Страница 30 из 48
С той поры Новгород без князя. Князья сидят только в Киеве, а в других городах – посадники. Из Киева князья собирают ежегодную дань. И вот теперь впервые после многих десятилетий Новгород обретает своего князя, что сразу возвышает весь город на целый поверх. И городу, и новгородцам будет больше чести, славы и уважения.
Значит, горожане должны быть рады ему, Владимиру. Как и бояре, купцы, знатные люди. Пусть он не совсем князь – сын рабыни! – пусть великая, хоть и придуманная, нужда заставила грозного Святослава дать им свое княжение, пусть даже он и здесь будет под присмотром верного Святославу пса войны Добрыни….
Но все-таки… все-таки это его первая большая победа. Победа его ума, воли и выживаемости!
И еще одно, думал он напряженно в ритм быстрой скачке. Святослав, в отличие от своего отца Игоря, Олега, Сфенела, которые были чистокровными русами, есть уже русич, или росич, то бишь помесь руса со славянкой. Правда, Святослав бреет голову, как русы, оставляя длинный чуб, свисающий на ухо, носит в левом ухе серьгу, моется в тазу, а не в славянской бане, и вообще крут нравом, быстр и яростен, как русы, свиреп в бою, но все-таки его матерью стала славянка Ольга, и он уже одинаково владеет обоими языками.
Зато уже дети Святослава, даже его высокородные от жен княгинь, с детства знают славянскую речь, а язык своих дедов по отцу воспринимают как близкий, но не свой.
Славяне же, будь это дрягва, дубиничи, тиверцы, вятичи, раз уж покорились русам и платят им дань, то считаются ихними, то бишь людьми русскими. Он тоже русский, а не рус и даже не росич, это его сблизит с покоренным народом. Все-таки если не откровенная ненависть, то недовольство захватчиками все еще живо. Он в их глазах должен стать не просто первым князем, а первым русским князем!
Уже показались серые бревенчатые крепостные стены Новгорода. Небо нависало серое, как раскисшая под ногами земля, воздух был свежий, а ветер дул промозглый, нес сырость и болезни. Кони тащились тяжело, на копытах нависало по пуду грязи.
Владимир подавил разочарование. Да, это не огромный Киев, где среди трехповерховых теремов уже есть и каменные или хотя бы каменные в основании! Не Киев… Но зато в Киеве он был и должен был остаться навеки сыном рабыни. Здесь же, при удаче… нет, плохое слово, пусть удача улыбается никчемам, а он должен добиваться успеха. Удача слепа, может посетить и круглых дураков, потому на нее и надеются, а сильные куют не удачу, а успех!
Он вздохнул глубоко и мощно. Он вырвался из Киева, но там было привычно, защищенно, безопасно, хоть и не очень сытно. А здесь чужой город, чужие люди. А на нем клеймо байстрюка, бастарда, незаконнорожденного. И бороться за себя придется еще больше, чем раньше. Добрыня и Стойгнев, что едут сзади, не помощники. У них свои цели, а он для них вовсе не князь, а так… кому ложка, кому черпак, кому еще какое средство для достижения своих целей.
Послышался далекий конский топот. От городских стен мчались всадники. Владимир решил было, что новгородцы встречают как князя, но те приблизились, он увидел, что настигают убегающего человека.
Уже сверкнули мечи над головой беглеца. Тот понял, не уйти, резко скакнул от дороги, побежал, но до леса хоть и близко, но двое конных пустили коней наперерез. Беглец затравленно оглянулся, быстро подхватил длинную жердь, свирепо взмахнул над головой. Послышался крик, оборвавшийся на всхлипе. Всадник вылетел из седла, как тряпичная кукла, а конь от удара присел на круп.
Владимир пустил коня вскачь, заинтересованный дракой. За ним часто застучали копыта, Добрыня с дружиной не отставал.
Беглец отбивался отчаянно. Рослый крутоплечий молодой мужик вертел над головой толстую жердь, чуть ли не бревно, увертывался от ударов мечей, пригибался. Лицо его было оскалено, рубашка в лохмотьях обнажала темное от солнца, мускулистое тело.
Еще один получил удар в плечо, выронил меч. Всадники пугливо раздвигали круг, а беглец расширял его все больше и больше, бросаясь то на одного, то на другого. Лес уже приближался, беглец бросал на него затравленные взгляды. Поняли это и всадники. Один выругался, сорвал с плеча лук.
– Стойте! – крикнул Владимир.
Он ощутил, что с коня голос звучит достаточно властно. И те, кто его еще не знает, могут не заметить, что он сам дрожит от страха.
Он соскочил с коня, внимательно смотрел на орудующего жердью парня. Оценивал, прикидывал. Всадник с луком крикнул предостерегающе:
– Эй, парень!.. Кто бы ты ни был, не вмешивайся. Это Звенько!
– Ну и что? – осведомился Владимир.
И ощутил, что даже с высоты земли его голос звучит без дрожи. Наверное, потому, что за спиной могучий Добрыня с его отборным отрядом дружины.
– Звенько медведя ломает голыми руками!
– Я не медведь, – ответил Владимир с презрением. – Вмешиваться не сметь!
Голос его теперь прозвучал жестко, словно кто ударил молотом по наковальне.
Он прыгнул вперед, выждав, когда край оглобли пронесся мимо. Проскочил мимо и Звенько. Следующим оборотом жердь достала его лишь серединой, не опасно, лишь сбила оземь, но Владимир ухватил Звенько за ногу, дернул. Оба покатились по земле, жердь унеслась со свистом. Послышался глухой удар, кто-то ойкнул.
Голоса кричали, чтобы не вмешивались, дружинники оттеснили конных новгородцев. Владимир вспрыгнул на ноги раньше противника, выждал. Они оказались грудь в грудь, и Владимир ощутил невольный трепет. Он сам был рослым и крепким, но парень оказался почти на голову выше, плечи раздались, как горный хребет, а грудь была широка и выпукла, как стоведерная бочка. Он протянул руку к груди Владимира, и тому показалось, что к нему тянется бревно с огромными пальцами.
Он нырнул под эту руку, захватил ее крепко, резко дернул, заворачивая за спину. Парень был чудовищно силен, но своя же тяжесть усилила боль. Он побледнел, завалился лицом на землю. Владимир подержал чуть, чтобы не сомневались в его полной победе, вскочил на ноги.
Звенько с перекошенным лицом ринулся на него, как дикий тур. Владимир дрогнул, увидев бешеные глаза, но с великим трудом заставил себя драться, как учили его Сувор и Добрыня. Слабый воин, искусный в занятиях, обычно побеждает сильного, но неумелого. Что с того, что медведям спины ломал? Медведь не человек…