Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 101 из 118

Взрытая красная земля вдоль реки казалась подсохшей раной.

А дальше, теряясь в синей тени, отброшенной горами, курчавился мелкий лес, серела дорога, левее сияли тронутые солнцем вершины холмов, безумная оранжево-зеленая смесь, а за ними стояло море, темное до фиолета, до цвета старого свинца, – хотя небо над водой было высоким, пронзительным и чистым. Не могло море отойти после вчерашней ночной бури...

Тень впереди буквально вздрагивала от таящейся под нею силы. Будто единое существо напрягалось там и устраивалось, выбирая ямку или кочку, чтобы упереться надежно лапами – и броситься вперед.

Сюда, на Отраду.

Мелкие же фигурки внизу готовились ни много ни мало – умереть за нее.

Злодеяние этой ночи потрясло Порфир, а чуть позже-и всю Конкордию. Мелиорские славы проникли в огромный приют, где жили и воспитывались сироты, и разрушили порохом возведенную там недавно башню для наблюдений за звездами и лунами. В бою и пламени погибли почти две сотни воспитанников...

Чуть позже стали шептаться, что башня была не просто башня, а чародейская башня для удержания штормов и что было изощренным коварством ставить ее там, среди детей; что славы детей оберегали, а вот охранники-степняки напротив – просто прорубались сквозь толпы, надеясь спасти то, что они должны были охранить – и не охранили. И что вина во всем лежит на... и опасливо делали специфический знак пальцами.

Но, конечно, эта трагедия еще не могла стать причиной мятежа.

Пока еще не могла.

Будь это дети живых родителей... тогда массовые похороны, речи, внезапный взлет бесстрашия... Здесь – даже мало кто знал, куда делись тела. А тела увозили по окрестным селам, по монастырям, зарывали на маленьких кладбищах хуторов и поместий, пригрозив хозяевам плеткой. И начало казаться, что все пройдет, что – растечется...

Далеко на севере, на безлюдном берегу, царь Авенезер, вынесенный в своем гробу на берег, медленно растянул восковые губы в усмешке и жестом велел собираться. Тут же упали шатры, скатались и повисли на шестах ковры, вьюки оседлали серых коней, люди в синем вскочили на гнедых. Гроб царя поместили на носилках, закрепленных между двумя вороными меринами. Качнулось и поплыло назад небо...

Глава пятая

С медлительностью каменного прилива армии обеих сторон стягивались к тонкой черте – речке Кипени. С каждой ночью все больше и больше костров пылало и севернее ее, и южнее. В горах схватывались отряды разведчиков, в море изредка показывались далекие единичные паруса, маячили и исчезали. Иерон не спешил, понимая, что в этой битве верх одержат не столько искусство и маневр, сколько выдержка и доблесть. И уж подавно не спешили Рогдай и Светозар... И все же такое наращивание давления не могло продолжаться долго.

...На рассвете двадцать восьмого мая Авида растолкал брат.

– Началось!.. Началось!..

– Что? – вскакивая и просыпаясь на ходу, выдохнул Авид. – Что началось?

Ему снился дом и пожар в доме.

Вокруг громко и возбужденно разговаривали, гдето выкрикивали команды; потом – ударили барабаны. Звук этих мерных ударов, отбивающих ритм чуть торопящегося сердца: ту-дум, ту-дум, ту-дум, – вдруг вскинул все внутри; жар и холод одновременно, и та быстрая торопящаяся дрожь, которая только и бывает от утреннего озноба и барабанной дроби... Десятник на ходу хлопнул их по спинам:

– На вышку, ребята!

– Но мы...

– Иссспол-нять!

– Понял, – отозвался Драган, и Авид кивнул вслед:

– Понял...

Трехногая вышка, сооруженная где-то в полутора полетах стрелы от реки, представляла собой сооружение высокое, но хлипкое, из связанных тонких стволов сосен и вообще каких-то шестов, к которому без необходимости старались не приближаться. Наверху его, на высоте тринадцати саженей, была плетеная площадка размером четыре шага на два. Таких вышек в порядках мелиорской армии стояло около сотни: для наблюдения за противником и отстрела шпионских птиц. Но сейчас, по разумению братьев, шпионить врагу уже не было смысла, а значит, и торчать на вышке не было никакой необходимости тем более таким классным лучникам...

Однако, ворча и оглядываясь, они все же добежали до вышки и вскарабкались наверх.

Там уже сидела Живана, деваха тринадцати лет из их же Особой сотни, служившая у сотника Нила по прозвищу «Хобот». Живана неплохо стреляла из новомодного лука с крестообразно натянутой тетивой, однако шпионских птиц чувствовала плохо, а потому лупила во всех подряд. Но лук у нее был хорош, это братья признали сразу, хотя и молча. Тетива этого черного причудливо изогнутого лука вначале шла очень туго, но потом с какого-то момента усилие ослабевало во много раз, и натянутую ее удерживать у плеча было очень легко. Поэтому целиться можно было неторопливо и спокойно, рука не уставала и не начинала дрожать даже после трех десятков выпущенных стрел...

Впрочем, свои – и легкие охотничьи, из которых били птиц, и длинные прямые ясеневые – луки братья все равно не променяли бы ни на что иное.

Солнце не встало, но было достаточно светло, чтобы видеть происходящее с высоты вороньего полета. Но еще не хватало света, чтобы все – и люди, и предметы, и земля – обрело объем; и были моменты, когда казалось, что пейзаж вокруг нарисован довольно грубо – на огромном круговом холсте...

На той стороне реки выстраивались щитоносцы. Высокие, выше человеческого роста, щиты были выкрашены черной краской или обтянуты черной кожей, и потому казалось, что кто-то провел над нарисованным берегом ровную черту. Потом сплошная черта превратилась в пунктир...

– Ха! – Площадка качнулась, Живана опустила лук; дикая утка сломалась в полете и свалилась кудато под ноги бегущим воинам.

Авид снял с плеча оба лука, поднял охотничий; легкая стрела сама легла на тетиву, и глаза уже привычно полуприкрылись веками, чтобы не замечать ненужного.

– Есть, – сказал за спиной Драган. И тут же выстрелил сам Авид. Голубка... Еще несколько дней назад он считал бы непристойным делом стрелять голубей.

Началось, тупо думал Рогдай, глядя перед собой. Поле грядущего сражения было перед ним как на ладони, и разве что правый фланг просматривался хуже за некстати вылезшим вперед всей гряды рябым холмом в серых полосках козьих троп; можно было бы разместить штаб на нем, но там слишком близко к изрезанным и заросшим горам, а Рогдай хорошо знал, чем грозит в бою излишняя уязвимость командования. Да и близость командира к одному из флангов неизбежно приводит к тому, что события на другом фланге кажутся ему менее значимыми – и известно о них становится с большим запозданием...