Жестяной бор

– Мне? Нет. Вот со мной тяжело жить – да. Все, кто пытался, говорили потом до отвращения одинаковую фразу… да бог с ними. Кстати, о Боге – вас никогда не интересовал этот феномен?

– Феномен Бога?

– Да. Меня он занимает. Вы торопитесь куда-то? – спросила она, увидев, что Андрис украдкой взглянул на часы: была четверть восьмого.

– Не то чтобы сильно тороплюсь, – сказал Андрис, – но в восемь мне надо быть в «Паласе».

– Вы, случайно, не лечитесь у Хаммунсена? – спросила Марина.

– Лечусь, а что?

– Давайте тогда пройдемся. Мне с вами по дороге, и времени у нас примерно столько, сколько надо. И поговорим о божественном.

– Давайте, – согласился Андрис. Он поманил официантку, расплатился, разменял двадцатку и вслед за Мариной вышел из кафе. Стало чуть прохладнее. Над головами шелестели листья.

– Не замерзнете? – спросил он Марину. – Зябко.

– Издеваетесь, – засмеялась Марина. – У меня даже пальто нет, всю зиму хожу в плаще.

– Зачем?

– Просто так. Ну, хотите о божественном?

– Хочу.

– Вам никогда не казалось странным, что идея Бога-творца возникла абсолютно у всех народов, причем практически в одной форме? Ведь, если вдуматься, идея бога должна быть – то есть что значит: должна? она есть, – совершенно гениальной идеей. И придумать бога ни с того ни с сего, скажем, от избытка фантазии или свободного времени – просто невозможно. Помните, как учили в школе: мол, человек видел молнию или извержение вулкана, страшно пугался и со страху приходил к мысли, что существуют некие высшие силы. К мысли об электричестве он почему-то не приходил, хотя это, по-моему, много проще… Если я возьму вас под руку, вы не обидитесь? Так вот: мне представляется, возникновение идеи бога – даже не идеи, даже не ощущения – предощущения бога, возникновение предощущения прямо связано с возникновением абстрактного мышления. Ведь что такое абстрактное мышление? Если в современных терминах – программная модель окружающего мира. И вот когда здесь, под косточкой, – она постучала себе по лбу, – оформляется и действует – и успешно действует – программная модель, отражение реального мира – то следующим отражением будет: если я здесь, в своей голове, могу изменять этот мир так, как я хочу, то, следовательно, кто-то другой – вне этого мира – может изменять его так, как он хочет… И дальше уже в готовое уравнение добавляется – подставляется – необходимый член… до сих пор подставляется, и все время возникают новые претенденты на… на эту роль.

– Я, кажется, понял, к чему вы клоните, – сказал Андрис. – Раз человечество в целом готовится понемногу к тому, чтобы начать крупно изменять мир, то оно метит на роль реального бога? Весьма…

– Тривиально? Тривиально, но я вовсе не о том. На роль реального бога метит не человечество, а сверхразум, который, если помните, не считает человека разумным существом. Точно так же, как деятельность человечества он, может быть, ставит на одну доску с прочими стихийными бедствиями. И вот, мне кажется, должно скоро начаться: сверхразум станет перестраивать и перенацеливать человечество, приводить его в равновесие с планетой… помните Апокалипсис: отделено было сто сорок четыре тысячи праведников из двенадцати колен Израилевых – те, кто войдет в Новый Иерусалим, остальным же – озеро, горящее огнем и серой? Победитель получает все… И вот мне мерещится, что скоро нас всех – до последнего – вот так же выстроят в ряд и – голых – будут судить по «написанному в книгах», и никто не будет знать, что там написано и за что возвеличивают, а за что унижают, потому что будет не суд, а отбор. И там тоже был отбор, и Иоанн понял это, но не поверил себе… Будет какой-то признак, по которому из сотни отберется один, достойный войти не просто в Царство Божие – в состав Бога Единого…

– Вам бы с Петцером поговорить, – сказал Андрис. – Как бы вы хорошо друг друга поняли…

– Ну, познакомьте нас. Или сложно?

– Очень сложно. Его убили пять лет назад.

Оба помолчали. Они шли по бульвару, старому, уютному, ступая не по асфальту, а по кирпичной крошке, и Марина нагнулась и подняла с земли красный кленовый лист.

– Смерть от рака считается подарком судьбы, – сказала она, вглядываясь в лист, как в зеркало. – Кто-то недавно сказал: естественной смертью в нашей стране стала смерть насильственная. Никого это не удивляет. Многих ужасает, но не удивляет никого. Вот что странно…

– А почему должно удивлять? – спросил Андрис.

– Потому что в животном мире насильственная смерть тоже является естественной. Наиболее естественной.

– Ну, и?..

– Не знаю… Это как раз из тех предчувствий, которые еще не перешли в слова.

– Марина, – спросил неожиданно для себя Андрис, – как вы думаете, почему все так не любят Жестяной бор?

– За то, что он жестяной. Люди вообще очень ревниво относятся к машинному интеллекту, подозревая в нем соперника. Ревниво и боязливо. Особенно к непривычным его формам… и к формам, не дающим моментального отчета. Сразу начинают мерещиться тайны, заговоры, чертовщина… Это феномен не бора, а феномен людей, находящихся в бору. Они так напряжены, насторожены, так накручивают друг друга – какой там отдых… ждут – сознательно, бессознательно – что вот-вот начнется нечто страшное, лохматое, темное… – она засмеялась. – А оно не происходит. Полная фрустрация. И больше сюда ни ногой. А ребятишки местные бегают, и взрослые, которые попроще, тоже ходят. Грибов там, по границе окультуренной зоны – невероятное количество. В окультуренной зоне грибов нет, грибы ведь паразиты, бор с ними борется, оттеснил на границу… А чем вас бор заинтересовал?

Андрис подумал: сказать, не сказать? А почему бы и нет, собственно? В гробу я видел эти конспирашки…

– В вашем городе происходят уникальные события: наркоманы отказываются от наркотиков. Ну, в порядке бреда я и предположил: нет ли здесь связи? Жестяной бор – уникальная биосистема, возможно, что возникает какое-то влияние…

– Интересно, – сказала Марина. – Я про такой отказ ничего не слышала. Не верится что-то. Может быть, выдумки?

– Абсолютно точно. Ручаюсь.