Страница 12 из 15
Свое маленькое воинство Зализа берег – потому, как другое взять неоткуда. Осипу отдал привезенные из Казанского похода щит, шлем и саблю, снятые с убитого татарина, со всеми делился маленькой мздой, случавшейся на порубежной службе. Так, с трех станишников, пойманных в Игнатовом лесу осталось им помимо косаря еще и отрез гладкого голубого шелка, пара сафьяновых сапог, топор, один золотой ефимок, да около рубля серебром. Талер Зализа взял себе, а всем остальным «побрезговал», позволив разделить своим засечникам. Пусть дома похвастаются.
Зайдя в свою комнату, опричник скинул на сундук тяжелую бронь, войлочную поддоспешную рубаху, с наслаждением потянулся. Тело казалось легким, невесомым. Толкнись ногами от пола – воспаришь под самый потолок.
– Лукерья, а Мелитина где?
– Домой пошла, Семен Прокофьевич, недужится ей.
Мелитиной звали девицу со двора Береженых, что помогала Лукерье по хозяйству у барина. Семену она нравилась – да так, что пребывала на сносях и вроде вот-вот должна родить. Зализа надеялся, мальчика – воспитает он из своего байстрюка[54] воина, будет кому порубежье оставить. Мелитина нравилась барину настолько, что когда домохозяйка намекнула, что может взять в помощницы молоденькую щекастую Младу из Еглизей, он отказался.
– Ладно, коли недужится, стерпим и без нее. Ну, угощай, Лукерья.
Женщина вытянула ухватом из печи корчагу, хорошенько взболтала в ней черпалом, поднимая со дна гущу, налила пахнущих дымом и тонкой лесной горчинкой грибных щей в большую ношву[55] – меньше после дальней дороги и предлагать соромно – поставила перед опричником. Зализа, перекрестившись, отломил от каравая краюху ржаного хлеба и взялся за ложку.
– Удальцов своих завтра приведете, Семен Прокофевич? – поинтересовалась Лукерья.
– Послезавтра, – покачал головой опричник. – Пусть Осип с Агарием дома немного перед нарядом побудут. После полудня тронемся, в поле переночуем, а послезавтра к вечеру вернемся. Не бойся, Лукерья, щи твои не пропадут.
После того, как Зализа выхлебал суп, домохозяйка столь же щедро сыпанула ему непривычно белой с крупными мясными кусками сорочинской каши, налила ковкаль[56] хмельного меду. Семен осоловел просто от обильной сытной еды, а запив это медом начал ощутимо клевать носом. Борясь со сном, он ушел в свою комнату, разделся до исподнего и забрался под теплое одеяло, на застеленный чистым прохладным полотном, пахнущий свежим сеном травяной тюфяк.
Колдовское племя
Проспал опричник на диво долго – и петухов не услышал, и солнце не ощутил. Впрочем, и не мудрено: почитай, четыре дня в седле провел. Хотел отдохнуть, пока бывшие черносотенцы[57] в засечном наряде, да тати волошинские все планы перепутали. Ну да ничего, все равно в дорогу раньше полудня он не собирался. Зализа поднялся, сладко потянулся, щурясь на пробивающиеся сквозь пергаментную пленку лучи, подобрал лежащую на полу саблю и вышел на крыльцо.
От вчерашнего ненастья не осталось и следа. На чистых бескрайних небесах ослепительно сверкало солнце, ни единое дуновение ветерка не колыхало воздух, от промокшей за ночь земли поднимался видимый простым взглядом пар. Петух, стерегущий пасущихся вокруг овина кур приподнялся на тонких красных лапах вытянул шею и, хлопая широкими коричневыми крыльями, хрипло закукарекал. Неподалеку низким долгим мычанием откликнулись коровы, донеслось конское ржание.
– Молодцы, – кивком принял отчет от своей живности опричник, сбежал по счастливым семи ступеням, у колодца разделся, снял крышку, уцепившись за длинную жердь «журавля», опустил кадушку в темную глубину. Услышав далекий всплеск, поднял наверх и решительно вылил себе на голову:
– А-ах, Пресвятая Богородица и семнадцать ангелов, хорошо!
Еще лучше бы было стопить баньку, но на это простое удовольствие у Зализы уже полторы недели не хватало времени. Подняв из колодца еще ведро, опричник вылил воду в почти опустевшее корыто – для скотины, положил крышку на место и пошел назад в дом.
– Портно[58] чистое дать, Семен Прокофьевич? – встретила его в дверях простоволосая Мелитина.
Зализа никак не мог привыкнуть к ее выпирающему вперед большому животу, но во всем остальном она ничуть не изменилась: слегка подрумяненные щеки, длинная коса, округлые плечи, голубые глаза.
– Давай, – он отдал ей старое исподнее и, не удержавшись, провел ладонью по белой шее.
– Холодно! – испуганно пискнула девица.
Опричник только рассмеялся, уходя в свою комнату, немного попрыгал и помахал руками, разогревая кровь. Спустя минуту скрипнула дверь, Мелитина протянула чистое исподнее. Зализа взял одежду, положил ладонь ей на живот:
– Ну как?
– Брыкается, – смутилась девка. – Наружу просится. Стол накрыть, Семен Прокофьевич?
– Да засечники скоро прискачут. С ними и поем.
– Может, гычки?[59] с юшкой[60]
– Это давай, это не еда, – махнул рукой опричник.
Наскоро перекусив, он присел на ступенях крыльца, тщательно проверил режущую кромку своей сабли. Потом взял тряпицу и старательно прошелся по пластинам юшмана, по шлему, по наручням, полируя металл до зеркального блеска. Этого неторопливого занятия хватило как раз на два часа: как только опричник отложил доспех, издалека послышался дробный топот. Оба его воина торопились к воеводе, ведя в поводу заводных коней.
– Лукерья, стол накрывай! – крикнул в дом Зализа и пошел на лужок за полем ловить и седлать коней. Точнее, только одного – второй всегда шел за ним налегке. И только после этого пошел одеваться.
День обещал выдаться жарким, но – хочешь не хочешь, а без брони уходить на порубежье нельзя, если сеча случится, облачаться будет поздно; это только шлем быстро накинуть можно. Без плотного поддоспешника от юшмана толку мало, а потому поверх исподнего приходилось надевать рубаху из плотного войлока – и париться в ней днями напролет. По весне и осени такая одежка наоборот, хорошо грела, и опричник нередко радовался, что жребий занес его в Северную пустошь, где весна и осень занимали большую часть года.
За столом Зализа повел себя как настоящий боярин: для каждого из воинов была поставлена своя плошка, а опричник ел и вовсе из меденицы.[61] Кмети,[62] похоже, впервые в жизни видели сарацинское зерно, несколько кебелей,[63] которого опричник из интереса купил у афени из Почапа, а потому, с удовольствием умяв щи, к сорочинской ярмарке отнеслись с немалым удивлением и подозрением. Вместо сыта Лукерья дала засечникам яблочно-клюквенную уху[64] ее же залила и в турсуки[65] на дорогу.
Что домохозяйка собрала ему в дорожный мешок, Зализа смотреть не стал – баба опытная, лишнего не кинет, ненужного не даст. Он проверил только оружие, которое, кроме пики, почти всегда находилось при нем, и взметнулся в седло.
Лукерия перекрестила всадников – Осип и Агарий низко поклонились ей прямо с коней, и маленький отряд углубился в начинающийся в одном гоне[66] от барского дома ельник.
До Тярлево до проскакали примерно за час. Этот спрятанный в глухой чащобе хутор, состоящий из единственной избушки, в которой вековал в одиночку старый бортник,[67] и ограничивал, согласно грамоте, земли Степана Зализы с севера. Опричник его и за деревню не считал, со стариком, про которого ходили самые темные слухи, ни разу не разговаривал. Выглядел бортник так, словно прожил уже не век, а все три, и должен со дня на день попросить разобрать над собой в избе угол – однако каждое лето он дважды трясущейся старческой походкой выбредал из леса, оставлял на крыльце барского дома братину с медом и уходил обратно.
54
Байстрюк – внебрачный ребенок.
55
Ношва – большая миска в виде корытца
56
Ковкаль – деревянная чаша
57
Черносотенец – вооруженный представитель рабочего люда. Это не шутка: в старину городское население для учета делили на сотни. Поскольку большинство горожан были ремесленниками, «черными людьми», сотни, учитывающее население ремесленных слобод, назывались «черными сотнями», так же, как и снаряжаемые ими по военному призыву отряды.
58
Портно – одежда.
59
Гычка – салат из свежерубленной капусты
60
Юшка – бульон
61
Меденица – металлическая посуда
62
Кметь – ратник, парень, земский воин. В общем, молодой нормальный человек, не раб, не крепостной, годный к воинской службе.
63
Кебель – мера объема около литра
64
Уха – так на Руси называлась любая похлебка не из мяса. Уха из яблок – яблочный компот.
65
Турсук – кожаная фляга
66
Гон – мера длины. Один гон, это 60 саженей. Примерно 100 метров.
67
Бортник – пасечник или собиратель меда диких пчел