Любовь, только любовь

В других отношениях она была обычной девочкой, как и все ее сверстницы, ребенком, который так быстро растет. У нее были худые руки, мальчишеские коленки, угловатые и все время покрытые царапинами и ссадинами. Движения, как у молодого олененка, который еще не знает, что делать со своими ногами, не отличались грациозностью. Ее смуглое, слегка заостренное личико с коротким носиком и большим ртом немного напоминало кошачье. Слегка золотистая, с крапинками веснушек кожа отличалась чистотой, что придавало Катрин особый шарм, к которому Ландри был далеко не безразличен, хотя скорее бы умер, чем признал это. С каждым днем ее прихоти и капризы становились все сумасброднее. Но эта ее идея далеко превосходила все прежние, даже самые нелепые.

– Почему его жизнь так много значит для тебя? – прошептал он подозрительно.

– Я не знаю, – мягко отозвалась Катрин. – Но чувствую, если он умрет, я буду очень несчастна и буду плакать… очень долго.

Она произнесла это тихим спокойным голосом, но с такой убежденностью, что Ландри отказался что-нибудь понять. Он знал, что сделает все, чтобы помочь ей. Горечь, как пилюлю, надо проглотить. Легко сказать: «Спаси пленника», тем не менее он уже задумался над тем, как воплотить в жизнь эти слова. Прежде всего это означало отбить пленника у лучников под самым носом толпы и фактически у Кабоша и Денизо, каждый из которых мог уложить его одним ударом. Даже если это и получится, что было совсем невероятно, то где они могут спрятать его в городе, когда за ним начнут гнаться, как собаки? Затем через заграждения, зубчатые стены, закрытые ворота его нужно вытащить из города. И все время они должны опасаться шпионов, предательства и обмана. Ландри считал, что это не под силу даже такому чрезвычайно изобретательному пятнадцатилетнему парню, как он.

– Они поведут его к Монфокону, – рассуждал он вслух. – Это довольно длинная дорога, но не настолько, чтобы у нас было много времени. Как ты думаешь освободить его прежде, чем он дойдет до виселицы? Вокруг столько народа, а нас только двое.

– Мы будем держаться близко к нему, – настаивала Катрин, – и найдем какой-нибудь способ.

– Хорошо, – вздохнул мальчик. – Но я на самом деле в последний раз беру тебя с собой. В следующий раз ты захочешь, чтобы я Бастилию взял голыми руками.

Когда Ландри и Катрин добрались до улицы Сен-Дени, то очень устали и тяжело дышали, но их радовало то, что они опять были рядом с Монсальви и его конвоирами. К счастью, последние часто задерживались по дороге из-за орущих и поющих толп горожан. Некоторые из них шли на помощь штурмующим Бастилию, в то время как другие направлялись к особняку д'Артуа – резиденции герцога Бургундского.

Конвой в очередной раз остановился, когда Ландри и Катрин догнали его. Капелюш, палач, сделал остановку, чтобы дать возможность проходившему мимо монаху-августину отпустить грехи осужденному и примирить его перед смертью с Богом. Скорее страх, чем благочестие, заставил монаха согласиться на это, но, когда процессия двинулась дальше, он зашагал рядом с пленником, перебирая четки и бормоча молитвы.

– Хорошо, что они идут туда пешком, – прошептал Ландри. – Если бы они решили везти его и посадили в повозку, у нас не было бы никакого шанса.

– Ты уже что-то придумал?

– Не уверен. Но уже темнеет, и, если я найду одну вещь, которая мне нужна, мы сможем провернуть это дело. Но мы еще не придумали, где спрятать его.

В этот момент к ним присоединилась толпа студентов и гулящих женщин, прибежавших, чтобы сопровождать процессию к виселице. Ландри замолчал, но предосторожность была излишней. И студенты, и проститутки, разграбив таверну, были вдрызг пьяны и, шатаясь от одной стороны улицы к другой, орали во всю глотку.

– Самое лучшее, что можно сделать, – прошептала Катрин, – это спрятать его в подвале нашего дома. Там есть небольшое окно, которое выходит на реку. Он не сможет оставаться там долго, но…

Предложение Катрин понравилось Ландри, так как воплотить остальное не представляло труда.

– Ночью я угоню лодку и подплыву к твоему дому. Все, что он должен сделать, – это спуститься по веревке в лодку и плыть, высадив меня где-нибудь по пути, вверх по реке вплоть до Корбейля, где граф Бернар д'Арманьяк расположился лагерем. Конечно, ему придется преодолеть цепи, натянутые поперек реки между Ла Турнелем и Волчьим островом, но это сейчас сделать нетрудно… нет луны. Во всяком случае мы сделаем все, что сможем, а остальное зависит от него самого и провидения. Если мы сможем сделать это, мы победим.

Девочка молча сжала его руку. Новая надежда заставила ее затрепетать от возбуждения. Быстро стемнело. Люди зажгли факелы; свет от них бросал дрожащий отблеск на ближайшие дома с их нависшими карнизами, позолоченными и разрисованными вывесками и маленькими окнами в свинцовых переплетах, скользил и бегло освещал разгоряченные лица толпы.

Гам стоял оглушающий и казался неуместным аккомпанементом для последних мгновений жизни человека, идущего к виселице. Ландри вдруг увидел то, что искал, и удовлетворенно усмехнулся.

– А вот и мы! – воскликнул он. – Я надеюсь, что со всей этой шумихой их здесь может быть несколько штук.

То, что доставило ему такое удовольствие, оказалось хорошей, толстой свиньей, которая как раз появилась из-за угла улицы Доминиканцев, выискивая сочные капустные листья. Такие вот две упитанные свиньи под присмотром монаха целый день бродили по улицам Парижа в поисках съедобных отбросов или роясь на помойках.

Как все монастырские свиньи, эта носила на шее синий эмалевый крест-эмблему обители Святого Антония. Свинья остановилась, чтобы дожевать капустный лист, у подножия большого резного столба Иесеева Древа, стоящего на углу одного из домов, Ландри подтолкнул Катрин.

– Вторая свинья где-то рядом. Иди дальше без меня. Я встречу тебя у Монастыря Божьих Дев. Приговоренные к смерти всегда останавливаются там, чтобы сестры могли преподать им утешение. Монахини ждут на ступенях храма: они предлагают им кубок вина, три куска хлеба и дают распятие для поцелуя. Стража в это время ослабляет внимание. Этим я и воспользуюсь. Ты должна быть готова бежать, как только я дам сигнал.

Говоря это; он все время следил за свиньей. Окончив есть, животное повернуло на улицу Доминиканцев, где, по-видимому, находилась вторая свинья и пасущий их монах. Катрин следила за Ландри, который начал охоту. Юноша и свинья скоро исчезли из виду в темноте улицы. Она снова осталась одна. Впервые за день она ощутила усталость. Возможно, это было связано с тем; что рядом не было Ландри. Ступни и каждый мускул ног болели. Но тут в свете факелов показалась золотоволосая голова Мишеля, и она почувствовала, что силы возвращаются к ней. Она поспешила за процессией и протиснулась в ее середину.

Пробираться сквозь толпу возбужденных, толкающихся, агрессивно настроенных людей, ни один из которых не уступал дорогу, было не только трудно, но и опасно – удары сыпались на нее со всех сторон, но чувство, которое толкало Катрин вперед, было сильнее этого. Ей удалось пробиться почти к самой охране. Она видела высокую фигуру пленника между двумя стражниками в нескольких шагах от себя. Он шел прямо с высоко поднятой головой, размеренным шагом, степенно и так гордо, что Катрин замерла в восхищении. Спотыкаясь и стараясь не отставать, она бормотала все молитвы, которые знала, сожалея, что не так искушена в этом, как ее сестра Лоиз, знавшая молитвы для любого случая жизни и для каждого святого на небесах.

Вскоре процессия достигла монастыря Божьих Дев. Сестры уже ожидали прихода осужденного. Они стояли, опустив глаза, на ступеньках церкви вокруг настоятельницы, которая держала в руках распятие, и походили на черно-белые изваяния. Одна из них держала хлеб на подносе, другая – кувшин и кубок. Конвой остановился, сердце Катрин замерло. Это был тот самый подходящий момент, но Ландри нигде не было видно.

Палач схватил конец веревки, которой были связаны руки Мишеля, и обмотал ее вокруг своего запястья, чтобы подтащить пленника к ступеням церкви. В этот момент; когда толпа расступилась, чтобы дать им пройти, дикий, страшный визг прорезал воздух. Две свиньи, пронзительно визжа, выскочили из ближайшей улицы и бросились на солдат с такой силой, что сбили с ног четверых из них. К хвостам несчастных животных были привязаны пучки горящей пакли, что и вызвало из визг и ярость. Несколько зажженных факелов упало в толпу, обжигая людей. Сумятицу усиливали свиньи, от боли и страдания бросившиеся на стражников. Некоторое время стоял такой переполох, что никто не заметил, как Ландри, появившийся вслед за свиньями, разрезал веревку, соединявшую Мишеля с палачом, и толкнул его в узкую темную улицу, расположенную напротив монастыря. Занятые осмотром своих ран и ушибов, никто, не заметил побега. Кое-кто из бравых солдат пытался поймать свиней. Катрин была единственной, кто по заслугам оценил блестящую операцию, которая делала честь Ландри, его отваге и находчивости. Она бросилась за ними в узкую улочку, спотыкаясь в темноте о камни и валяющийся мусор и скользя в грязи.