Автопортрет

Никто не грезил космосом, палитрой художника или халатом врача.

О торговле говорили много, но Коля Лысов сказал, что хотел бы вернуться в проводники своего международного вагона и ездить в Польшу, а Сашка фотографом, но в газету. Хотя бы в заводскую многотиражку. Денег там не много, но он бы халтурил.

"Пивом, пивом торговать, - твердил, засыпая Генка. - Самый кайф..."

А я еще долго сидел на кухне, жег газ для тепла, курил и пытался представить свое будущее. На что существовать, пока не стану зарабатывать литературой? В "белые воротнички" я не вернусь - это точно. Дежурным электриком? Дежурным механиком? Не знаю.

Второй день маюсь животом. Пренеприятные ощущения. Течет, как из квасной бочки.

5 декабря 1982г.

Ходили с Ольгой в БДТ на "Кроткую" Достоевского.

Нам не понравилось. Нет действия. Сцена должна жить действием, а не рассказами об этих действиях. Так я понимаю.

Я даже вздремнул во втором действии. Снилось-вспоминалось, как мы с отцом ездили на трамвае в ЦПКиО на сельхозвыставку. Отец в те годы крепко увлекался огородом. В павильонах лежали гигантские тыквы, оранжевые конуса морковин-рекордисток, бородатые и зубастые початки кукурузы, снопы сельдерея... Даже запах во сне припомнился, что удивительно. И еще выступление кукольного театра на улице. Петрушка. Кот, стянувший горшочек сметаны, черт, дед с бабкой... Мне было тогда лет пять-шесть. Отец был в черной железнодорожной шинели с золотыми погонами и блестящими пуговицами.

По дороге из театра рассказывал Ольге, как Феликс учил меня читать по газете "Вечерний Ленинград", а я хитрил и ленился.

6 декабря 1982г.

Снега так и нет. Тепло. Где положенная нам зима, граждане начальники?

Пришел злой из библиотеки. Книгу Потебни, которую я жаждал прочитать, на руки не дали.

- У-у-у, собаки, - раздеваюсь в прихожей.

- Где собаки? - улыбается Ольга.

- В библиотеке!

- Собаки забежали в библиотеку? Надо же... И какой породы?

И я больше не злюсь на строгих библиотекарей.

В комендатуре холодно. Батареи едва теплые.

Сашка быстро залезает под одеяло.

- Брр... На "химию" я подписывался, а на эскимоса - нет.

7 декабря 1982г.

Утром в квартире еще холодней. Вылезать из постели не хочется. Горячей воды в кране нет. Уходя на работу, Лысов поставил на маленький огонек чайник. Мерси, Николя!

Выпрыгиваю из-под одеяла, быстро делаю зарядку, и тепло начинает струиться внутри меня. Наливаю в алюминиевую мисочку кипяток, и пока металл не обжег пальцев, бегу в ванную. Бреюсь, чищу зубы. Умываюсь холодной водой. Растираю полотенцем лицо и шею. Скорее, скорее, к чашке крепкого горячего чая. В ванной сидит здоровенный, как танк, таракан, и я трачу несколько секунд, чтобы смыть заклятого врага в черное отверстие.

Сашка не встает.

- Полежу еще полчасика, - сладко бормочет он.

- На работу опоздаешь, - предостерегаю я.

- Ничего, - ворочается он. - У нас на стройке раньше девяти не начинают. Пока все соберутся...

На его тумбочке очки и пепельница с окурками "беломора". Книга Асеева, два тома Маяковского с закладками. Сашка пишет инсценировку последних дней жизни Маяковского. Где он ее будет ставить? В клубе общежития? Или пошлет в журнал "Театр"?

Сашка невелик ростом, худощав, но свою "лопату" тянет мужественно. Плотник-бетонщик 2-го разряда. В контору ему почему-то не предлагают может, из-за интеллигентной внешности и мальчишеского лица; в конторе диспетчером, табельщиком или курьером тоже надо уметь рычать и крутиться. Фотографы на стройке не нужны - что там фотографировать? Сашка халтурит и считается рейдовым фотографом в Совете общежития. Это мы с Колей подсуетились.

У Сашки комнатка-лаборатория, где горит красный свет и в ванночках проступают изображения пьяных "химиков" и насупленных милиционеров. Мать и отчим - доценты-биологи; есть младший брат - пьяница и ходок по зонам. Сейчас у брата передышка, и Саня часто звонит матери: "Еще не арестовали? А милицию сколько раз вызывали? Пять? Немного осталось, потерпите..." Брат пьет, лупит отца с матерью и отбирает у них деньги.

Сашка ездит в Рощино, к своей "Белобрысой" - учительнице начальных классов. У них комната в каменном доме. Сашка старше меня на два года, учился в институте, но бросил. Служил радистом-перехватчиком в ПВО, под Левашово. Говорит, что "секли" разговоры Белого дома. Начитан. С ним есть о чем поговорить, но надо вовремя остановиться - Саньку несет далеко, и он не чувствует времени. Если завести разговор о литературе за супом, то и суп остынет, и все ноги вымоют и спать лягут, а Санька будет увлеченно цитировать с надкушенным куском хлеба.

Вчера был Совет общежития. Начальство молчит, про амнистию пока ни гу-гу. Мы тоже не лезем с расспросами. Скажут.

Читаю "Искусство кино" и В. Конецкого "Третий лишний". Конецкий, похоже, мельчает.

Чувствую, что чаще стал лениться, и мой дух идет на поводу у плоти. То хочется спать, то есть, лень выйти на улицу из тепла, поехать куда-то. Останавливают трудности чисто технические - раньше это только раззадоривало и придавало интерес любому делу. Что это? Годы? Образ жизни? Куплю себе кеды, спортивный костюм и буду развивать плоть. В здоровом теле - здоровый дух! А дух мне нужен здоровый. Как никогда.

Из наставления по технике безопасности: "Лучше иметь стеклянные очки, чем стеклянный глаз".

Опять про амнистию.

- Амнистия будет, - говорит один, - но для этих... для участников...

- Ледового побоища, - подсказывает другой.

- Или с "химии" на зону. Подходи записываться!

8 декабря 1982г.

В моем вагончике изумительно пахнет хлебом. Хлебный дух стоит. Я сушу сухари на электрической печке. Хлеб мне дал водитель Миша. Полпачки сигарет "ТУ-134" оставил водитель, имени которого я не знаю; но наш, "химик". Есть чай, сахар, чистая бумага и недописанный рассказ. И желание писать есть.

Можно жить с таким набором.

В закутке буфета на станции Павловск пьяные мужики ведут железнодорожные споры. То о почтово-багажном вагоне - где должен находиться его начальник во время приемки груза. То о маневровом тепловозе - какие сигналы он должен подавать, двигаясь задним ходом навстречу нерегулируемой сцепке. И давно ведут. Больше месяца.

12 декабря 1982г. Дежурю в ОТХ.

В пятницу побывал, наконец, в Клубе юмористов.

Некоторые меня в клубе знали - по публикациям. Приятно. Я набрался смелости и прочитал два рассказика - "День тяжелый" и "Должность". Хвалили. Советовали.

Председатель клуба Ефим Ильин - начинал публиковаться в "Советском воднике", в 1974 году. Там начинал и я в 1972-ом. Мир тесен.

15 декабря 1982г.

Дежурю в гараже.

В "Науке и религии" вышел мой рассказ "Наука предсказаний". Хорошо оформлено, симпатичный рисунок, но есть неудовлетворение.

Паршивое настроение с утра. Почему? Взял лист бумаги и стал выискивать и записывать причины. Нашлись причины - мелкие, вздорные колючки. А может, и не они. Может, что-то подспудное, пока неизвестное, давит.

В комендатуре не доволен Колей Лысовым. Стал председателем совета отряда по моей протекции, но уже забыл это, задирает нос, пытается хамить мне.

Зашел с ним разговор, кого возьмем в свою квартиру вместо Генки (Генка гуляет и, судя по всему, его скоро закроют). Грех, конечно, списывать со счетов человека, с которым прожили почти год в одной квартире, но он сам нарвался. Сначала получил 6 мес. допограничений, потом стал "задвигать" вечерние проверки, пить, хамить отрядному и вахтерам, плевать на все, словно он неприкасаемый. Я видел, как он хватал за грудки вахтера, с которым раньше стоял вахты, и рычал, что пасть порвет и моргала выколет. Изображал крутого. Вполне может быть, что Генка из стукачей, потому его и взяли на вахту - да и морское прошлое наводит на мысли. В последние выходные, лишенный права выезда, устроил в квартире оргию с корешками, в результате чего у Сашки Померанцева пропали три тома Маяковского (письма). Сашка по ним делал моно спектакль о В.В. Он чуть не плачет от обиды. А Генка с корешками пропал.