На Темной Стороне

– Нет, – признался Ермаков. – Но у них удачливости особенной замечено не было. Все – результат длительных тренировок. Да и не проверишь всех. Даже здесь, в спецподразделениях. А надо бы вообще прощупать всех в армии! Увы, ни средств, ни времени… Только тех, кого успели заподозрить в чем-то необычном. Таких людей, понятно, много, но почти все либо не догадываются о своих способностях, либо не относятся к этому серьезно. Хорошо, если способность видеть в темноте достанется вору, уж он-то да, на всю катушку, но чаще достается людям, которые если и пользуются, то только чтобы выгулять собаку еще и перед сном.

Дмитрий вспомнил:

– Один мой друг говорил про юсовский сериал, что сейчас по всем каналам… Там некая сверхсекретная организация, о которой даже не подозревают не только налогоплательщики, но сенаторы и конгрессмены… убивает, пытает, захватывает и применяет прочие… незаконные методы. А вчера шла серия, где этот отряд проникает на нашу территорию и взрывает наш завод. Причем сперва перебив огромное количество солдат срочной службы, простых русских пареньков, охраняющих этот завод. Самое главное, что время действия не в старое советское время, как в рэмбах и джеймсбондах, а в наше, послеперестроечное…

Ермаков хмуро кивнул:

– Считай, что у нас такая же организация. Но только опять же… не мы первыми начали. И не мы первыми пролили кровь! Мы только отвечаем.

Он говорил спокойно, но Дмитрий чувствовал, как напряглись мышцы глубоко под кожей, а голос звучал несколько сдавленнее, чем обычно.

Еще две недели он усиленно тренировался как в одиночку, так и с партнерами. Если в прошлом в своем подразделении он был лучшим, то здесь со стыдом чувствовал себя рохлей по сравнению с этими ребятами, веселыми и жизнерадостными. К тому же все настолько легко общались между собой на иностранном, что в какой-то момент заподозрил, будто попал в лагерь по подготовке международных террористов. Эти ребята цитировали Камю, спорили о мужестве отчаяния, на компьютерных тренажерах сажали самолеты на палубы чужих авианосцев, разбирали устройство новейших мин, что только-только выходили из секретных лабораторий в других странах, изучали чайные церемонии Японии, а на тренировках учились убивать молниеносно и бесшумно, используя для метания как особые ножи, так и пилочки для ногтей, ложки и вилки, ножки стульев и вообще все-все, что попадается под руку.

В старом подразделении он привык к «гюрзе», вроде бы пистолет, но емкость магазина – восемнадцать патронов, прицельная дальность – сотня метров, а благодаря специальным патронам с легкостью прошибает бронежилеты до четвертого класса включительно, а также корпуса автомобилей.

Здесь сперва выбрал для себя пистолет бердыш, легкий в пользовании, можно менять стволы и магазины, но в конце концов остановился на перначе: тот же девятый калибр, масса один и три, начальная скорость – четыреста двадцать, а емкость магазина вообще восемнадцать или даже двадцать семь. Вместо привычной пластиковой или деревянной кобуры – складной плечевой упор. В полуразложенном виде можно стрелять с локтя, не прижимая к плечу. Причем стрелять можно в трех режимах: одиночными, очередями по три выстрела и лупить как из автомата.

Чаще всего в схватках его спарринг-партнером бывал Тарас. Инструктор это заметил, Тараса перевели в другую группу, а Дмитрию подбрасывали все время новых партнеров, к которым надо было еще приноравливаться.

С Тарасом, Валентином и даже Максом встречались теперь только за обеденным столом, да еще поздно ночью, когда едва живые валились на постели. За это время урывками узнал, складывая отдельные фразы, шуточки, намеки, что Тарас выполнял разные задания особого отдела и раньше, так как в Афганистане выбивал людей, занимавших руководящие должности на контролируемых моджахедами территориях, а также охотился за имперскими советниками и пакистанскими наемниками. Группа «Дельта» дважды пыталась его захватить, но это обошлось ей в два спецподразделения. Тогда впервые имперцы за его голову назначили премию в пять тысяч долларов. Множество храбрых моджахедов поплатились жизнями, пытаясь получить эти деньги! Затем премию удваивали и утраивали, а когда за его голову предлагали уже сто тысяч американских долларов… война закончилась. Он вернулся, трижды раненный, проливший реки крови, хотя и проливавший свою, вернулся оплеванный, вернулся в страну, где ему плевали в лицо.

Вообще о судьбе всех воевавших в Афганистане Дмитрий старался даже не вспоминать. Желчь поднималась к горлу, а кулаки сжимались до скрипа кожи и хруста суставов. Если редкого счастливца, который ухитрился спасти окруженных необстрелянных солдат и вывести их в расположение наших войск, засыпали наградами, то Тарас никого не спасал, о нем как-то неловко говорить и тем более награждать. О нем постарались поскорее забыть.

И вот теперь он в этом подразделении, внешне веселый, добродушный, компанейский. Ничего не забывший. Не простивший.

Задумавшись, он едва не наткнулся на Тараса, тот нес на оттопыренной руке ведро с краской, в другой держал широкую малярную кисть. С крыльца бытовки, где сидел Макс в компании крепких ребят, весело крикнули:

– Опять?

– Пора кое-что сменить, – ответил Тарас с усмешкой. – Есть добровольцы?

– Придумал новое?

– Валентин придумал, – сообщил Тарас. – Поможете?

Макс отмахнулся:

– Вон новичка возьми. Заодно проверишь, не лунатик ли.

Тарас повернулся, его черные, как маслины, глаза испытующе оглядели Дмитрия с головы до ног:

– А-а… Ты в самом деле как насчет этого… хождения по крышам?

– Только по ночам, – сообщил Дмитрий. – Когда сплю. А так ни по крышам, ни по карнизам.

– Сейчас походишь, – сказал Тарас зловеще. – Возьми ведро с краской… Да не это, во-о-о-он еще одно. И кисть побольше. А в каптерке еще захвати набор пакетов. Дешевые, акварельные, первым же дождем смоет, но нам надолго и не надо.

Дмитрий, ничего не понимая, притащил все, что велел лысый гигант, вместе поднялись на плоскую крышу здания. Дмитрий соступил с последней ступеньки, ахнул: крыша разрисована всеми цветами, а потом ахнул снова, когда понял, что нарисовано.

– Чо краснеешь? – прорычал Тарас. – Тебе наглядная агитация не ндравится?.. Может быть, ты вообще – продажный наймит Империи? Бери ведро, начнем с того края. Это все уже устарело, а Валентин тут новую штуковину придумал… И надпись что надо! Вот с этой бумажки спишешь. Ничего не перепутай! Как у тебя с грамотностью?

– Если по бумажке…

– Буковка в буковку! А то тут не по-нашему.

– Да я и по-нашему только если большими буквами…

– Тут крупно, крупно.

Дмитрий косился на непристойный рисунок:

– Тогда не перепутаю.

– Вот и давай, не стесняйся. Гражданские самолеты над нами не летают, так что попадет тому, кому предназначено.

– А что… что они с этими снимками делают?

– Обязаны класть на стол руководству, – ответил Тарас счастливо. – Лично генералу Хануману. А также в восьми экземплярах раздать высшим чинам из армейской разведки, военно-воздушной, морской, в ЦРУ, одну – секретарю национальной безопасности… сейчас у них там баба, для нее тоже кое-что наклевывается, вот только надпись надо покороче! Чтобы как удар кнута по ее толстой голой жопе… Ты стишки никогда не кропал?

Дмитрий шарахнулся так, что едва не упал с крыши:

– Ты что?.. Никогда в жизни.

– Жаль, – сообщил Тарас искренне. – Жаль. Ну ладно, ее оставим на десерт.

Дмитрий поинтересовался:

– А как… эти?… Ну, которым все это…

– Странные какие-то, – ответил Тарас неодобрительно. – Почему-то обижаются. А с чего бы? Ведь это раньше были вероятными противниками, а сейчас просто невероятные союзники! А что обижаться на таких союзников?.. Мы ж их любим, разве не видно? Вон Ханумана двое наших с двух сторон любят, аж глаза у генерала на лоб полезли… Да, тут надо дорисовать…

Дмитрий поинтересовался осторожно:

– А что с Максом?