Причесывая жирафу

Сан-Антонио

Причесывая жирафу

Глава 1

– Дамы и господа, примат, которого вы здесь видите, вопреки всякой очевидности, не обезьяна. Разве обезьяны разговаривают? Нет, дамы и господа! А это странное существо говорит, и мы представим вам доказательство этого.

– Послушай, – сказал я, обращаясь к мохнатому существу, сидящему посредине площадки, – скажи несколько слов нашей дорогой публике.

Огромное существо, бородатое, толстокожее, с длинными волосами на затылке и с голой верхушкой черепа, с налитыми кровью глазами, с толстыми губами, с испорченными и вставными зубами, с мощными мускулами, огромным животом и тяжелыми веками, – это существо подняло голову и сказало:

– Какая сегодня забавная публика!

Совершенно необъяснимая, эта не слишком умная фраза вызвала бурю аплодисментов.

Тогда чудовище подняло тяжелую, покрытую вьющимися волосами голову.

– Все в порядке, парни! – заявило оно. – Не надо проводить манифестации в публичном месте. Не забывайте, что мы находимся посредине площади, и, если поднимется купол, вас обрызгает свет звезд!

Снова гром аплодисментов.

– Однако то, что он говорит, – верно, – заметила одна дама, сидящая внизу.

Она оказалась итальянкой.

Я вмешался:

– Безусловно, мадам, этот индивидуум говорит как любой из нас. И он думает. Он умеет считать! Хотите доказательства?

Я нагнулся к монстру:

– Сколько будет пятью шесть, джентльмен?

Его брови нахмурились, а взгляд помрачнел.

– Двадцать девять! – наконец ответил он.

– Вы немного недосчитались, джентльмен. Это будет тридцать!

– А удержание в пользу фирмы, дружок? – заметил примат. – Ты это будешь выкладывать из своего кармана?

Смех среди публики.

– Вы можете убедиться, дамы и господа, что этот джентльмен не лишен чувства юмора. Вывод: это действительно человек.

– Если у какой-нибудь красотки есть сомнения на этот счет, – заявил монстр, – она может прийти ко мне в фургон после представления, и я совершенно бесплатно докажу ей, что я мужчина.

Снова бурные аплодисменты.

Я поднял обе руки в положение «я вас понял».

– Леди и джентльмены! – продолжал я. – Если я заостряю ваше внимание на том, что присутствующий здесь индивидуум – самый настоящий мужчина, настоящего телосложения, то это лишь потому, и вы сами убедитесь в этом, что его поведение и поступки в еще большей степени, чем его внешность, могут заставить вас сомневаться в этом.

Этого мужчину зовут Беру. Ему сорок лет, и его родители были совершенно нормальными людьми. Его отец был сельским полицейским, мать сиделкой. Его младший брат работает в береговой охране, а он, дамы и господа, – кладезь! В первый раз в жизни вы будете присутствовать при совершенно уникальном номере – булимии. А точнее так: присутствующий здесь Беру способен проглотить все что угодно, за исключением металлических предметов. При этом, когда я говорю о металле, я делаю исключение для ртути, которая в соединении с любым вином – особенно «Божоле» – является его весьма любимым напитком. Ртуть для него – настоящее лакомство, и он каждое воскресенье ломает дюжину градусников и поглощает из них ртуть для возбуждения аппетита.

Он держит рекорд Европы по булимии всех категорий сидячего положения с тех пор, как один раз поглотил: тридцать две дюжины устриц вместе с раковинами, два женских зонтика, шляпу кюре, пластинку Жана Клода Паскаля, французско-русский словарь, очки авиатора, тачку навоза, две восковые свечи, шесть дохлых крыс, три горшка хризантем и фотографию Бриджит Бордо!

Я перевел дыхание, в то время как публика бушевала. Толстяк скромно кланялся. Я прочистил горло:

– Особ, желающих предложить феномену предметы для поглощения, просят спуститься на площадку. Месье Беру голоден. Дамы и господа, ведь он ничего не ел в течение двадцати минут! Это значит, что то, что вы предложите ему, будет с радостью принято.

Я вытер мокрый от пота лоб и ободряюще посмотрел на зрителей.

Они шепотом совещались.

Наконец, один из зрителей отважился и протянул что-то вроде миниатюрной лопатки.

– А что это такое? – спросил я, разглядывая предмет.

– Шадела, – ответил проявивший инициативу. Я по-прежнему ничего не понял, хотя меня считают очень образованным для моего возраста.

– А что вы называете шаделой, дорогой месье?

– Это печенье Боржуана.

Я вам не сказал, что в этот вечер наш цирк давал представление в Боржуане (департамент в Ивер), на полдороге между Лионом и Греноблем, и что толстяк и я в первый раз предстали перед публикой.

Его Величество проглотил печенье в два глотка. Зрители аплодировали слабо, так как не находили в этом ничего особенного. Они сами в юном возрасте проделывали то же самое.

– Это безделица! – сказал я. – Ну же, дамы и господа, немного воображения, пожалуйста! Булимик в нетерпении. Если вы не успокоите его аппетит, он начнет пожирать центральную мачту, и купол цирка обвалится на вашу голову!

Подошел молодой человек, развязывая на ходу галстук. Не говоря ни слова, он протянул его Ненасытному.

Беру жадно схватил его.

– Очаровательно, – сказал он. – Он полосатый, а я такие обожаю.

Он с аппетитом съел галстук, в то время как в рядах зрители дрожали от восторга.

Я бросил взгляд на кулисы. Среди людей, обслуживающих арену, я заметил крепкую фигуру месье Барнаби, директора цирка.

Он был одет в большой фланелевый костюм и огромную ковбойскую шляпу. У него были вьющиеся бакенбарды и большой, заросший шерстью нос. Он курил сигару лишь немногим короче Вандомской колонны. Этот вечер был испытательным: если номер пойдет, он нас оставит у себя, если же мы провалимся, то можем рассчитывать на его прощальный поклон. Вот почему толстяк должен был сделать все возможное для нашего успеха.

Разделавшись с галстуком, он затем уничтожил горшок с цветами под овации публики.

– Вот это называется немного закусить после галстука! – бросил я.

Один тип, несколько жирноватый, подошел со своей каскеткой. Беру осмотрел ее.

– Она, кажется, как раз в меру жирная, – сказал он. Он вцепился в нее крепкими зубами. Но это – лишь манера выражаться, так как его «универсальная молотилка» была более похожа на старый гребень, чем на колье из жемчуга.

Я остановил его на втором закусе.

– Спасибо, джентльмены! – сказал я. – Демонстрация замечательная.

– Я хочу закончить козырек, – запротестовал Беру, – я обожаю его хруст.

Теперь публика заторопилась, неся разные штуки. Маленький старичок принес свою палку, одна дама фотографию своей свекрови, ребенок протянул программу вечера, а старая англичанка, протиснувшаяся на арену, дала толстяку кусок пудинга собственного производства.

Огромный монстр стоически принимал все: пудинг, трость, фотографию, программу. Он съел также подошву от ботинка, лист бумаги, велосипедное седло, живую жабу, блюдечко, баранью кость, двадцать восемь метров карамелек, пакет ваты, экземпляр ежемесячника «Дом и сад», букет гвоздик, лифчик, шерстяной носок ручной вязки, две пряжки от пояса, пару подтяжек, игру в таро, кость цыпленка, шестнадцать гашеных марок, Полное собрание сочинений Жана Кокто, чучело белки, коробочку ароматной мази, нечто вроде амулета, солнечные часы, пакет корма для попугаев, дипломатическую ноту, четырнадцать призывов о помощи, «Вальпургиеву ночь», служебную лестницу, три толстенных книги, два луча солнца…

Триумф, друзья! Иступленный восторг! Никогда ни Сара Бернар, ни Элвис Пресли, ни Робинзон или Спингбоки не знали подобного успеха.

Толстяк, когда он в ударе, если его не остановить, способен проглотить цирк, Боржуан и весь департамент Ивер целиком! В своем порыве, проглотив вселенную, он может проглотить и самого себя!

Да, в этот вечер Беру был чем-то вроде конца света, или еще похлеще.

По сравнению с ним водородная бомба – маленький смирный кролик.