Страница 11 из 17
– Ты когда-нибудь был на отдаленной ферме? Разговаривал с крестьянином, выращивающим хлеб и разводящим коз?
– Ну да, конечно. – Старикан продолжал врать. Непонятно, зачем ему это было нужно. Может быть, его достоинство уязвляло то, что девушка-чужак знает о его мире больше, чем он сам?
– Ну и как тебе крестьяне?
– Ну как? – Флюмер пожал плечами. – Туповатые, исполнительные люди. Неучи с плохими манерами. Созданы Госпожой Дум, чтобы поставлять пищу к столу благородных горожан и снабжать их всем необходимым для правильной жизни…
– Во, видел? – В глазах Цзян появился ироничный блеск. – Понял, Шустряк, кого ты вытащил из Обители Закона? Знаешь, почему он так говорит? Знаешь, почему он и на самом деле так считает? Потому что так написано в Книге Дум! Он уверен, что он – прогрессивное, свободомыслящее существо. А в действительности он мало чем отличается от всех этих горожан – пузатых, мелких и вонючих. Они ведут тупое существование здесь, в разваливающемся городе: толпами собираются на кровавые зрелища, жрут, пьют вволю и грызутся между собой. Они считают, что это – правильная жизнь! Что так должно быть, потому что по-другому быть и не может. И в чем-то они правы. Суть состоит в том, что здесь, в городе, другой образ жизни немыслим. Влияние этой извращенной твари, Госпожи Дум, отравляет их сознание…
– А что, где-то может быть по-другому?.. – воскликнул книгочей, собираясь, очевидно вступить с Цзян в научный диспут. – Ты, жалкая демоничка, отродье ада, смеешь порочить светлое имя Госпожи…
– Флюмер, замолчи, – спокойно сказала девушка. – Сейчас мы выберемся за черту этого гнилого городишки и ты увидишь все своими глазами. Есть еще места, где Кларвельт можно назвать Светлым Миром. Они опасны, эти места, в них много странного. Но там легче дышать…
– Уйти из города?! – Старик весь передернулся от такого ужасного предложения. – Нет, это невозможно! Там такое… Горожанин не может там жить. Я слышал рассказы тех, кто побывал там. Болезнь Госпожи отражается на окраинах мира еще хуже, чем самом городе!
– Ты что, намерен остаться здесь?
– О, да. Конечно! Я спрячусь здесь надежно. Это мой город – я знаю его как свои пять пальцев. И здесь есть люди, которые помогут мне. Не все здесь безнадежно испорчены.
– Тебя найдут очень быстро, – уверенно произнесла Цзян. – Госпожа не слышит нас, демоников, и именно поэтому мы для нее так опасны. Но она услышит тебя. Она определит место, где ты скрываешься, безо всякого труда. И тогда господин Вальдес с удовольствием придет с тобой побеседовать. Я же говорила тебе, Шустряк – нет смысла вытаскивать его из тюрьмы. Не знаешь ты этих горожан…
– Я знаю, как избежать этого, – сказал старикан еле слышно, оглядываясь по сторонам. – Есть специальное заклинание, которое оградит меня от проникновения Госпожи. Это заклинание находится в Книге Сокровенных Мыслей. Вальдес знает, что у меня припрятана эта книга. Он догадался об этом. Он схватил меня, чтобы заполучить ее в свои лапы. Но он просчитался. Вы освободили меня, и теперь я стану неслышимым . Стану очень скоро. Я должен успеть это как можно скорее – пока не проснулась Госпожа. И я сделаю это – клянусь Госпо… О, нет! Клянусь честью!
– Откуда ты знаешь, что ваша Госпожа спит?
– Все мы знаем это. Я услышу, когда она проснется.
– Ну ладно, удачи тебе. – Я похлопал старикана по плечу. – Кстати, ты легко отделался сегодня. Почему этот чертов инквизитор не выбил из тебя сведения, где находится Книга Сокровенных Мыслей?
– Фридрих? – Старик вздрогнул, когда произнес имя инквизитора. – Он перестарался, этот жестокий болван. В чем-то я даже переиграл его. Я быстро потерял сознание и был уже ни на что не пригоден. Я плохо переношу боль. Фридрих слишком рьяно взялся за дело – меня нужно было только щипать, а он приказал рвать мою кожу крючьями. Я думаю, сегодня он даже испугался, что убил меня. Я очень ценен для инквизиции. Я предназначался самому Вальдесу – уж он-то знает дело допроса как никто другой…
– Все, достаточно! – Цзян поднесла палец к губам. – Мы уходим, Флюмер. Будем надеяться, что тебе повезет. Нам, впрочем, удача тоже не помешает. Пока.
Флюмер обнял меня на прощание, шепча слова благодарности. Его макушка не доставала мне даже до шеи. Я почувствовал как дрожит его старое изможденное тело. Он бодрился, но кто мог сказать, что получится из его дерзкой затеи – уйти из-под влияния Госпожи? И кто мог сказать, что получится из Флюмера после того, как он этого влияния лишится?
Для них это было естественно – быть пленниками чужой воли. Они никогда не были свободными.
Никогда.
Улицы города лучами сходились к центру города – я уже знал, что там находится дворец, в котором обитает Госпожа Дум. Флюмер сказал мне, что здание это очень необычно, и я с удовольствием полюбовался бы на него. Но жизни наши были в опасности, и чем ближе к дворцу, тем эта опасность была больше. Мы спешили, почти бежали, двигаясь все дальше от центра. Я ожидал, что в конце концов мы упремся в городскую стену. Но стены не было. Не было и границ города как таковых – просто с каждой тысячей шагов дома становились все разреженнее, уже не наползали друг на друга, не старались вытянуть вверх как можно больше этажей. Самого города становилось все меньше и меньше, и все больше – открытого пространства. Наверное, с увеличением расстояния от дворца влияние Госпожи Дум рассеивалось и те, кто стремился жить под ее контролем, старались выстроить жилье поближе к своей повелительнице, своей Богине.
Здесь, на окраине города, дома были не столь помпезными и богатыми, никто уже не ставил на крышу флюгеры из золота и не украшал углы зданий красивыми, но бесполезными башенками. Булыжную мостовую сменила простая земля, к счастью, сухая, но все же носящая следы глубоких борозд от колес. Наверное, проехать в дождь здесь было совсем не просто. Зато дорога стала шире, деревья – многочисленнее, выше и зеленее. Воздух очистился от вони, присущей скоплению множества человеческих тел и пропитавшей центр города. И дома уже не выглядели перекошенными паралитиками. Чувствовалось, что люди здесь умеют чинить свое имущество и способны производить что-то своими руками. Вероятно, они не были столь "благородными", как жители центра, но зато вели более самостоятельный образ жизни и меньше зависели от воли высшего разума. Думать об этом было приятно мне – демонику, существу, пришедшему в этот мир извне и никак не зависящему от Госпожи.
Вскоре дома изредели окончательно и пейзаж, представившийся нашим глазам, наполнил сердце мое радостью. Местность, прежде совершенно плоская, сменилась невысокими холмами, украшенными зелеными шапками рощиц. Ровные долины между холмами были расчерчены аккуратными прямоугольниками обработанных полей. Синие озерца, как глаза просыпающейся после сна земли, безмятежно смотрели в небо – чистое, без единого облачка. Кларвельт все больше становился Светлым Миром.
На обочине дороги стояла телега. Лошадь, впряженная в нее, опустила голову и щипала траву. Время от времени она делала несколько шагов вперед, перебираясь на новое место. При этом упряжь натягивалась, вздрагивали оглобли, со скрипом проворачивались деревянные колеса и покачивались огромные босые ступни, что торчали из-под рогожки на телеги. Громкий молодецкий храп, что доносился из телеги, был слышен на расстоянии полусотни шагов.
– Крепко дрыхнет, – тихо произнес я, обращаясь к Цзян. – Это хорошо. Надеюсь, мы его не разбудим. Лишние свидетели нам ни к чему.
– Ага, – согласилась девушка и тут же пощекотала грязную подошву спящего соломинкой. Нога дернулась и исчезла под рогожкой. Храп немедленно прекратился. Я едва сдержался, чтобы не обругать мою попутчицу неприличными словами. Я схватил ее за руку, намереваясь сбежать и спрятаться где-нибудь в придорожных кустах.
Впрочем, я опоздал. Человек в телеге резко принял сидячее положение, рогожка слетела с его головы и явила миру розовощекую заспанную физиономию, светлую шевелюру, невероятно взъерошенную и напоминающую сорочье гнездо, и два маленьких, сонно моргающих глазика бледно-голубого цвета. Если бы это существо, столь похожее на поросенка, начало хрюкать, я бы нисколько не удивился. Но оно запустило здоровенную лапу в спутанные волосы, почесало затылок, и сказало: