Баймер

Я выпрыгнул из постели, только теперь видны плоские крыши домов. Из верхних этажей дома напротив, к примеру, видят меня, но только до пояса, а там пусть дают волю фантазии.

Вспомнил вчерашний разговор, но, когда завтракал и пил кофе, помалкивал. Отец за столом напротив шуршит газетой, в последнее время он болезненно пристально следит и за политикой.

На полочке звякнул телефон. Отец снял трубку, я видел, как наморщил лоб, потом глаза его с таким усилием поднялись поверх газеты, словно он выжимал тыщу на разогнанном Celeron’е без кулера. Отыскали меня.

– Тебя.

Я взял трубку:

– Алло?

– Андрей? – послышался сильный уверенный голос. – Это от Конона. Машина у подъезда.

Я пробормотал, чувствуя себя довольно глупо:

– Сейчас спущусь.

Отец выждал, пока положу трубку, поинтересовался печально:

– Новые друзья?

– Да нет, – ответил я как можно небрежнее. – Это шофер. Ждет у подъезда.

– Такой же длинноволосый? – спросил он с горькой усмешкой, хотя я никогда не был длинноволосым. – Шофер – это разносчик наркоты? Я слышать, что «отъехать» – это впасть в кому от передозировки.

– А не въехать, – отпарировал я, – это не врубиться, если по-старому.

Он аккуратно сложил газету, выпрямился. Красиво и печально всмотрелся в меня, у меня красивый отец, это я черт-те что, потом замедленно поднялся и вышел на балкон. Через пару минут я услышал его голос:

– Там три машины. Это запор или жигуляшка?

Я промолчал, обулся и поскорее вышел. Лифт долго не вызывался, я нервничал, не люблю заставлять себя ждать, привык, что в Интернете каждая минута стоит деньги, а халявный допуск на днях оборвался, в универе снова сменили пароль.

У подъезда, в самом деле, три машины. Я остановился на крыльце в нерешительности. Из третьей вышел крепкий моложавый мужчина, тот самый, что был у Конона вчера за шофера, на вид лет сорок.

Он распахнул дверцу и уставился на меня с вопросительным видом. Машина с эмблемой мерса, наверное, и есть мерс.

Я подошел, сказал:

– Меня зовут Андрий. Не Андрей, а Андрий.

– А меня Сергей, – ответил он дружелюбно. – Андрий? Жаль, Андрей лучше.

– Чем?

Он удивился:

– Как это чем? Я бы говорил: Андрей, держи хвост бодрей – коров ведут. А так пока придумаешь что-то новое… На заднее сиденье или на переднее?

– На переднее, – ответил я.

– Хорошо, – одобрил он. – Конон тоже предпочитает переднее. Когда без баб, ессно. Но ремень все-таки застегни, застегни! Теперь штрафуют.

Когда мы отъезжали от подъезда, я едва не вывихнул шею, пытаясь увидеть наш балкон. Увидел ли отец, в какую крутейшую тачку я сел?

Сергей лихо и на скорости выкатил со двора, погнал машину, явно нарушая скоростной режим. Постарше меня лет на пятнадцать, но с таким запасом оптимизма подобные ржущие жеребцы до глубокой старости остаются Сережами. От них много не ждут, да они и сами всегда довольны своей жизнью, положением.

Он сидел расслабленно, машиной словно бы не управлял даже, сама набирает скорость, перестраивается, а когда встретилась небольшая пробка, этот Сережа без раздумий вырулил на тротуар, промчался, пугая прохожих, миновал место затора, а там снова съехал прямо через бордюр, словно у него не низкосидящий мерс, а всепроходный джип.

– А чо у тебя голова такая? – спросил он вдруг очень серьезно.

– А что в ней не так? – удивился я. Потрогал макушку. – Вроде бы еще не квадратная…

– Даже не лысая, что дивно! И формой, как у людёв… Мне Конон велел привезти яйцеголового, а у тебя голова почти как у человека. Только вот ухи…

– Да какой я яйцеголовый, – ответил я. – Обыкновенный безработный инженеришко.

Машина поворачивала, накручивала спираль, все на огромной скорости, я чувствовал ликование, этот Сергей как-то угадывает смену светофоров, идет на большой скорости, ГАИ, к счастью, не видать, асфальт как бархатный, машина идет будто по ковру.

Машина выскочила на Кутузовский. Здесь шоссе добротное, солидное. Не бархатное, как на современных эстакадах, а именно добротное. И дома по обе стороны улицы, не дома, а слоны. Огромные слоны, что как шли на водопой, приняв за реку блестящую после поливочных машин ленту шоссе, так и остановились: массивные, солидные, грузные.

Затем дорога сузилась, пошла петлять, асфальт в выбоинах, зато по обе стороны показались деревья, выросли в размерах, метнулись навстречу, но струсили столкнуться с железным авто, побежали по сторонам дороги. Да не просто деревья, а густой дремучий лес. Это не какая-то зачуханная Европа, где ни одного дерева, которое само по себе, а не посажено по плану, здесь прямо под Москвой не только дремучие леса, но и вообще места, куда не ступала нога человека.

Деревья бегут по обе стороны ровные, корабельная роща на корабельной роще, даже внутри машины запах хвои, листьев, мха и близость грунтовых вод. Не потому, что в самом деле близко, просто каждый ствол – гигантский насос, что безостановочно тянет из глубин холодную воду – чем холоднее, тем лучше! – прогоняет по стволам, спасая деревья от перегрева, и сбрасывает с листьев, то есть потеет.

Еще поворот, еще, этот Сергей нарезает петли, как автогонщик. Я не спец по машинам, но чувствую, что здесь и мотор усиленный, и тормоза еще те, да и колеса не зря такие широкие, эти уж если схватили дорогу, то их хватку, как у питбуля, ломиком не расцепишь…

Наконец дорога выровнялась, шире не стала, зато асфальт пошел удивительно ровный, по такому же мы гнали час назад на новенькой эстакаде. Показались ворота, в обе стороны тянулся забор, добротный, высокий, из хорошо прокованных чугунных прутьев.

Сергей остановил машину. Из малозаметной будочки вышел квадратный парень в пятнистом комбинезоне, сейчас даже старые бабки ходят в таких, а еще президенты обожают в таких униформах фотографироваться и позировать перед телезрителями.

– Антошка, чо так долго? – спросил Сергей насмешливо. – Сказано же: семь раз отпей – один раз отлей!

Парень, которого Сергей назвал Антошкой, посмотрел недружелюбно:

– Это у тебя такие шуточки, придурок?.. Другого ничего предположить не мог?

Сергей хлопнул себя по лбу, сделал понимающее лицо.

– Ах да, прости, прости… Как жаль, верно, что место клизмы изменить нельзя?

Парень зарычал, явно не так быстр в шуточках, но, судя по его движениям, я догадывался, что в схватке достаточно быстр, а удары молотом в лоб умеет держать лучше, чем уколы булавкой в задницу.

Он заглянул в машину, я ощутил холодный взгляд его рыбьих ничего не выражающих глаз, потом он вернулся, створки ворот поехали в стороны.

Дальше дорога пошла торжественно-чистая, Сергей довольно похохатывал, я молчал, поглядывал искоса на него, очень вроде бы не похожего на меня, однако…

Остроумие, мелькнула суматошная мысль, – это всего лишь острый язык, а вовсе не ум, а в наш век информации так и вовсе просто емкий хард в черепе. А то, что ныне сходит за остроумие, – всего лишь быстро работающая поисковая машина подобно Rambler’у или Apport’у. Но это заемное остроумие намного заметнее, чем ум, и вот уже остроты сыплются со всех сторон, каждый тинейджер украшает свою речь шуточками, приколами, хохмочками… Я сам украшаю, чтоб не выглядеть слишком занудным, и этот бот за рулем тоже украшает, и все-все украшают, от президента страны до самого сопливого первоклассника… так размываются грани между умным и придурком, богатым и бедным, старым и молодым – демократия, мать ее! Весь мир становится одинаково ироничным, а мы все вот это… старательно принимаем за ум. Вроде бы мы сами умные, с умными общаемся, умные вокруг нас мельтешат туды-сюды, туды-сюды.

По обе стороны ухоженный газон, а деревья все как будто перенесены с картин допотопных рисовальщиков: огромные и толстые, с красиво изогнутыми ветвями, с наплывами на потрескавшейся коричневой коже, широкие, а под сенью ветвей… что такое сень?.. поместится целая рота. Или барин со слугами, наложницами и прочими баядерками.