Рассмешить богов

– Сволочь! – в сердцах ругнулся мистралиец. – Я только успокоился, что хоть Кантора пристроил! Если шеф действительно не сможет ничего придумать, мне опять сушить мозги, куда этого психа девать! Будто мне товарища Пассионарио мало! Проклятье, чует мое сердце, что не пустые таки его видения!

– Вы о чем?

– Все о том же проклятом вопросе – почему королевские войска не пришли нам на помощь! Вот тебе и объяснение! Из-за тебя с твоей проблемой!

– Да я тут при чем?

– Сам посуди. Вот не получилось у нас тебе помочь. Король делает вывод, что мы тут все враги, и убеждает в этом Пассионарио. А тот возражает, потому что он-то знает нас лучше; И они ссорятся, два придурка! Поссорились, расплевались и крышка их союзу, их договоренностям, и дружбе их тоже крышка! А что может наворотить Кантор, выслушав от обоих все, что они найдут нужным ему сказать, я даже угадывать не берусь!

– Хреново, – согласился Жак, – но король именно так настроен. И что бы вы ни говорили, у него есть на то веские основания. Ваш агент в Лондре пытался его подставить, от этого никуда не денешься. И голдианцам про меня тоже ваши настучали. Спасибо хоть, не мистралийцам. И совершенно правильно королю кажется, что ваша служба, вместо того чтобы охранять этот заповедный мир, сознательно разводит в нем полный бардак. Это и ваш мир, кстати, мэтр Альберто. Вы сами как думаете?

– Не знаю, – покачал головой мэтр Альберто. – Кто угодно только не шеф. Ты разве сам не понимаешь? Он шархи, посвященный, и не может отступать от своих законов. Если б шеф занялся какими-то пакостями в пользу Альфы и во вред, этому миру, то верховные шаманы размазали бы его как паштет по гренке.

– Это довод, – поразмыслив, признал Жак. – Но это для меня довод, короля этим не убедить.

– Вот ведь мул упертый! И не боится же открыто такие условия ставить! Будто не знает, что бывает с теми, кто слишком много знает!

– Мне кажется, – вздохнул Жак, – что он так и не научился толком бояться. Вернее, научился бояться только за других, а за себя до сих пор не умеет. Хотя это тоже может быть проверка, только более хитрая. И он в конце концов поверит, что вы ему не враги. В любом случае мне бы хотелось до этого дожить.

Примерно в то же время, когда разгневанный Амарго высказывал все, что думает о короле Ортана, Кантор, вернувшийся с «официального визита» докладывал этому самому королю о результатах. Пока что результат был один – до смерти перепуганный бедняга Пуриш, о чем Кантор честно доложил. Король остался доволен.

– Для первого визита этого достаточно, – чуть улыбнулся Шеллар, как обычно занимаясь своей трубкой. – Все прошло именно так, как и должно было, – он выбит из колеи, испуган и в полном смятении. Два дня Пуриш поломает голову, пытаясь найти объяснение увиденному, и в следующий раз будет готов к более личной беседе. Он непременно захочет разобраться, кто ты такой, откуда взялся, почему гладишь его зверей и отчего так напоминаешь ему некоего знакомого. Прямые вопросы он задавать не решится, начнет выяснять окольными путями, намеками и полунамеками… Эх, мне бы на твое место, какая бы получилась чудесная игра!

– Не знаю… – нахмурился Кантор. – Мне как-то не по себе. И никакого желания с ним играть. На него смотреть было жалко. Чем я его так напугал? У меня что, на лбу написана моя прежняя специальность?

– Вот у него и спросишь, вполне подходящая тема для начала беседы. Если же тебе интересно мое личное мнение, то даже при отсутствии упомянутой надписи на лбу твоя прежняя специальность все же наложила на тебя некоторый отпечаток. А если допустить, что господин Пуриш в последнее время имел основания опасаться за свою жизнь…

– Да почему?

– Да хотя бы потому, что имел несчастье вызвать недовольство господина Дорса.

– А вы откуда знаете?

– Детский вопрос. Сейчас вся моя агентура в Голдиане работает в авральном режиме, все более-менее значимые фигуры усиленно разрабатываются. Мне достоверно известно, что Дорс нанес Пуришу несколько визитов и неоднократно высказывал угрозы в его адрес. Даже если угрозы не имели под собой реальных намерений, для благоразумного человека это все же повод обеспокоиться. И вот представь себе, при таких обстоятельствах к человеку приходит некая подозрительная личность, сильно смахивающая на убийцу, и нагло треплет за уши его самых преданных телохранителей. Есть из-за чего испугаться. Но, я надеюсь, бояться он перестал, как только ты ушел.

– А если нет? Если не перестал и на следующей встрече будут присутствовать обычные охранники-люди?

– Не думаю. Если он захочет с тобой, поговорить, он не допустит, чтобы при этом присутствовали свидетели. Скорее он в спешном порядке сменит своих любимцев на собак или других сторожевых зверей, но людей… впрочем, есть еще вариант – вести беседу на языке, которого охранники не знают. Господин Пуриш знает мистралийский?

– В совершенстве.

– В таком случае, возможно, охрана будет присутствовать, но о том, чтобы ваш разговор остался в тайне, он непременно позаботится. – Король неожиданно хмыкнул и хитро усмехнулся каким-то своим мыслям.

– Что? – немедленно спросил Кантор, предполагая, что мысли его величества каким-то образом касаются обсуждаемой темы.

– Да ничего особенного… Я просто подумал, что бы сделал я на месте господина Пуриша.

– И что бы вы сделали?

– Надеюсь, почтенный магнат до такого не додумается или хотя бы побоится. Я бы заменил леопардов и проверил свои подозрения. И очень быстро узнал, распространяются ли «особые отношения» моего гостя на всех кошек или же исключительно на двух конкретных.

– Необязательно, – засмеялся Кантор. – Конечно, гладить незнакомых хищников я бы не рискнул, но меня действительно любят кошки.

– Вы с Пафнутием случайно не родственники?

– Нет, конечно, к тому же в кошачьем вопросе мне далеко до его высочества. В те времена, когда Тиа и Хон были моими, они признавали только меня – хозяина – и Пуриша, потому что он их кормил…

– Кроме того что Пуриш занимался организацией твоих концертов, гастролей, записей, вел бухгалтерию, командовал прислугой, он еще и зверей твоих кормил? – поразился король. – А за столом он тебе не прислуживал?

– Это нет, – грустно усмехнулся Кантор. – Но зато он регулярно транспортировал мое нетрезвое тело с вечеринок, улаживал проблемы с полицией, когда я слишком сильно нарушал общественное спокойствие, а также договаривался с родственниками якобы пострадавших девиц… Словом, цены ему не было. А зверей он кормил потому, что никто больше не осмеливался. Боялись.

– А Пуриш так отважен? – продолжал допытываться король.

– Нет. Он спросил, добавлю ли я ему жалованье, если он будет кормить хищников, и я добавил. А за деньги господин Пуриш имел свойство забывать, что такое страх. Не стань он коммерсантом, идеальный бы наемник получился. А о чем я говорил?

– О Пафнутии, – напомнил король.

– Ах да. Уже тогда мои киски были натасканы для охраны и закляты на верность, и никого чужого к себе не подпускали. Никто, впрочем, и не стремился. А принц Пафнутий моментально нашел с ними общий язык и тискал, как своих собственных.

– Кстати, раз уж речь зашла о Пафнутии… – оживился король, и Кантор понял, что в очередной раз попал. – Насколько близко вы были знакомы?

– Насколько может быть знаком обычный бард с представителем королевской семьи. Сема Подгородецкий как-то представил меня, и мы пару раз встречались после того. Да, точно два раза. Пафнутий был у меня в гостях и баловался с моими леопардами, а потом я был у него в гостях и имел честь посетить его кошатник. Помнится, кошки Пафнутия произвели на меня незабываемое впечатление, а сам он едва ли десять слов произнес за все время, что мы общались.

– Что ты можешь о нем сказать?

– То есть? – слегка опешил Кантор. – Вы же знаете его намного лучше, что я могу сказать вам нового?

– Я имею в виду не общеизвестные сведения. Ты в него не заглядывал?

– Не помню… Кажется, нет. Или заглядывал и ничего не увидел. Или увидел что-то, чего не понял. Словом, если бы я увидел что-то интересное, я бы запомнил.