Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 17

– Мы уходим? – осторожно спросила она.

– Да, – послышался голос Велемира. – Пусть чудища за мороком еще немного пробегутся. Он скоро рассыплется, но мы успеем ускакать. Главное, чтобы кони выдержали. Когда восьмилапые появятся снова, бедные лошадки смогут только стоять. Вот тогда и вправду наша очередь настанет.

Старый колдун позволил прорезаться в воздухе трем силуэтам только после того, как последний рыжий хищник, торопливо перебирая ногами, скрылся среди песков. Как ни хотелось всадникам помчаться во весь опор – но скакуны еле шли, тяжело вздымая бока, и никаким приказам более не подчинялись.

Между тем земля снова наполнялась гулом. Но на этот раз не ритмичным, как при бросках змеловога, а ровным и постоянным.

– О-о, ребята, сюда, похоже, Щит идет, – закрутил головой Велемир. – Давайте убираться с дороги, он своих и чужих не разбирает. Уничтожает все. А мне еще к оракулу сегодня до темноты попасть нужно. Если день умрет, про него расспрашивать будет поздно. Пора возвращаться к хозяйке границы.

Подушка накрылась в самый неподходящий момент. Впрочем, они всегда выходят из строя не вовремя. Речь идет, естественно, не о той подушке, на которой спят по ночам, а о банальной воздушной подушке автобуса марки «Икарус 260-П», в просторечии – Пешки. Видимо, двудверной красавице очень не хотелось расставаться с водителем на ночь. Ревнует, что ли? Так ведь не должна: парень он холостой, не к жене убегает.

– Сережа наш, между прочим, – с укоризной попенял машине Саша Трофимов, – посимпатичней будет, повиднее. Бабник к тому же. Вот его бы и ревновала! Зануда. А я маленький, лохматый и толстый. Чего ты от меня хочешь.

На счет «маленький и толстый» Саша, конечно преувеличивал. При своих ста семидесяти пяти роста он весил семьдесят пять килограмм. Но вот только сменщик его имел тот же вес, но росту вымахал на две головы выше, рядом с Серегой он казался маленьким колобком. И на счет лохматости Трофимов приврал. По лености своей он носил стрижку класса «бобрик», которая не требовала причесывания вообще. Но в данный момент это все равно ничего не меняло.

Для очистки совести Саша вышел и направился к заднему мосту. От колес яростно шипело, словно кто-то старался свистнуть в два пальца, но никак не получалось. Трофимов открыл лючок перед правыми задними колесами, сдернул тягу уровня пола – неизменно грязный кусок ржавого прута с двумя заросшими мхом резинками на концах – и перевернул рычаг воздушного крана в верхнее положение: хоть давление из ресиверов сбрасывать не будет.

– Ты понимаешь, свинья, что я так без зарплаты останусь? – высказался Саша, несильно пнув ногой колесо. – Даже не покраснела, подлюка.

– Товарищи пассажиры, – поднялся он на первую ступеньку и заглянул в салон, – к сожалению, автобус дальше не пойдет.

– Как это не пойдет?! Почему?! Да что это такое, как вечер, так до дома не доехать! Хоть до остановки довезите! Почему из парка на ломаном автобусе выезжаете?!

Чтоб избавиться от криков, Трофимов взял подстилку, кинул поближе к задним колесам и с умным видом полез под брюхо машины.

Все эти вопросы пассажиры задают всегда, при каждой поломке. Можно подумать, водитель специально песочек в подшипники подсыпает! Саша терпеливо лежал на спине и вспоминал Костика с тридцать четвертого маршрута: его сегодня бабка пытала – почему полтора часа автобуса не было. А там круг двадцать минут, Костя мимо этой старушенции пять раз проезжал! А разве докажешь чего? Фиг! Только жалобы строчат. Как хорошо было бы работать в автопарках, не будь на маршрутах пассажиров!

– Хэй, зэмлак! – постучал кто-то по ботинку.

– В чем дело? – высунул Саша голову из-под машины.

– Скажи, зэмлак, гдэ улыца Ора Джани, Кидзэ?

– Какая?

– Ора Джани, Кидзе.

– Без понятия! – Трофимов попытался уползти обратно, но смуглый сын знойного юга застучал по ботинку с энергичностью швейной машинки:

– Э-э, зэмлак, ты там эздишь, точно эздишь! Шэстэсат чэтвэртый сказали!

– Не знаю… – засомневался Трофимов, – Какая, говоришь?

– Ора Джани, Кидзе! Два часа эж-жу!

– Какая?

– Ай, зэмлак, Ора Джани…

– Постой… Орджоникидзе, что ли? Так остановку назад была!

– Ай, зачэм не гаварил?! Два часа эж-жу! – Южанин театрально вскинул руки и зашагал вдоль тротуара.

Выждав еще немного, Саша вылез из-под машины и заглянул в окно салона. Кажется, все разбрелись.

– Ох, накатают сегодня на меня жалобу! – вслух подумал Трофимов. – А может, и нет. По Новоизмайловскому проспекту еще один автобус ходит, да и троллейбус тоже, пассажиров разберут. А на кольцо, к платформе, в такое время никто не ездит.

Он вернулся за руль, вытер руки, погасил свет в салоне. Рядом, противно визгнув тормозами, остановилась двести тридцать пятая ГМ»Пешка» – то бишь «Икарус» с гидромеханической коробкой передач – передняя дверь, опять же с визгом, распахнулась: Антошка с шестьдесят третьего маршрута.

– Что у тебя? – крикнул Антон.

– Подушка гавкнулась!

– Как?

– Как-как, еду, вдруг – бабах! Бум-бум-бум… Как они еще накрываются?

– Понятно. «Возвратом» пойдешь?

– Не-е, я теперь тут жить буду! Места хорошие, воздух свежий. Ночью костерок разведу, прохожего отловлю, на вертеле зажарю. Романтика!

– Понял, оставь чуток жаркого, утром подъеду, пикник устроим!

– Заметано!

– Ну, до завтра!

– Пока! – Саша закрыл форточку и еще раз протер руки тряпкой. Антону хорошо трепаться, он через час машину на БАМ поставит и домой, баиньки. А ему с автобусом корячиться.

Теоретически, сейчас Трофимову следовало звонить в парк и брать «возврат» по технеисправности. Но тогда за последний круг с него снимут премию за регулярность движения. Десять рублей – бутылка пива пропадет. Саша считал, что допускать этого не стоит. Он в третий раз тщательно протер руки – а то ведь потом сам постоянно об руль пачкаться будешь – воткнул вторую передачу и, высоко подскакивая в кресле от каждой кочки, медленно заковылял на станцию.

Когда премудрые венгры ставили на автобус воздушную подвеску, то это было гениально: чуть выше давление – автобус поднялся, чуть ниже – осел. Всегда одинаковое расстояние от ступенек до земли, всегда ровно стоящая машина, причем независимо от загрузки. Это было прекрасно. Теоретически. И для теоретических дорог. А на натуральных российских кочках мост гуляет туда-сюда, кузов прыгает, как испуганный заяц и подушки отзывчиво выдергиваются со своих гнезд. Вот потому-то везде, где нормальные машины скачут по ямам, словно кузнечики после получки, «Икарусы» медленно переваливаются, подобно гусыне перед родами. И все равно выдергивают подушки. Нет, «Икарус» машина хорошая. Даже очень хорошая! Но – местами.

На кольцо Трофимов приковылял примерно в то время, когда и полагалось. Правда, полагалось вернуться от платформы «Воздухоплавательный парк», а не с проспекта Гагарина, но зачем придираться к пустякам? Диспетчер сонно черканула в путевке пару слов, расписалась, и, зевнув, помахала ручкой: «До завтра!» Что и требовалось. Теперь Трофимов мог ехать в парк с сознанием честно выполненного долга. Увы, осознание конца трудового дня скорости Пешке не прибавило, и в парк она приковыляла не в двадцать три сорок две, а в полпервого.

Заявку на ремонт Саша давать не стал – кто ее ночью выполнять станет? Просто загнал свою красотку на яму, скинул рычаг в нижнее положение, выправил по месту крепления нижний край подушки и руками прикрыл щель между резинкой и ее площадкой.

Обнаружив, что рычаг упал вниз, наивный венгерский кран уровня пола решил, будто в салон ввалилась толпа народу и стал трудолюбиво загонять в подушку воздух. Резинку раздуло, расперло во все стороны, придавило к площадке – бабах! – и она встала на место. Это был фарт, такое не всегда получается. Минут за двадцать Саша отмыл руки, – и почему в машинах все всегда такое грязное? – а потом погнал Пешку на БАМ, как в просторечье обзывали открытую стоянку.