Страница 17 из 93
– Возможно, – пожала она плечами. – За последние полгода я не могу припомнить ни одного безопасного дня. Тем не менее я все еще жива.
– Но не сейчас же... Враги уже близко!
– Алексей велел мне ждать его здесь. Я имела не одну возможность убедиться, что он всегда знает, что говорит.
– Кесаревна. Я не сомневаюсь в уме и честности вашего телохранителя, но – врагов больше десятикратно!
– Он велел мне ждать. До завтрашнего утра. Завтра он вернется.
– Так. А если – нет?
– Он вернется. Так гласит пророчество.
– Кесаревна, помимо пророчеств есть еще и долг! Мой долг – увести вас и укрыть от врага...
– Вы можете вместе со мной дождаться утра.
– Будет поздно... – Конрад впадал в отчаяние.
– Возможно, – она пожала плечами. – Но и у меня есть свой неисполненный долг...
– Сейчас ваш долг – позаботиться о своей безопасности!
– Вы забываетесь, потаинник.
– Простите... Да, я забываюсь. Потому что боюсь. Не за себя...
– Дорогой мой Конрад, мы уже потеряли так много, что бояться за себя нам просто глупо. Скажите, есть ли у вас план, которому вы следуете, или же просто применяетесь к обстановке?
Конрад посмотрел на нее, перевел взгляд на Афанасия. Афанасий ответил ему едва различимой ухмылкой.
– Сейчас... – Конрад прикрыл глаза, чуть запрокинул лицо, развел руки.
Постоял так. Расслабился. Кажется, последняя кровь отхлынула от его щек. Хорошо. Будем надеяться, что я не растратил все свое чутье... У меня задание... найти государя нашего кесаря. Поскольку Мечислав Урбасиан, прятавший его, погиб, а оба помогавших ему неграмотны и безъязыки...
– Но был же еще эскорт! – удивился Афанасий.
– На четыре дня Мечислав оставил эскорт. У гор Монча. На руках у него... потом... оказались кровавые мозоли. От весел, я думаю. И у помощников тоже. По времени получается...
– Вот зачем тебе Кама, – сказал Афанасий.
– Да.
– Кто вас послал? – резко спросила Отрада.
– Потаинник Юно Януар.
– С целью?
– Не допустить захвата государя нашего кесаря... живым.
– Я запрещаю вам делать это, – медленно сказала Отрада. В горле ее что-то опасно клокотнуло, и она поняла, что еще миг – и может случится... может случиться все. Она зарыдает... или убьет этого человека... или бросится бежать туда, по дороге, навстречу... – Я запрещаю, – повторила она.
– Кесаревна, – Конрад посмотрел ей прямо в глаза, – я не могу принять это запрещение. Приказы моего начальника для меня на втором месте после приказов государя нашего кесаря. Кесарь же Светозар тот приказ подтвердил. Вы можете теперь приказать мне... скажем, покончить с собой, и я это сделаю после того, как выполню приказ.
– Акрит, – яростно повернулась Отрада к Афанасию, – арестуйте этого человека! Я обвиняю его в измене и покушении на убийство кесаря.
– Ты арестован, Конрад Астион, – сказал Афанасий.
Конрад с готовностью снял с перевязи меч и подал его Афанасию.
– Отдаю себя в ваши руки, кесаревна, – сказал он со странным облегчением.
Он этого и хотел, промелькнула мысль. Отрада чувствовала, что уже не может сдерживать дрожь. Ею опять воспользовались... Дура.
– Заприте его где-нибудь рядом, – сказала она. – Я решу, что делать дальше...
Глава шестая
Дворец пропах дымом пожаров и курильниц. Трупы вынесли, кровь и нечистоты засыпали опилками и отрубями, испачканные ковры скатали – и все равно находиться там было невозможно. Император велел обставить для себя ротонду в саду отдохновений.
Ему было о чем подумать.
Уже с полуночи конные куплы и пешие тысячи неслись по дорогам на север и на запад, занимая форты и крепости, ставя охрану на мостах и перекрестках дорог. Из Порфира вышли сорок кораблей, последние корабли империи, и тоже двинулись на север, дабы блокировать побережье. С каким-то странным чувством император отметил про себя (будто не знал раньше), что степняки за все эти десятилетия так и не научились строить сколько-нибудь приемлемые корабли и ходить на них по морям...
Сейчас он не мог позволить себе никакие чувства вообще. Наблюдать за полетом бабочек и стрекоз... Отстранившись от себя, он оглянулся. Этот высокий крепкий человек с лицом скорее простонародного учителя или деревенского актера, чем потомка древнейшего рода, испытывал сейчас сильнейший страх провала, с которым справлялся привычным усилием – но избавиться, конечно, не мог. За этот страх его можно было уважать... Кроме того – вследствие все того же страха – ему хотелось быть сейчас среди войск, на острие наступления – там, где наиболее вероятны всяческие сложности. Но при всем том он отлично знал, что останется здесь хотя бы потому, что еще не все закончено с Астерием...
Потом...потом можно будет броситься в простые бои. Он понимал, что в сегодняшний вечер будет решающая битва. Все, что придет потом – решится здесь и скоро.
Солнце перевалило обеденный знак и стало красноватым в дыму горящего города. Император запретил беспокоить себя по делам даже наиважнейшим, доверив произведенному в стотысячники Феодоту решение всех вопросов. Поэтому появление маленького служки просто легко и поверхностно удивило императора, но отнюдь не разгневало и не раздосадовало.
– Государь, – быстро поклонившись, проговорил служка, – плененный чародей скончался...
– Да?..
Императору требовалось хотя бы несколько минут, чтобы вернуть себе обычное восприятие действительности. Он не дал себе этих минут, просто тронувшись в путь за семенящим служкой. Он смотрел в его зеленую с бронзовыми блестками спинку, сохраняя в себе безмятежность и упоительное бесчувствие. Жучок бежал перед ним, красивый луговой жучок...
– Тебя послали, потому что боялись моего гнева? – спросил император.
– Да, государь, – служка на бегу обернулся и на бегу же раскланялся. Они так старались...
– От чего же умер чародей? Ты был там? Видел?
– Видел, государь, но не знаю, смею ли судить...
– Говори.
– Он умер от смеха, государь.
– От смеха?
– Все поражены до глубины души, государь, никто не поймет, как это могло случиться... Он вдруг начал смеяться, все сильнее и сильнее. Около часа его пытались... успокоить. Потом он... он испустил дух.