Рассмешить богов

– Слышал. – Мистралиец в последний раз приласкал леопардов и направился наконец к двери. – Всего хорошего, сударь. Приятно было познакомиться с вами… и с вашими очаровательными котиками. До вторника.

Прощаясь, он опять приподнял шляпу. Чуть выше, чем в первый раз, и из-под широких полей на секунду или две мелькнули его глаза.

– До свидания… – еле выговорил господин Пуриш, судорожно дергая ящик стола, где лежали сердечные капли.

Этого не могло быть! Лицо… голос… Но глаза… Иллюзия? Родственник? Только похож? А как же эти глаза? И перчатка… Почему он так и не снял перчатку с правой руки?. А леопарды? Неужели Тиа просто так дала бы чужому себя погладить? Или он в самом деле маг?

Мистралиец повернулся и ушел, ничего не заметив или сделав вид, что не заметил. А бедный предприниматель отменил все остальные визиты на этот день, заперся в своей спальне и до глубокой ночи маялся сомнениями и догадками, запивая их попеременно то лекарствами, то галлантским коньяком.

Что смешнее всего, на кристалле оказалась действительно музыка, какой господин Пуриш никогда и нигде не слышал.

– Что? Он такое сказал? Он это серьезно сказал? – Возмущение мэтра Альберто было беспредельно, и выражал он его так бурно, как могут только мистралийцы.

Жак печально кивнул:

– Король вообще мужик серьезный. Он так и сказал: или у вас в агентстве полный бардак и левая рука не ведает, что творит правая, или же вы целенаправленно стремитесь их ни в чем не повинное величество изничтожить морально и физически. Чего он вам сделал, в самом деле? Ну любопытный не в меру, но не принудит же он вас к контакту, если сами не захотите. А что он еще должен был подумать после того, что вы ему устроили?

– А что мы ему устроили?

– А вы как бы не в курсе? Ваш лондрийский центровой такую подставу его величеству организовал, что если б не счастливая случайность, то я и не знаю, что бы было.

Алхимик тяжело вздохнул и зачем-то заглянул в кофейник, который и не думал закипать.

– Расскажи подробнее, – грустно попросил он. – Я действительно не в курсе. И шеф ничего не может понять. Пропал человек, как сквозь землю провалился, послал аварийный сигнал и исчез. Что он там сделал? И почему ты так уверен, что это он?

– Ну раз исчез, значит, точно он, – хмуро бросил Жак. – Не местные же засунули кубик в светильник.

– Какой кубик?

– Голопроектор. С коротенькой такой картинкой, от которой я чуть со смеху не помер. А король только что не кусался, так осерчал. Представьте себе, что в ответственный момент церемонии прямо напротив его величества возникает голограмма… Вы когда-нибудь Панмурина видели?

– Нет. Это кто?

– Это из одной старой игрушки персонаж, весь из себя зловещий, на демона смахивает, антураж у него соответствующий, голосок такой загробный… Вот возникает такая образина из ниоткуда и говорит его величеству: твоя душа, дескать, принадлежит мне… Представляете реакцию толпы народу, не имеющей понятия, что такое голограмма?

Бедный мэтр Альберто, видимо, представил описанное чересчур ярко, так как изменился в лице и с неподобающей его возрасту торопливостью бросился к шкафчику, где с недавних пор хранил аптечку. Наркотики, которые так привлекали непутевого товарища принца, он оставил в сейфе, а аптечку поближе переложил, наученный горьким опытом. Дабы в случае необходимости сейф больше не ломали. Да и самому, если что, быстрей добежать…

Молча наблюдая, как почтенный мэтр привычным, до автоматизма отработанным движением кидает сразу две нашлёпки прямо на кисть, чтобы не возиться с рукавами, Жак в который раз мысленно пожалел беднягу. Старый, больной человек, сердце ни к черту, язву еще в лагерях заработал и до сих пор вылечить не может, на покой давно пора, а он все воюет… И еще кофе хлещет, которого ему ни фига нельзя!

– Может, Стеллу позвать? – предложил Жак. – А обо всех этих пакостях я лучше с вашим шефом поговорю.

– Ни-ни! – переполошился мистралиец. – Стеллу ни в коем случае! Она давно на мой желудок скальпель нацелила, только и выжидает удобного случая, чтоб кусок отхватить! Знаешь же, с каким энтузиазмом она режет все, что нездорово выглядит!

– Так, может, и надо бы?

– Но не сейчас же! Сам видишь, не время мне сейчас болячками заниматься, такое творится… Про кубик я шефу скажу. А ты попробуй как-то объяснить королю, что это не мы. Мы действительно ничего подобного не делали и даже не думали, это правда. И за каким демоном это понадобилось Полу, сами не можем понять. Равно как и то, куда этот идиот делся, раздери его дракон!

– Не кипятитесь так, – заметил Жак, снимая с горелки кофейник, который соизволил наконец созреть. – Вам же вредно.

– Ты бы на моем месте остался спокойным? Если бы о тебе такое подумали?

Жак невесело усмехнулся:

– Обо мне чего только не думали… И что я аферист, и что я шпион, и даже что я любовник короля… А он думает правильно. Логично по крайней мере. Вы просто не привыкли, вот вас это и шокирует, а я уже который год имею честь выслушивать гипотезы его величества. Он всегда приводит полный набор вариантов – от самых правдоподобных до самых абсурдных. И все излагает с беспристрастностью компьютера, как бы дико это ни звучало. Кстати, этот вариант, который вас так возмутил, мне абсурдным вовсе не показался. Аж нисколечко.

– Значит, – горько произнес мэтр Альберто, – предположение, что мы с шефом бесчестные подлецы, кажется тебе вполне приемлемым и достойным всяческого доверия? Только потому, что это сказал король?

– Как верно заметил по этому поводу его величество, – печально развел руками Жак, – понятия «подлость» и «бесчестье» для людей вашей профессии не личные человеческие качества, а специфика работы. Не, ну честно, мэтр Альберто, сами прикиньте. Как бы хорошо вы ко мне ни относились, но если вам прикажут меня убить – и рука не дрогнет. Даже у Кантора бы дрогнула, а у вас – нет. А у вашего шефа – тем более. Только ему, как я подозреваю, для такого дела и руки не требуются. Скажете, неправда?

– Если ты сию минуту не заткнешься, – посулил разгневанный алхимик, – я это сделаю прямо здесь и сейчас без всякого приказа! Не трогай Кантора!

– Угу, – еще печальнее кивнул Жак. – Мне его тоже жалко. Но себя все равно жальче, таково уж подлое свойство человеческой натуры вообще и моей в частности. Кстати, ваш шеф ничего не придумал по поводу моей животрепещущей проблемы?

– Твоей? – сердито проворчал алхимик. – Или короля?

– Все-таки больше моей, поскольку для короля это проблема чисто нравственная, а для меня вопрос жизни и смерти. Что я, не знаю его величество? Есть вещи, которых он даже ради друга делать не станет. Всему на свете есть предел, и его дружеским чувствам тоже.

– Это он сам тебе сказал? – заинтересовался мэтр Альберто, между делом разливая кофе по чашкам, который ему был категорически противопоказан.

– А вам какая разница, сказал или нет? Для дела важно?

– Дурак ты! Почем ты знаешь, для какого именно дела это важно!

– Да, наверно, – согласился Жак. – Я дурак, и это тоже не личное качество, а специфика работы. Если вы хотите знать, что мне сказал мой умный король, пожалуйста, он и не требовал держать это в тайне, а, наоборот, велел «довести до вашего сведения любым удобным способом». Он предполагает, что история с детонатором – тоже ваших рук дело, что ваши люди консультируют Дорса. Но допускает, что вся эта фигня может происходить без ведома шефа и вопреки его указаниям. Так что моя просьба, с которой я к вам обращался, – это скромная такая проверка на вшивость.

– Ну не мерзавец ли, мать его так! – рассердился мэтр Альберто. Так рассердился, что чуть сахар не рассыпал. – Этот гад еще нас проверять надумал! Да что он о себе возомнил, умник недоделанный!

– Не ругайте короля, он хороший, – возразил Жак. – И он прав. А вы хотели, чтоб его величество после такого вам верил на слово? Кстати, король еще сказал, что если вы захотите со мной чего сделать, так у него под рукой Кантор. Он, конечно, Кантора тоже любит и никакого насилия над ним учинять не станет. Но все равно, даже если бы его величество что-то такое пообещал, вы бы не поверили. Но ежели со мной что случится, он расскажет Кантору обо всем, что вы так тщательно скрываете.