Темная звезда

– Монсигнор, я ждал вас.

– Я догадался.

– Я не хотел бы, чтобы вы ходили по Высокому Замку в одиночку. У нас многое изменилось.

– Как я понимаю, не к лучшему. Но я не думаю, что меня станут убивать прямо в день моего приезда. Или ты полагаешь, чем скорее, тем лучше…

– Вы шутите, монсигнор.

– Нет, я не шучу… Но меня никто не убьет. Не сможет. По крайней мере, не сейчас. А вот ты, Шани… Стефан очень привязан к тебе и к Белинде. Я думаю, девочке будет хорошо в Эланде…

– Монсигнор…

– Я почти двадцать лет был монсигнором, но сейчас, похоже, мне придется вновь стать маринером. Хотя бы наполовину.

– Но… Зачем вам нужно, чтобы Бельчонок уехала с вами?

– Сам не знаю. Просто в голову пришло. Мне вдруг показалось, что так будет лучше. Если ты всерьез решил меня сопровождать, то я иду к себе. Негоже «монсигнору» появляться на Великом Приеме в дорожном платье. И все-таки подумай. Белинде будет интересно увидеть море.

– Я подумаю…

– Это правда?! Вы уверены? – Стефан не сводил с Романа горящего взгляда.

– Уверен настолько, насколько можно в наше время быть хоть в чем-то уверенным. Я думаю, у вас есть шанс, принц, но пусть это будет нашей тайной.

– Конечно. Вы просто дали мне какое-то снадобье…

– …а Иннокентий его освятил и отслужил девять молебнов о твоем здоровье.

– Правильно, – Стефан неожиданно звонко рассмеялся, закинув назад красивую темноволосую голову, и в этот момент стал поразительно похож на Рене, – пусть после такого чуда попробуют заменить его на этого несносного Тиберия! Или Таисия.

– А эти кто такие?

– Первый – напыщенный дурак. Второй – фанатик. В худшем смысле этого слова. Ему по ночам, видите ли, святая равноапостольная Циала является и учит бороться с ересью.

– Какая гадость…

– Да уж… Но чудеса ему не по плечу, так что мы их всех обставим. Но Руи… То есть мой дядя должен знать все.

– Разумеется. Герцог – замечательный человек.

– А вы его давно знаете?

– Несколько дней, но за это время произошло достаточно, чтобы понять, что из того, что говорят о нем, – правда, а что – идиотские сказки.

– Я много слышал о вас, Роман Ясный, но никогда не думал, что именно вы дадите мне надежду. Но человеку всегда мало того, что он получил. Мне хотелось бы услышать ваши песни.

– Прямо сейчас? Что ж, это будет неплохим завершением вечера.

– Нет, Роман, Рене хотел видеть вас на приеме, и он прав. А вот завтра… Я думаю, мой дядя не откажется посидеть с нами.

– А вы тонкий политик, принц.

– Лучше Стефан.

– Хорошо. Пусть будет Стефан. Правду говорили, что вы будете достойным королем. Разумеется, Рене с моей помощью попробует вас развлечь, а если я буду не только петь, но и говорить, это никого не касается.

– Значит, до завтра? Спасибо вам.

– До завтра. – Роман вышел через ту же дверцу, через которую их впустил старый слуга. Очевидно, тот уже что-то знал, потому что в глазах эландца светилась такая радость, что Роману стало неловко. Он непроизвольно сжал руку старика и шепнул:

– Все будет хорошо, только пока это тайна.

– Понимаю, господин либр. Да хранят вас Великие Братья.

– Мне нужно попасть в Большой Зал.

– Можно по Красной лестнице, а можно через сад.

– Лучше через сад.

– Тогда пожалуйте по этому коридору до конца, там будет дверь, а там уж сами увидите. Огни зажгли, музыка такая, что не ошибетесь.

– Спасибо, друг. Береги Стефана.

– На пороге лягу…

Роман вприпрыжку сбежал по крутым ступенькам, на сердце было тревожно, но весело. Он сделал шаг к разгадке тайны и нашел друзей, которые, когда будет нужно, встанут рядом с ним. О такой удаче он не смел и мечтать. Правда, и дело, что им предстояло, было не из легких, но сегодня бард не желал думать о грустном и страшном. Для этого будет время – завтра, послезавтра, через месяц, через год. Впереди много боли и ужасов, но эта ночь его!

Сад был полон дурманящих весенних запахов. Влажная после недавнего дождя листва блестела. На лоб Роману упала прохладная капля, и он засмеялся от неожиданно охватившего его счастья. Ему хотелось петь, дурачиться, целовать девушек. Нагнувшись, эльф сорвал бледный гиацинт и прикрепил к колету. Сладкий аромат цветка вызывал воспоминания – пение соловья, темные локоны… Это было прекрасно, но впереди ждет еще лучшее. Менестрель прислушался – звуки скрипок и флейт указывали дорогу вернее любой тропинки, и эльф пошел напрямик, гибкими текучими движениями уклоняясь от нависающих мокрых веток. Ни одна кошка не могла проскользнуть так легко и незаметно, как это делал Роман Ясный. Неудивительно, что две юные особы, занятые очень важным для них делом, ничего не услышали.

Роман остановился, заметив две притаившиеся в тени фигурки, и осторожно отступил за кусты цветущего барбариса. Девушки вполголоса яростно спорили. Бард хотел тактично удалиться, но в разговоре мелькнуло имя Рене, и либр прислушался.

– Ты уверена, что он из свиты герцога? – Голосок был звонкий, совсем детский, но его обладательница обращалась с собеседницей как с несмышленышем.

– Уверена, он ехал рядом с герцогом, но его здесь нет, – в тоне слышалось горькое разочарование.

– Но герцог пришел один. И не было с ним никаких рыцарей, я спрашивала. Только воины из свиты, и все они уже тут бывали. Новенький только один, но он курносый и белобрысый.

– А у того были золотые локоны, и он был в синем плаще.

– Но у людей Рене плащи темные с серебряным подбоем и на них знак Полнолуния.

– У того был белый цветок, но он друг герцога. Белочка, он должен быть где-то здесь.

За спиной раздалось вежливое покашливание, и собеседницы резко обернулись и замерли, напомнив потревоженных котят. На залитой ярким лунным светом поляне стоял молодой рыцарь в серебристом бархатном костюме и коротком ярко-синем плаще. На груди у него красовался белый цветок, светлые волосы трепал весенний ветер. Незнакомец склонился в изящном поклоне:

– Сударыни! Умоляю вас простить меня, но мне показалось, что у вас ко мне какое-то дело. Чем могу служить?

Девушки молчали. Одна, постарше, смотрела на него с такой мукой в огромных темных глазах, что Роман растрогался чуть ли не до слез. Он узнал ее. Эта она подносила гостям вино на площади у ратуши, но в ночном саду таянка выглядела еще очаровательнее. Вторая была скорее подростком, чем девушкой. Большеротая и глазастая, рядом с красавицей-подругой она казалась лягушонком, но это ее не смущало.