Звёздная тень

А со счётчиком ты не в симбиозе? Он серьёзно поражён?

Нет. Их раса недоступна для симбиоза с нами. Их жизненная основа совсем другая. Слияние с ними так же невозможно, как с плазменной основой Торпп. Удивительно, что парализующий луч оказал на счётчика эффект… Небелковые структуры должны быть менее толерантны.

Нет, это и впрямь триумф земной науки! Счётчик-то, оказывается, — небелковая форма жизни! И всё равно сражён наповал.

Почему все наши технические прорывы были и есть лишь в военной области?

— Приготовиться к джампу! — сказал Данилов.

Но даже нахлынувшая эйфория не прогнала отчаяния.

Словно на качелях… сумасшедших качелях. Взлёт и падение. Тьма и свет. Экстаз и тоска. Миновало четыре джампа, прежде чем мне показалось, что тело начинает слушаться.

Увы, не только мне так показалось. Перед пятым прыжком Данилов и Маша связали меня — намертво, истратив катушку скотча. На своём кресле оказался пленником и рептилоид. Его спеленали ещё тщательнее — явно сомневаясь в пределах физических возможностей чужого.

— Петя, хочешь пить? — спросил Данилов.

Он был вполне доброжелателен, и от этого накатывала ещё большая тоска. Есть ли сейчас место героям-одиночкам? Можно сделаться симбионтом чудовищной древней амёбы, можно позволить счётчику выкачать собственную память, а потом — пройти все круги рая чужого мира и вернуться. Всё можно. Вот только в решающий миг окажется, что незримый поводок и не подумали снять с ошейника. И тот, кого считаешь другом, следовал рядом лишь по приказу начальства, а нервная, дёрганая девчонка терпеливо выжидала «времени икс».

— Скотина… — прошептал я и сам удивился, что губы уже слушаются.

В глазах Данилова блеснул нервный огонёк.

— Пётр, ты уверен, что вправе решать, как будет лучше Земле?

— Да!

— Вот и я в этом же уверен, — удовлетворённо кивнул он.

— Есть одна… разница… — выдавил я. — Ты меня обманул. Предал.

— Так, может быть, это означает, что я лучше знаю жизнь?

Не дождавшись ответа, Данилов кивнул:

— Вот так-то. Будешь пить?

Пить хотелось. Сильно.

После восьмого джампа Данилов снова поинтересовался, не нужно ли мне чего. На этот раз я не стал отказываться от воды. Жадно выпил стакан и даже собрался было спросить, на месте ли корабль Геометров. Очень хотелось услышать, что он отвалился, сгинул при джампе, включил двигатели и унёсся… куда угодно, хоть в свой мир.

К счастью, я вовремя понял, что корабль никуда не делся. Иначе исчезла бы гравитация. Умная и наивная техника Геометров ждала своего пилота…

После двенадцатого джампа Данилов долго возился с навигационным пультом. Ясно было, что мы сбились с курса. Меня подмывало предложить свою помощь, но полковник, ясное дело, меня к управлению не допустит. А говорить это лишь в качестве насмешки над врагом… несерьёзно как-то. Наивно.

— Саша, может быть, очистим трюм? — спросила Маша.

Данилов подумал, потом защёлкал переключателями. Наверное, никакой реальной необходимости освобождаться от груза бюстиков не было. Джамперу всё равно, какова масса корабля, а плазменные движки алари и не такое вынесут. Но возвращаться с прежним грузом казалось глупым.

— Крепления сняты, блокировка отключена, — инстинктивно прокомментировал полковник свои действия. — Люк открыть…

Я невольно посмотрел на один из обзорных экранов. И не зря. Зрелище-то необычное.

Из раздвинувшихся створок люка, в снежной метели замерзающего воздуха, выпорхнули каменные головы. Прожектор грузового отсека включился, и в ослепительном луче все они казались сахарно-белыми, чистенькими и опрятными, исполненными печальной красоты. Весёлой стайкой пронеслись сверкающие лысые бюсты, ничуть не утратившие оптимизма, в гордом одиночестве ушёл в бесконечность исполинских размеров насупленный вождь, потом потянулись лица почти незнакомые, чья слава была куда недолговечнее камня. Последним, на излёте, из трюма вынесло удивлённо и близоруко таращащуюся голову, словно вопрошавшую: «Как же так, а меня-то за что, товарищи?» Она пронеслась в опасной близости от телекамеры, кувыркаясь и обиженно заглядывая в объектив. Маша вдруг выругалась, словно с этим деятелем имела личные счёты. Впрочем, кто знает? Мало ли почему она лишилась родителей и оказалась в детдоме.

— Сбрось, сбрось балласт… — фальшиво пропел Данилов на незнакомый мотив. Хмыкнул и замолчал. Каменные сюрпризы отправились в странствие по Вселенной… То-то будет радости какой-нибудь цивилизации через сотню тысяч лет. Может быть, безропотные скульптуры сделаются ценнейшими экспонатами иноземных музеев, и лучшие умы будущего станут ощупывать их скользкими псевдоподиями и таращить глаза-стебельки, размышляя о величии ушедшей культуры…

— Всем спать, — неожиданно сказал Данилов, прерывая повисшую в челноке тишину. — Будем прыгать через два часа. Полагаю, понадобится серия из трёх джампов. Пётр, тебе что-нибудь нужно?

— Да, — вынужден был я признать. — Отлить.

Данилов развязал мне руки и отвёл к санузлу. Возвращаясь — ноги были связаны и приходилось опираться о его плечо, — я поймал взгляд рептилоида. Печальный и безнадёжный. Кажется, это смотрел дед.

— Данилов, тебя в чине повысят? — спросил я, пока полковник вновь прикручивал меня к креслу.

Он молчал.

— Генералом будешь, — ехидно продолжал я. — Целую неделю. Или месяц. Потом чужие сожгут Землю. Так что недвижимость не прикупай. Лучше расслабься. Бунгало, кокосовый ром, прекрасная мулатка…

— Петя, не старайся, — сказал из-за спины дед. — Он верит, что поступает правильно. В этом вся беда.

— Андрей Валентинович, не стоит, — спокойно ответил Данилов. — Петя может считать меня негодяем. Да и вы тоже. Только время покажет, кто был прав.

На этом мы и сошлись. Последнее слово всегда остаётся за тем, у кого руки не связаны.

Я честно попытался заснуть. Закрыл глаза. Вот только напряжение последних дней было слишком велико. Мелькали, словно склеенные безумцем, обрывки киноплёнки, Геометры и Алари, корабли и планеты, Гибкие Друзья и невозмутимый куалькуа. Великий, единый, бесстрастный куалькуа…

Теперь я могу помочь.

Что?

Провести боевую трансформацию?

Сердце гулко забухало. Как я мог забыть о своих не совсем человеческих возможностях? Разорвать путы…

Женщина охраняет. Данилов спит, но Маша бодрствует. Они помнят, что ты сильнее, чем обычный человек. У неё есть ещё один парализатор.

Тогда что ты предлагаешь?

Смотри.

Пальцы защекотало. Я опустил глаза, посмотрел на свою примотанную к подлокотнику кисть. Из указательного пальца медленно выползала тонкая белая нить.

Как с Гибкими Друзьями…

Нить тихонько сползала на пол. В подрагивающих движениях белесого щупальца было что-то отвратительное, паучье. Эта хищная плоть не принадлежала мне. Жила своей жизнью. Даже не надо ничего делать. Только позволить куалькуа — и она вонзится в тело Маши. Этакий опосредованный секс — старина Фрейд остался бы доволен. Пусть у майора ФСБ Маши Клименко в руках парализатор. Я — сам себе оружие.

Отвратительное, беспощадное и нечеловеческое.

Не надо!

Нить застыла. Куалькуа ждал.

Не делай этого. Не смей.

Почему? Ты ведь хочешь освободиться?

А почему не надо? Откуда мне знать? Враг — всегда враг, какой бы личиной он ни прикрывался. И я готов напасть на Машу, не думая о том, что она женщина, не вспоминая, что она была товарищем…

Но только не так. Не так! Не предательским уколом чужой протоплазмы!

Есть странная грань во всех этих межзвёздных играх. Грань, которую нельзя переступать — если ещё помнишь, откуда пришёл и под чьим небом родился.

Нельзя ставить на охрану концлагеря существ чужой расы. Это забыли Геометры… Нельзя нападать на существо одной с тобой крови, пользуясь услугами чужака-симбионта. Это я постараюсь запомнить…

Хорошо. Я понял.

Нить задрожала, втягиваясь в моё тело. Куалькуа согласился без возражений.