артели. А еще раньше, при немцах, в этом доме сначала жил пастор, потом была гостиница для туристов, приезжающих на взморье из Берлина по так называемому «польскому коридору». А во время войны там располагался военный штаб.

Базис по совету жены решил вернуться к истокам и снова превратить этот заброшенный старый дом в уютную маленькую гостиницу с кафе-баром на первом этаже. Однако, как честно признавался он позже Мещерскому, замахнулся он уж слишком рьяно, и, если бы не энергия и упорство его жены Юлии, никогда бы ему не осилить этот гераклов подвиг с ремонтом и перепланировкой бывшего артельного клуба.

Юлия Медовникова – живая, словоохотливая, пышногрудая брюнетка – сразу после школы пошла работать в торговлю. И, по ее же словам, «хлебнула и повидала в жизни немало разного». Однако с годами приобрела ту самую цепкую деловую хватку, настойчивость и упорство, которые столь необходимы для всех, кто в одиночку или парой пускается вплавь по бурному морю мелкого частного предпринимательства.

Фактически «Пана Спортсмена» подняла из руин и вывела в большую жизнь именно она. Она мужественно несла на своих плечах и весь основной груз работы в гостинице – убирала номера, меняла постельное белье, готовила «пансион» для постояльцев, а по вечерам еще и обслуживала клиентов в баре.

При всей этой адской работе она, по ее же собственному признанию, была абсолютно счастлива в браке и довольна жизнью. Мещерскому Юлия Медовникова понравилась чрезвычайно. Он вообще питал слабость к крупным высоким женщинам, хозяйкам своей судьбы. Он частенько ловил себя на том, что невольно наблюдает за этой парой. Грузный, толстый здоровяк Илья – рыжий, краснощекий, редко унывающий, всегда что-то тихо насвистывающий сквозь зубы. С виду – этакий рубаха-парень, вечно копающийся в своей автомастерской на задворках гостиницы, одетый всегда в старые вельветовые штаны и заляпанную машинным маслом и пивом футболку. И рядом с этим толстым добродушным неряхой – она, пани Юлия. Всегда аккуратная, вежливая, с роскошными черными волосами, порой заплетенными в толстую русалочью косу. Одетая всегда либо в соблазнительный черный сарафанчик-мини, либо в топик и бриджи, обтягивающие ее бедра и прочие соблазнительно-округлые формы, точно на картинке из мужского журнала.