Жестяной бор

Мимо прошла и села впереди девушка. По воздуху пролетел душистый шорох роскошной вороной гривы – волнистой, упруго и тяжело раскачивающейся не в такт ходьбе; от гривы и до пят шел плащ из поляроидной ткани, но походка угадывалась и под плащом. Рядом вздохнул Тони. Андрис покосился на него и нелогично подумал, что уголовную хронику пишут обычно самые неопытные репортеры и именно поэтому из нее можно почерпнуть самые значимые факты – для сопоставления с официальными сводками… потому что даже Присяжни при всем своем замечательном кругозоре и при всей чудовищной интуиции не может не отбрасывать то, что кажется ему малосущественным… Писали о молодежных бандах, причем в «Курьере» – с какими-то невнятными намеками на иностранное влияние. После большого погрома в парке случилось еще два, поменьше: разгромили и сожгли игротеку в городском саду, а днем позже в игровом зале при университетском вычислительном центре несколько человек принялись разбивать игровые терминалы; двоих сами студенты и сотрудники задержали и передали полиции. И еще кто-то, неустановленный до сих пор, отбирал у школьников карманные электронные игры и ломал. В газете его обозвали маньяком. Странные мании случаются в этом городе, неуверенно подумал Андрис.

Главный санитарный врач заявлял, что слухи об изменении качества питьевой воды и о том, что это якобы влияет на падение рождаемости, не обоснованы. Многочисленные эксперименты на животных…

А вот и доктор Хаммунсен дает интервью. Так… так… все замечательно… ага! Вопрос: правда ли, что вашим методом можно лечить вообще все, включая алкоголизм и наркоманию? Ответ: профессиональная этика не позволяет мне ответить на ваш вопрос. Браво, доктор. Еще вопрос: когда же мы сможем?.. Ответ: многочисленные препоны… затягивание времени… надеюсь, что еще при моей жизни…

Девушка впереди встала и пошла обратно, к выходу из зальчика, и Андрис увидел ее лицо. Он вздрогнул: лицо было ему знакомо. Он видел эту девушку, и не один раз – но где? Наверное, он слишком пристально смотрел на нее, потому что она, проходя мимо, недовольно отвернулась. Но он точно видел ее раньше! Память как бы забуксовала: девушке было лет двадцать, но за последние три – четыре года… нет, я бы не мог забыть. Что за черт? Может, в кино снималась?

– Ты не знаешь, кто это? – спросил он Тони.

– Нет, – сказал Тони. – Но очень хотел бы узнать.

– По окончании операции, – сказал Андрис.

– Есть, мон женераль, – сказал Тони.

Женераль, подумал Андрис. Кстати, о женералях: кем бы, интересно, я ему сейчас показался? Мухой на стекле? Есть, говорят, такое гладкое стекло, что мухи на нем не удерживаются и падают – со страшно глупым видом. Вот как у меня сейчас. Не за что зацепиться. Хотя, с другой стороны, нормальные операции внедрения – а чем я еще занимаюсь? – длятся месяцами. Это у сверхасов внешнего и внутреннего шпионажа. Чего же требовать от бедных любителей?

Вот именно. На кой черт он послал именно меня? Не дилетанта, конечно, но… на кой черт? Дело Горьковица, конечно, он упоминал его… но я до сих пор не знаю, как именно мне удалось допереть тогда до сути. Острый приступ гениальности, с кем не бывает… И даже то, что генерал опять на ножах со своим начальством, мало что объясняет… Эх, знать бы правду.

Знать бы правду, маленькую частную правду о том, что именно происходит в этом городе – даже еще более частную: почему все наркоманы вдруг вылечились?.. как это у Мелвилла? «Но жгучую Истину могут выдерживать лишь исполинские саламандры: на что же тогда рассчитывать провинциалам?» Рассматривать тени саламандр и по конфигурации теней… Стоп. Наркоманы – вылечились. Вопрос к доктору: правда ли, что… когда задают вопрос в такой форме, значит, слухи об этом ходят. Ответ: профессиональная этика… можно было бы сказать короче: да. Это что же получается: доктор втихую вылечил весь город, что никто и не заметил? А что: намагничивает, скажем, воду в резервуаре, все пьют и больше к наркотикам не притрагиваются… а побочный эффект – падение рождаемости… Андрис посидел немного, глядя на подшивку газет. Да, это ничуть не хуже людей из будущего, подумал он. Даже изящнее – меньше допущений. А главное – доступно проверке. Прямо сегодня. Кстати, уже пора.

Андрис застегивал рубашку и собирался уже начать разговор, но доктор его опередил.

– Господин Ольвик, – сказал он, – вот я уже второй день смотрю на ваш живот и не знаю, удобно или нет задать вам один вопрос?

– Удобно, – сказал Андрис.

– Вы упомянули «Белую лигу». Как я понимаю, вы участвовали в борьбе с ней?

– Разумеется.

– Вы были в УНБ или в полиции?

– В полиции. Я был в тот момент начальником полиции, полицмейстером – так это тогда называлось.

– Понятно. Потом, разумеется, пенсия?..

– Да. И научная работа. Я работаю в криминометрическом центре.

– Но связи, как я понимаю, у вас должны сохраниться. Так вот: вы не порекомендуете мне хорошего частного детектива?

– Моя кандидатура вас устроит? – спросил Андрис. – Или там предполагается кросс по пересеченной местности?

– Я был бы вам очень признателен, если бы вы смогли помочь мне в моих затруднениях. Нет, кросса не должно быть, – слабо улыбнулся доктор. – Равно как и перестрелок.

– Я весь внимание, – сказал Андрис.

Дело доктора было просто и незатейливо – одно из тех простых и незатейливых дел, которые очень дорого стоят. Господин Ольвик почувствовал на себе всю прелесть метода, не так ли? В принципе все это очень просто, но сама технология метода очень сложна и тонка. Чрезвычайно тонка. Тот цилиндр, который у стола – просто соленоид с концентратором поля. Восемнадцатый век. А вот – двадцатый. Последняя четверть. Лазерный проигрыватель, сорокаканальный. Специально модифицированный, существует в одном экземпляре. Но самая суть – в этом, – доктор извлек из недр аппарата толстую, в палец толщиной, шестиугольную тускло поблескивающую пластину размером с чайное блюдце, подал Андрису. Андрис принял пластину и чуть не уронил: в ней было килограмма два. Золото? Не совсем, сплав на основе золота, там осмий, иридий, индий… Доктор снова взял пластину в руки, и она раскрылась, как раковина. Внутри засияла радугой круглая дифракционная решетка. Понятно, сказал Андрис, это здесь записано то, что подается на соленоид? Совершенно верно. Так вот: запись чрезвычайно высокой точности, и снять с нее идентичную копию при нынешнем уровне копировальной техники невозможно. Но, видите ли… сняли. Доктор отпер небольшой, но очень хороший – фирма «Голанд» – сейф. В гнездах стояли такие же пластины: семь штук, сосчитал Андрис. Та, что в аппарате, сказал доктор – это воздействие на хрящевую ткань. Единственный сохранившийся оригинал. Это – копии. Вот – воздействие на миокард, вот – на опухолевые клетки соединительной ткани, на опухолевые мышечной ткани, на нервную проводящую ткань, на нервную мозговую – программы регенерации; а это, так сказать, целевые… прицельные… на таламо-гипофизарную систему, коррекция всех гормональных нарушений, и на лимбическую – освобождение от химических зависимостей… От алкоголизма? От алкоголизма, от морфинизма, кокаинизма и всего остального, система сама адаптируется к конкретному нарушению. И вы это не используете?! Это нельзя использовать, сказал доктор. Это – нельзя.