Рваный край

10

Вышло солнце, и стало жарко. Они шли по песку и скалам, направляясь на север, и остановились на ночь на песчаной полоске, окруженной странно симметричным кольцом скал. Неудобства были еще неприятнее после коек танкера, и они спали урывками и проснулись, уставшие и невыспавшиеся. Но ночь была нехолодная, а вышедшее солнце согрело их. Они открыли банку с мясом, Мэтью постарался прогнать воспоминания о хлебе.

Снова стало очень жарко, и в середине дня начали попадаться участки грязи, вначале прерывавшиеся рядами гальки, но позже непрерывными. Серо-коричневая равнина, почти лишенная выдающихся черт, уходила вдаль. В отличие от предыдущих участков пути, здесь грязь сильно высохла, иногда встречались мягкие места, но они достигали в глубину нескольких дюймов. Идти было легко, гораздо легче, чем на всем пути по морскому дну. Но угнетало впечатление бесконечности. Песок, галька, скалы остались позади, вокруг была бесконечная темная пустыня, уходившая во все стороны. Ноги их поднимали облака коричневой пыли, которая повисала в воздухе. Мэтью вспотел, Билли устал и жаловался на жару. Мэтью дал Билли воды из пластикового контейнера и немного попил сам. Воду он набрал на танкере. У нее был чистый сладковатый вкус, иной, чем у воды на Олдерни. Если бы Скиопос знал, что они взяли воду, он, вероятно, велел бы ее вернуть.

Они шли. Мэтью казалось, что они останавливаются чаще, но на более короткие периоды. Хотя ходьба утомляла, остановки – они сидели или лежали на засохшей грязи – не освежали. Через короткое время ими овладевало беспокойство, стремление идти дальше, жажда изменений. Любое изменение, любое нарушение плоского однообразия казалось подозрительным; они долго не могли оторвать от него глаз. Таких случаев было немного. Какое-то бревно, обломки небольшого корабля, путаница упавших прутьев, о происхождении которых Мэтью так и не смог догадаться. Последнее, что они увидели в этот день, оказалось подводной лодкой. Кормой она погрузилась в грязь, а нос под странным углом торчал в небо. Лодка лежала к западу от них, и за ней садилось солнце; корабль был освещен красновато-золотистым светом. Лодка выглядела слишком маленькой и грубой для современной. Реликт первой мировой войны, подумал Мэтью. Они прошли в ста ярдах от лодки и не побеспокоились осмотреть ее ближе. Оба устали, а Мэтью чувствовал, что важно пройти как можно больше, пока еще светло.

Несмотря на чувство беззащитности на открытом пространстве, эту ночь они спали лучше. Звезды ярко горели на чистом небе, а позже взошла луна в первой четверти. Мэтью проснулся ночью и с полчаса лежал, глядя в небо. В прошлом он считал небо бессмысленной путаницей точек света, непостижимых и далеких. Теперь звезды приобрели значение, они были чем-то знакомым. Весь мир изменился, только созвездия остались прежними. Мэтью снова заснул, благодаря звезды.

Часть следующего дня они шли еще по ровной грязи. С юга потянулись облака, закрыв солнце, но дождя не было. Однажды над головой пролетели птицы – стая диких уток. Неподходящее для них время года; они должны были закончить перелет задолго до землетрясения. Возможно, происшедшие изменения сбили их с толку. А может, изменились сами времена года. Впрочем, это глупость, сказал себе Мэтью. Сейчас лето, типичное лето, может, чуть лучше среднего для Британских островов. Которые перестали быть островами.

Наконец они пришли к концу равнины, и настроение у них улучшилось. Тут было много гальки, изредка скалы, выступы известняка. А также мертвый кит. Туловище его разлагалось, запах сообщал о его присутствии за полмили. На туловище кормились две или три чайки и ворона. Увидев ее, Мэтью начал надеяться, что земля близко.

И наконец они увидели ее. В середине четвертого дня после того, как они покинули танкер, Билли указал на горизонт.

– Мистер Коттер! Я думаю, это не облако. Это земля.

Утром светило солнце, но сейчас небо затянули облака. Им пришлось сделать несколько обходов, но Мэтью был уверен, что они идут правильным курсом. И все же перед ними были только галька и скалы; туманные очертания, на которые указывал Билли, находились слева – к западу, он сказал бы.

Он долго смотрел туда. Конечно, бинокль сразу решил бы проблему. Впрочем, подумал он сухо, с таким же успехом можно пожелать хорошую дорогу и «ягуар». Конечно, он не был уверен, но глаза Билли моложе; вероятно, он видит лучше.

Мэтью сказал:

– Ты думаешь, это земля?

– Да. Но я не уверен.

– Посмотрим.

Они повернули. В одном месте они увидели две стены пляжного киоска. На одной из них была надпись: «Чай, наборы для пикника, мороженое». Снесено волной, решил Мэтью. Он снова посмотрел, и на этот раз сомнений не было. Очертания стали резче, отчетливее. Они направились к большой земле.

По мере того как они подходили ближе, земля приобретала знакомые очертания. Он узнал их. Когда он в последний раз видел этот берег, тут плескались волны, ветер хлопал парусами над головой, а с крошечного камбуза тянуло запахом сосисок. Они с Фелисити проводили уикенд на яхте приятеля. Все это ушло, но он знал, что они смотрят на вход в гавань Пул. Их первоначальный курс был правильным, и если бы они не свернули, то сейчас видели бы уже Борнемут. Или то место, где раньше был Борнемут.

Приближался вечер. Небо темнело. Скоро нужно будет остановиться на ночь. Если идти этим курсом, можно еще сегодня уйти с морского дна. Эта мысль была соблазнительной. Там легче найти убежище, а утром найти дрова и развести костер. Запах сосисок из прошлого снова припомнился ему.

Но двигаться на запад значило удаляться от Джейн. Мэтью сказал Билли, что они пошли неверным путем, и они снова повернули на север. Скоро они снова увидели берег, но к этому времени уже совсем стемнело и вскоре они должны были остановиться. Они снова спали в песке, и ночью пошел дождь. Не сильный, но достаточный, чтобы разбудить и промочить их. Время до утра тянулось бесконечно.

Мэтью рассчитал, что они вышли на берег примерно в том месте, где был Борнемут. От него не осталось ни следа: огромная волна, как и на островах, уничтожила все признаки жизни. Осталась голая земля. Неужели на этих обнаженных холмах стояли отели, рестораны и ряды магазинов? Ничего не двигалось. Они поднялись по каменистой осыпи, скользя и с трудом сохраняя равновесие. Обескураживающее приземление.