Ты, Марианна

Улыбка только на мгновение промелькнула на его губах, но глаза Марианны из-под полуопущенных ресниц не отрывались от него. С глубоко скрытой радостью, с жадностью скупца, прячущего свое золото, она могла отметить результат ее усилий, когда Жоливаль освободил ее от шелкового укрытия: загорелое лицо Язона вдруг приняло странный пепельный оттенок, в то время как сжавшиеся вокруг бокала пальцы побелели. Раздался легкий звон, толстый хрусталь не выдержал, и осколки посыпались на ковер.

— Спиртное вам не идет, — пошутил Лейтон, — вы слишком нервны!

— Когда мне потребуется консультация, доктор, я сам обращусь к вам! Прошу к столу!

Ужин проходил в тишине. Гости ели мало, разговаривали еще меньше, ощущая давящую атмосферу, сразу же установившуюся в кают-компании.

Сумерки сгущались над морем, вплывая в каюту. Но они напрасно развертывали свой волшебный веер нежных оттенков от сиренево-розового до темно-синего — никто не обращал на это внимания. Несмотря на усилия Жоливаля и О'Флаерти, которые с натянутой веселостью обменялись некоторыми впечатлениями о путешествии, разговор быстро угас. Сидя по правую руку от возглавлявшего стол Язона, Марианна была слишком занята попытками поймать его взгляд, чтобы думать о беседе. Однако, как и недавно осмотрительный недотрога Бениелли, корсар старался не смотреть на соседку и особенно на ее слишком соблазнительное и вызывающее декольте.

Совсем рядом со своей рукой, на белой скатерти, Марианна видела его длинные смуглые пальцы, нервно игравшие с ножом.

Она испытывала желание положить руку на эту беспокойную плоть, утешить ее лаской. Но одному Богу известно, какую реакцию вызовет такой жест!

Язон был натянут, как готовая лопнуть тетива лука. Приступ плохого настроения, которому Лейтон добавил огня, не проходил!

Опустив голову, не отводя глаз от своей тарелки, он сидел мрачный, раздраженный, готовый взорваться.

Насколько Марианна его знала, он сейчас горько сожалел о том, что пригласил ее за свой стол.

Мало-помалу, впрочем, нервозность корсара заразила и ее. Джон Лейтон сидел напротив, и их взаимная антипатия достигла такой силы, что стала почти осязаемой. Этот человек обладал способностью заставлять ее ощетиниваться при каждом слове, хотя эти слова не предназначались ей.

Когда Жоливаль поинтересовался, как удалось кораблю по пути в Венецию пройти Отрантским каналом, где английские крейсеры, базирующиеся в Санта-Мора, Кефалонии или Лиссе, постоянно преследуют французские корабли из Корфу, Лейтон ощерился на него волчьей улыбкой.

— Мы не воюем с Англией, насколько мне известно… и с Буонапарте, впрочем, тоже. Мы нейтралы. Почему же мы должны беспокоиться ?

При имени императора, произнесенном в презрительной форме, Марианна вздрогнула. Ее ложка звякнула о фарфор тарелки. Возможно, почувствовав, что это сигнал к бою, Язон вмешался.

— Перестаньте говорить глупости, Лейтон! — сказал он ворчливым тоном. — Вы прекрасно знаете, что со второго февраля мы прекратили всякую торговлю с Англией! Мы нейтралы только на словах! И что вы скажете о том английском фрегате, который гнался за нами на широте мыса Санта-Мария? Без французского линейного корабля, чудесным образом появившегося, чтобы им заняться, мы были бы вынуждены сражаться! И где гарантии, что на обратном пути через этот проклятый канал нам не грозит то же!

— Если бы они знали, кого мы везем, англичане не преминули бы напасть на нас! Приятельницу Корсиканца! Какой удобный случай!..

Кулак Язона с такой силой обрушился на стол, что вся стоявшая на нем посуда сдвинулась с места.

— У них нет никакой возможности узнать это, а если придется, мы будем драться. У нас пушки, и, слава Богу, мы знаем, как ими пользоваться! У вас есть еще возражения, доктор?

Лейтон откинулся на спинку стула и сделал протестующий жест.

Его улыбка стала шире, но, откровенно говоря, она не шла к его мертвенно-бледному лицу.

— Нет никаких! Конечно, вполне возможно, что экипаж знает об этом. Уже идут разговоры, что присутствие двух женщин нам не принесет удачи!

На этот раз Язон поднял голову. Его горящий взгляд впился в Лейтона, и Марианна увидела, как вздулись вены у него на висках, но он сдержался. Ледяным голосом он заметил:

— Экипаж узнает, кто хозяин на борту!.. И вы также, Лейтон!

Тоби! Можешь подать кофе!

Ароматный напиток был подан и выпит в тишине. Несмотря на дородность, Тоби порхал вокруг стола с легкостью и проворством домашнего эльфа. Больше никто не пытался вести беседу, и Марианна с трудом удерживала слезы. У нее появилось неприятное ощущение, что все на этом корабле, о котором она так мечтала, отвергало ее. Язон против желания взял ее, Лейтон — ненавидел, хотя она и не знала почему, а теперь оказалось, что и экипаж видел в ней предвестника несчастья! Ее похолодевшие пальцы сжались вокруг чашки из тонкого фарфора, чтобы немного согреться; и она одним духом выпила горячую жидкость. Сразу после этого она встала.

— Извините меня! — сказала она, не в силах удержать дрожь в голосе. — Я хочу вернуться в свою каюту.

— Одну минутку! — сказал Язон, тоже вставая, как, впрочем, и остальные.

Он обвел всех взглядом, затем добавил сухо:

— Останьтесь, господа! Тоби сейчас принесет вам ром и сигары! Я провожу княгиню!

Прежде чем Марианна, не способная еще поверить в свое счастье, смогла издать хоть звук, он схватил плащ и накинул его на обнаженные плечи молодой женщины. Затем, открыв перед ней дверь, он посторонился, давая ей пройти. Летняя ночь поглотила их.

Она была глубокой синевы, полной тихо мерцавших звезд, а игравшее мелкими фосфоресцирующими волнами море создавало впечатление, что корабль плывет по небесному своду. Палуба тонула во тьме, но на полубаке собрались матросы — кто сидя прямо на полу, кто стоя у планшира — и слушали товарища, который пел.

Его голос, немного гнусавый, но приятного тембра, отчетливо доносился до медленно спускавшейся по ступенькам пары.

У Марианны перехватывало дыхание, и сердце ее трепетало. Она не понимала, зачем вдруг Язону понадобилось это свидание, но зыбкая надежда пробудилась в ней, и из страха нарушить очарование она не смела заговорить первой. Слегка опустив голову, она неторопливо шла впереди него, очень неторопливо, сожалея, что верхняя палуба не была длиной в один или два лье. Наконец Язон позвал:

— Марианна!

Она тотчас остановилась, но не обернулась. Она ждала, цепенея от надежды, раз он просто по имени назвал ее.

— Я хочу сказать вам, что… на моем корабле вы в полной безопасности! Пока я командую, вам нечего бояться ни команды, ни англичан! Забудьте слова Лейтона! Они не имеют значения!

— Он ненавидит меня! Это тоже не имеет значения?

— Он не ненавидит вас. Я хочу сказать — именно вас. Он относится ко всем женщинам с одинаковым отвращением и… с одинаковой ненавистью. И для этого он имеет веские основания: мать недолюбливала его, а невеста, которую он обожал, бросила его ради другого. С тех пор он проявляет постоянную враждебность к женщинам.

Марианна покачала головой и медленно повернулась к Язону.

С заложенными за спину руками, словно он не знал, что с ними делать, корсар смотрел на них.

— Почему же вы взяли его с собой? — спросила она. — Хотя и знали, каким должно было быть это путешествие? Вы направлялись за мной, но по своей доброй воле захватили с собой злейшего врага всего, что есть женственного!

— Потому что…

Язон на мгновение заколебался, затем быстро продолжал:

— Он не собирался провести с нами все путешествие! Он решил, что на обратном пути я оставлю его в обусловленном месте!

Должен напомнить вам, что Константинополь не был предусмотрен программой, — добавил он с горечью, ясно выражавшей его разочарование.

Сознание этого пронзило Марианну до глубины души. Она тоже обратила свой печальный взгляд к морю, скользившему мимо корабля серебристо-синей волнистой лентой.

— Простите меня! — прошептала она. — Иногда случается, что долг и признательность становятся тяжким бременем, но… это не причина, чтобы от них отказаться!.. Я так мечтала об этом путешествии, куда бы оно нас ни привело! Для меня не так важна его цель, как то, что мы будем вместе!